Лариса кадочникова: «я иногда думаю, что было бы со мной, останься я с ильей глазуновым. Мне становится страшно… »
Лариса Кадочникова к своему юбилею написала книгу. Давно пора было. Потому как рассказать ей есть что. Дочь известной актрисы Нины Алисовой, муза знаменитого художника Ильи Глазунова, любимая актриса Сергея Параджанова, Лариса Валентиновна и сегодня чертовски хороша собой. Причем уверяет, что никогда не прибегала к услугам пластических хирургов. «Вот что значит порода», — говорит, улыбаясь, Кадочникова.
«Тамара Макарова шутила, что своим носом я могу проткнуть экран»
- В театральных кругах только и судачат о том, что Лариса Кадочникова сделала подтяжку лица.
- Чепуха! Ну посмотрите сами, шрамов-то никаких нет! (Лариса Валентиновна смело поднимает два задорно торчащих по сторонам хвостика волос. — Авт. )
- И правда, не видно.
- Я же говорю. Просто каждое утро начинаю с маски, которую делаю сама. Смешиваю творог, сметану, оливковое масло, лимон, накладываю на лицо, а через двадцать минут снимаю. И так каждый Божий день. С тридцати лет. Когда-то прочла, что это любимый рецепт английской королевы. Еще протираю лицо заледенелой веточкой сирени. Они хранятся у меня в холодильнике целый год.
- Скорее всего, это у вас наследственное. Ведь ваша мама, актриса Нина Алисова, тоже была красавицей.
- И, кстати, ничего особенного с лицом не делала. Мама обладала просто магнетическим обаянием, мужчины влюблялись в нее с первого взгляда. Просто фантастика! Она почти не красилась, лишь немного подводила глаза. Волосы у мамы были тонкие, поэтому она иногда надевала парик. У нее было два парика из натуральных волос черного цвета.
- Вы похожи на маму?
- Разве что каким-то поворотом головы, глазами. Но импульсивность точно мамина. Мама была скуластая, с миниатюрным носиком. Мой же становился предметом постоянных расстройств. Я спрашивала маму: «Ну почему у тебя и брата маленький носик, а у меня длиннющий?»
- Рассказывают, что даже великая актриса Тамара Макарова его замечала.
- Она шутила: «Ты можешь проткнуть им экран». Мы с Макаровой и Сергеем Герасимовым жили в одном доме. Тамара Федоровна была эдакая холодная красавица. Мы, девчонки, от нее просто балдели. Макарова выходила из машины королевой, а мы выстраивались возле парадного и следили за каждым ее жестом.
- Сергей Герасимов, говорят, был довольно свободных нравов.
- Постоянно увлекался женщинами! У него были бесконечные романы. Сергей Аполлинариевич — настоящий красавец. Актрисы, снимавшиеся в его картинах, повально в него влюблялись. Но это совершенно не отражалось на его семейных отношениях с Макаровой. По крайней мере, на людях они держались как образцовая семейная пара. То же самое было и во ВГИКе, где оба преподавали. Хотя вокруг студентки, столько соблазна…
- Это вы о себе?
- И о себе тоже. Во ВГИКе я уже была уверена в своей неотразимости. У меня появилась масса поклонников. Я была худая, вся какая-то изломанная, нервная…
- К тому же имевшая в любовниках одного из самых перспективных художников Советского Союза — Илью Глазунова.
- Три года длился наш роман с Ильей. Все о нем знали. Глазунов был старше меня на восемь лет и вел себя очень уверенно. Он мог запросто во время лекции открыть дверь и потребовать меня. Я просто умирала от любви, но Глазунов меня измучил. Он из породы гениальных людей, которые по своей природе очень жестоки, требуют полного подчинения себе.
- Вам было лет восемнадцать?
- А выглядела я вообще на тринадцать! Во вгиковских работах мне давали играть больных мальчиков и умирающих девочек. На пляже я стеснялась ложиться на спину! У меня все проваливалось. Лишь глаза горели, как у безумной. К тому же я их сильно красила, как хотел Глазунов. Он говорил, что я должна пользоваться и очень яркой помадой для губ. Представьте — белое прозрачное лицо, алые губы и горящие глаза. У меня было всего два платья: черное длинное бархатное, которое я купила у сокурсницы за копейки, и из тафты с золотой полоской. Вот я их и меняла.
- Глазунов не делал вам дорогих подарков?
- Я у него ничего не просила. У меня не осталось даже ни одного моего портрета, хотя в его музее их аж пять! Но что касается денег, то он никогда их не жалел. Бери, одевайся. Бриллиантов тогда не дарили. У мамы были только золотые сережки и жемчужное колье. И то из искусственных камней. Помню, как-то пришла к Илье в клипсах, которые стоили копейки. Он их сорвал со словами: «Это никогда не носи».
- Илья Сергеевич предлагал вам выйти за него замуж?
- Никогда. За три года нашего романа я сделала от него два аборта. Шутка ли! Я чуть не сдохла. Хотела бросить институт. У меня каждый день шла носом кровь. Страшно! Ведь после этого я так и не смогла родить. Но Бог ему судья. Когда была беременна в первый раз, мама узнала, пригласила Илью домой и сказала: «Вы должны что-то решить. Нельзя так издеваться над девочкой». На что Илья ответил: «Я Ларису люблю. Но ни о каком замужестве не может быть и речи. Я никогда не разведусь с женой».
- Но ведь вы могли оставить ребенка.
- Я хотела это сделать и сказала ему об этом. Но мама и Илья настояли, чтобы я сделала аборт. И первый, и второй раз. Конечно, жаль…
- Дети у Глазунова есть?
- Сын. Он очень верующий, художник. И дочь, как две капли воды, похожая на его жену Нину.
- У нее ведь какая-то трагическая судьба?
- Илья обладал демонической властностью. Нина полностью ему покорялась и при этом была предана. Она знала, что муж ей постоянно изменяет. Даже писала мне письма: «Ты — небо, я — земля… » Удивительная женщина. Кстати, очень красивая. Она погибла, когда открывалась очередная выставка Глазунова. Выбросилась из окна, надев на голову меховую шапку. Чтобы и после смерти быть в его памяти красавицей… Знаете, я иногда думаю, что было бы со мной, останься я с Глазуновым. Становится страшно… О карьере актрисы и не мечтала бы.
«Меня целый год пробовали на роль Наташи Ростовой»
- Вы снимались в кино во время вашего романа?
- Я буквально на глазах таяла. У меня было постоянное головокружение, ведь ничего не ела. Но работать и репетировать приходилось все равно. Помню, во время съемок оператор заламывал руки: «Как снимать тебя?!» Мне подкладывали грудь, попу. Выдавали худобу лишь руки — тоненькие косточки.
- Куда же смотрел Глазунов? Вы жаловались, что вам плохо?
- Я была как туберкулезник. Ведь они становятся очень красивыми. Появляется румянец, глаза горят. При этом возникает сумасшедшая сексуальность.
- Ваш возлюбленный был сексуальным мужчиной?
- Очень любила его и внимания на такие вещи не обращала. Илья был полноватым, немного мешковатым, с удивительными глазами. Обладал каким-то непередаваемым магнетизмом. Женщины буквально падали к его ногам.
- И все-таки вы ушли от него.
- Наступил момент, когда наши отношения продолжать стало невозможно. Я заканчивала ВГИК, собиралась поступать в театр. В это время у Глазунова наметилась выставка в Польше. Чиновники решили, что не должны быть у советского гражданина и муза, и жена. Илье поставили условие. Помню, мы встретились возле его мастерской часов в десять вечера. Это был февраль, шел снег. Глазунов говорит: «Лариса, мы расстаемся… » Я лишь тихо сказала: «Так будет лучше для двоих». Наша любовь превратилась в язву, болезнь. Я пришла домой вся в слезах. Мама, узнав в чем дело, воскликнула: «Боже, да это же счастье!» Я прорыдала всю ночь. Илья не прекращал звонить по телефону, но трубку я так и не сняла. На этом наш роман закончился. Наступило мое возрождение.
- Позже вы не виделись с Глазуновым?
- Лишь однажды, через десять лет. Я принесла ему в мастерскую свои рисунки. Илья не обратил на них никакого внимания. Посмотрел, как я выгляжу, спросил, зачем надела брюки. Ему это очень не нравилось. «Женщинам нельзя носить брюки!» — всегда говорил он. Мы немного поболтали, он похвастался, что таки добился создания своего музея. Расстались и больше никогда не виделись. Да меня он уже не интересовал.
- После ВГИКа вы попали в один из самых модных московских театров — «Современник». Мама помогла?
- Нет! Мама поклонялась эстетике совершенно другого театра, классического, — МХАТа. А «Современник» в конце семидесятых годов прошлого века был молодым театром, в котором работали актеры в возрасте до 35 лет. Тогда им руководил Олег Ефремов. Галина Волчек была его заместителем, а Олег Табаков состоял в труппе. Я попала в театр случайно. Пришла на прослушивание со своим однокурсником. Он очень хотел попасть в «Современник», где требовался социальный герой. Я просто подыгрывала ему в сценке. Смотрел нас весь коллектив, кроме Ефремова. Человек тридцать. Поскольку я знала, что меня не возьмут, совершенно не нервничала и очень легко играла. Ко мне подошла Волчек и спросила: «Лариса, не хотите в «Современник»? Я была просто ошарашена. «Мечтаю!» — сказала я. А моего сокурсника не взяли.
- Это правда, что именно вы должны были сыграть роль Наташи Ростовой в знаменитой картине Сергея Бондарчука «Война и мир»?
- Меня пробовали на роль Наташи целый год. Бондарчук даже Ефремову объявил, что берет меня. Ефремов ответил: «Все снимаются, театр разваливается, но Кадочникову на роль Наташи отпущу».
- Но в результате ее сыграла Людмила Савельева?
- Видимо, я раздражала кого-то из помощников Бондарчука. Они нашли в Питере 17-летнюю балерину. А Бондарчук все время говорил, что Наташа Ростова должна двигаться, как балерина. Савельеву утвердили за неделю. А мне ничего не сказали. Вот вам жестокость кино. Я позвонила на студию, а мне говорят: «Лариса, извините, мы нашли другую актрису». Как я рыдала!.. Слава Богу, что были роли в театре.
- Сколько вы проработали в «Современнике»?
- Три года.
- Рассказывают, что Олег Ефремов был падок на женский пол.
- Ефремов был очень интересный мужчина. В него влюбилась актриса Нина Дорошина, у них вспыхнул роман. Моя мама все беспокоилась обо мне, говорила: «Смотри, Лариса, Ефремов не пропускает ни одной юбки». Но между нами ничего не было. Олег Николаевич — потрясающий артист! Мог так разгромить спектакль, что не оставалось мокрого места. Единственной его слабостью было то, что любил выпить. Случались запои и по десять дней. Но потом трудился день и ночь.
- Работая в «Современнике», вы уже были женой оператора Юрия Ильенко?
- Да. Мы встретились сразу после моего расставания с Ильей Глазуновым. Оказалось, что Юра давно «положил на меня глаз». Мы вместе учились, только он на операторском отделении. Юра был очень красив: подтянутый, глазастый, высокий. Расписались очень быстро. Я тогда заканчивала ВГИК, мы провели несколько дней вместе, и супруг уехал на съемки картины в Ялту. Его распределили в Киев, на студию имени Александра Довженко. Я же уезжать никуда не собиралась.
- Как вы планировали жить дальше?
- Об этом вообще никто не думал! Было море цветов, страданий. Юра меня ревновал, переживал, что мы не вместе, приезжал чуть ли не каждую неделю из Ялты в Москву. Я же блистала в театре.
- Это Ильенко познакомил вас с Параджановым?
- Конечно! До встречи с Сергеем я о таком режиссере даже не слышала. Помню, как-то в Киеве шла с мужем по улице Горького. Смотрю — прямо на тротуаре, на чемоданчике, сидит человек восточной внешности. В черном костюме, с бородкой. Мне он показался очень старым. Юра нас представил: «Это Лариса, моя жена. А это Параджанов». И тут Сергей воскликнул: «Это же Маричка! Я больше никого пробовать не буду». Он был просто счастлив.
- А вы?
- На роль в фильме «Тени забытых предков» я долго не могла решиться. Ездила в Киев на пробы, Юра постоянно твердил, что мы должны жить вместе. И в результате я ушла из «Современника». Мама была в шоке.
- Это совершенно непонятный поступок!
- Такое впечатление, что я действовала под гипнозом. Принесла заявление Олегу Ефремову и говорю: «Съемки затянутся на целый год, у меня муж в Киеве, и я хочу жить с ним». Ефремов зло на меня посмотрел и тут же подписал заявление. Для Олега Николаевича мое решение было преступлением по отношению к театру. Ради мужа уйти из «Современника»! Он мне этого никогда не простил.
- Вы жалели потом об этом?
- Когда Ильенко поступил со мной предательски… Но время уже ушло.
- Зато вы снялись в гениальной картине Сергея Параджанова «Тени забытых предков».
- Сначала мне было очень сложно. Я приучена к театральной школе, где разбирается каждый характер. У Параджанова ничего подобного не было. Он вообще не работал с актерами. Сергей как бы писал картину. Он чувствовал индивидуальность актера, и этого было достаточно. Но я так не могла, и через какое-то время сказала Параджанову, что мы с Ильенко решили уйти из картины. Он ответил: «Я понимаю, я не тот режиссер. Юра может уходить, а тебя, Лариса, я не отпущу». Такой хитрый ход. В конце концов мы остались.
- Вы были дружны с Иваном Миколайчуком?
- Иван — загадочная фигура. К нему очень сложно подобрать ключик. Я так и не сумела этого сделать. Юра дружил с Иваном, а я нет. Миколайчук говорил фразами-загадками и открывал душу, наверное, только своей Маричке… Одно время поговаривали, что между нами был роман. Ничего подобного! Камера обманчива. Мы оставались чужими всегда, несмотря на то, что снялись вместе в четырех фильмах.
- Параджанов был в вас влюблен?
- Сергей любил красивых женщин. Хорошо ко мне относился, нежно. Но он видел, что Юра меня любил, мы красивая пара, поэтому никаких намеков не делал. Его всегда окружали необыкновенные женщины, просто фантастической внешности. Он заваливал их подарками.
- Об этой черте его характера говорят все.
- Уйти из дома Параджанова без подарка было невозможно. Помню, как-то друг Сергея, поляк, подарил ему дорогущие швейцарские часы-колокольчики на цепочке. Он, конечно, сразу их надел и пришел на студию. В коридоре ему повстречалась я. «У меня для тебя подарок», — говорит и надевает мне на шею колокольчики. Я счастливая, бегу, всем показываю и тут же встречаю поляка, подарившего часы. Он был в шоке! Страшно негодовал. Кстати, часы у меня так и остались. А иногда, бывало, подарит Сергей что-то, а через день звонит: «Лариса, отдай». Потом я набралась наглости и отвечала: «Не отдам». Хорошее, веселое было время. Кроме творчества, нас ничего не интересовало.
- Вы получали приличные деньги за съемки?
- Сначала была ставка 15 рублей за съемочный день. Потом ее повысили, и я купила шубу. За одну из картин ковер приобрела. На хорошую квартиру денег так и не накопила. Думали, государство о нас позаботится. Я получала 160 рублей, нам хватало. Мы ни в чем себе не отказывали, копили на машину. К нам часто приходили в гости Костя Степанков, Бодя Брондуков, Иван Миколайчук.
- Вы дружили с Адой Роговцевой?
- Не очень долго. До «Бесприданницы». В Театре русской драмы им. Леси Украинки мы репетировали вместе с Адой. Она играла в премьере, я должна была выйти в следующем спектакле. Но получилось так, что появилась на сцене лишь, когда пьеса шла 29-й раз. Мы с Юрой очень переживали, ведь в «Бесприданнице» блистала моя мама. Это была знаковая для меня роль. До сих пор больно…
- Сколько лет вы прожили вместе с Ильенко?
- Двадцать. Я перестала быть его музой. У Юры начались неудачи, и он обвинил во всем меня. Потом оказалось, что он мечтал о детях, а я не могла родить. Неприятная история, мы некрасиво разошлись. Теперь Ильенко со мной даже не здоровается. Он совершенно изменился, я его просто не узнаю. Когда мы с ним расставались, он сказал совершенно чудовищную фразу: «А знаешь, для меня самое главное — постель!» И это говорит мужчина женщине, с которой прожил свои лучшие 20 лет!
- Сейчас-то вы счастливы?
- Абсолютно! Я спокойна, окунулась в домашний уют. Муж Михаил Саранчук, отказавшийся от собственной карьеры (одно время он был директором Театра русской драмы им. Леси Украинки. — Авт. ), заботится только обо мне. Я ничего не понимаю в
денежных делах. Дом и дача на его плечах. Миша — моя самая главная удача в жизни. Без надежного мужчины рядом я бы не прожила. В этом смысле я — абсолютная ЖЕНЩИНА!
|
Таисия БАХАРЕВА
6602
Читайте нас у Facebook
