Под подозрение властей киевский книготорговец попал за продажу… Детективов, изданных за рубежом
«Уже в самом слове «коллекционер» таилась опасность, а значит, угроза режиму»
То, что в Советском Союзе жил самый читающий народ, не выдумка. Читали много и читали везде: в метро и парке, на остановке автобуса и детской площадке… Партия, однако, пристально следила за содержанием чтива — дозволенное или крамола? И где только киевляне доставали то, чего не было на прилавках…
Адреса — в книге Якова Бердичевского «Бердичевы сказы». Конечно, лучше было бы эти самые «сказы» услышать непосредственно из уст автора. Но Яков Исаакович путешествует по дальним заграницам. Поэтому будем искать адреса в его книжке.
Один из них — букинистический отдел окружного военторга, где работал Яков Радзиховский.
Полиглот с феноменальной памятью, о книгах он знал, кажется, все: в частности, где можно купить подешевле и продать подороже, а значит, заработать. Особую нежность испытывал к раритетам, поэтому неусыпно следил за их владельцами. Работал Яков Рафаилович в букинистическом отделе окружного военторга. В большом торговом зале книги были педантично классифицированы, систематизированы и расставлены на полках открытых стеллажей. Никаких «заставок»! Но отдел имел подсобку, а уж ее содержание знали только сам Яков Радзиховский и его коллега Александр Бевзо. И, конечно, имели свою клиентуру.
В отличие от этих «официальных» книговедов, Иосиф Казновский, можно сказать, раздваивался. Он работал товароведом в Лавке писателей Укрлитфонда на улице Владимирской и держал при этом «ларь» в парке Шевченко. Кто бы ни пришел в Лавку — заместитель председателя Совета Министров поэт и писатель Микола Бажан или нищий фанатик-библиофил, Казновский относился ко всем одинаково. В той же Лавке работал Семен Лер — этот человек не просто продавал книгу, а искал того единственного любителя, которому она должна была достаться по праву.
Яков Бердичевский вспоминает, как Семен Лер доказывал военному писателю Виктору Кондратенко, что он просто обязан приобрести подборку книг о русско-японской войне, одна из которых была посвящена однофамильцу писателя — герою Порт-Артура генералу Кондратенко (под чьим руководством созданы первые ручные гранаты и электризованные проволочные заграждения). Лер все это сообщил Виктору Андреевичу единым духом и в такой форме, что и допустить было невозможно, что военный писатель мог этого не знать. Впоследствии Виктор Кондратенко признался: о заслугах генерала-однофамильца ранее даже и не подозревал. И подтвердил: книги ему весьма пригодились в его труде.
А что же такое «лари»? Это были самодельные витрины площадью три-четыре квадратных метра, изготовленные таким образом, что могли закрываться. Они занимали особое место в книжной торговле. Держали их люди образованные и начитанные, но по личным мотивам не желавшие «вливаться» в систему государственной книготорговли. Например, на Большой Подвальной был «ларь» Шора — «ученого с внешностью индийского набоба». Шор разбирался в индийских языках и торговал «научными» книгами. А «ларь» на Дмитриевской держал бывший военно-морской атташе Николай Логинов. На Вознесенском спуске — Константин Новиков. Книготорговец же Андрей Канивец, не желавший работать на «живодерную власть» и открыто об этом оравший (именно орал, поскольку был глухим), торговал прямо возле разостланного на земле мешка с «товаром». Свое книжное богатство Канивец хранил в комнате большой коммуналки и в сарае — в полусгнивших картонных, плетеных, деревянных коробках. Продавать что-либо ему удавалось крайне редко, так что оставалось загадкой — на что он жил.
Одним из постоянных покупателей Канивца был Михаил Эттингер, который работал в Киевкниготорге «цензором». В его обязанности входило ознакомление с книгами, приобретенными книжными магазинами у «населения», и принятие решения: что давать в продажу, а что нет. На книгах, разрешенных к продаже, ставился штампик «ЛИТ». Яков Бердичевский удивляется: как это беспартийному еврею доверили такое важное дело? Видимо, среди партийных граждан «органы» не могли найти человека более образованного.
Наряду с держателями «ларей» существовали так называемые холодные букинисты — эти торговали «вразнос», то есть обслуживали библиофилов на дому. К примеру, дочь расстрелянного священника Анна Борзаковская. Она распродавала семейную библиотеку, не представляя ее ценности. Продавщице важны были вид и вес книги! Впрочем, иные покупатели были под стать Анне Николаевне. Ведь не секрет, что во времена, когда слыть интеллигентным человеком было престижно, и мясники заводили библиотеки… чтобы украсить интерьер своих квартир.
Были среди «холодных» букинистов и знающие люди. Их звали «спекулянтами», — они же себя чувствовали коллекционерами. Но уже по самому своему определению в слове этом таилась опасность, и, если угодно, угроза режиму, утверждает Яков Исаакович.
«Боже мой! Сколько прожил, сколько пережил, а ни разу не сидел!.. »
В компетентных органах на каждого коллекционера заводилась карточка. Некоторые и за решетку попадали. Канивец часто удивлялся: «Боже мой! Сколько прожил, сколько пережил, а ни разу не сидел!.. » А вот Евгений Фримерман попал в места не столь отдаленные за продажу эмигрантских изданий. Торговал он исключительно детективами, но… изданными за рубежом — и этого было достаточно, чтобы попасть под подозрение.
Впрочем, в логике власти не откажешь. Если человек имеет «ходы» на Запад, значит, может по ним получать не только детективную литературу. И — распространять! Чтобы отследить его связи, нужно бы приставить к нему группу сыщиков. Зачем, если проще его самого упрятать за решетку?
Время от времени к следователям попадала и клиентура книготорговцев. Не избежал этой участи Яков Бердичевский. Следователь ему попался не особого ума. «А вот мое хобби — охота», — заявил он. На что Яков Исаакович ответил: мол, если его, следователя увлечение — убивать, то его, Бердичевского, и таких, как он, — сохранять.
И ведь действительно сохраняли! Хотя предметы интереса у книголюбов были разные. Например, вошел в историю собиратель эротики Григорий Кушнерев. Хотя такие книги, как «Нагота в искусстве», «Мужчина и женщина», «История нравов», сегодня не привлекли бы того внимания к собирателю, какое было в глубокие советские годы. Кадровому офицеру Роману Маевскому откладывали (или несли) книги по истории русской армии. Брату расстрелянного поэта Бенедикта Лившица Михаилу Наумовичу — материалы по Киеву, в результате чего он составил уникальную коллекцию. Жена невропатолога-травматолога Оскара Рабиновича собирала библиотеку по неврологии, но сам Оскар Аронович (по прозвищу Скарроныч) отличался широтой интересов. Как и известный киевский адвокат Павел Дорф, и актер-чтец Ростислав Ивицкий…
И сегодня некоторые книги на «Петровке» продаются «из-под полы»
Так или иначе собирались библиотеки, но служили они не только их обладателям. Библиотека художника Катонина (кстати, постоянного клиента Радзиховского) со временем обогатила Научную библиотеку Академии архитектуры — благодаря тому, что ее не выпускала из виду директор Мария Гридина. После ликвидации Академии ее ученица Галина
Яблонская передала фонд Госстрою УССР.
Сам Бердичевский интересовался многим, но известность приобрел как пушкинист. Его коллекция легла в основу киевского Музея
А. С. Пушкина, благодаря ему же и созданного. Помогал Яков Исаакович комплектовать и другие музеи Киева. В частности, после смерти Бевзо он приобрел у наследниц-дочерей украинистику для Музея народной архитектуры. Впоследствии фонд был передан Обществу охраны памятников истории и культуры в Киево-Печерской лавре.
Впрочем, порывы такого рода не всегда встречали понимание. Пример тому — история творческого архива поэта Николая Ушакова. Дирекция создававшегося Музея литературы поначалу архив отвергла, но потом все-таки приобрела. А вот от личного архива (переписки Ушакова с деятелями украинской культуры, литературы и искусства) отказалась. Бесценные документы были отправлены дарительнице-наследнице в Ярославль. Но она жила в коммунальной квартире, куда невозможно было завезти даже лишнюю книгу. И материалы едва не сдали во вторсырье! Спасло их только то, что поэт по рождению был ярославец, и архив принял директор Музея Николая Некрасова.
Не всем книжным коллекциям, однако, так повезло. Книги из собрания судмедэксперта Шепелевского Яков Бердичевский как-то увидел… на мусорной свалке во дворе дома, где жила семья: «… Я увидел возвышающиеся
«гималаи» грязных и вконец изорванных французских книг».
Но это случилось в 60-е годы, а в 70-х народ, оправившийся от войны, уже массово погрузился в чтение. Как и в других крупных городах, в Киеве образовался любительский книжный рынок, пополнившийся, кстати, и литературой, завезенной из-за границы. На рынке можно было купить Ахматову в типографском исполнении и самиздатовского Булгакова. Только в 1997 году книжный рынок «Петровка» получил официальную прописку. Чего там только нет! Но и сегодня некоторые книги продают из-под полы.
Зато библиофилы из подполья вышли.
- При Музее истории Киева и Музее Михаила Булгакова действует общество книголюбов под названием «Суббота у Бегемота», — рассказывает директор Музея Михаила Булгакова Анатолий Кончаковский. — Возглавляет общество человек удивительной судьбы и страстный собиратель книг Михаил Грузов. А состоят в обществе люди самые разные и книги они коллекционируют тоже разные. Сегодня нельзя собирать все: кто интересуется искусством, кто — наукой. Кто книгами о книгах, а кто — о библиотеках. Кстати, мы издали справочник о библиотеках киевлян. Хотелось бы его расширить. Поэтому, пользуясь случаем, прошу откликнуться всех обладателей интересных собраний. Мы включим их в справочник, и это пойдет на пользу и книгам, и людям, которые продолжают их любить.
430Читайте нас у Facebook
