Первого сентября мальчиков сажали верхом на лошадей, а потом детям давали немного водки или наливки
В горшке ставился разукрашенный куст чертополоха
Празднование 1 сентября было чем-то похоже на наш Новый год. Поутру в домах горожан, в цехах и на Житнем рынке устанавливалось какое-нибудь «зелено-кудрявое» деревце. Это могла быть та же ель или сосна, или рябина с шапками красных ягод — любимое дерево старого Подола, им были обсажены лучшие его улицы. Но чаще всего в центре новогодних торжеств оказывался огромный, усыпанный корзиночками багряных соцветий куст чертополоха, срубленный где-нибудь на склонах Замковой горы. Нетрудно представить, как празднично выглядел он, увитый яркими лентами, увешанный разноцветными киевскими пряниками, спелыми яблоками, гирляндами бус и просвеченный насквозь ягодами брусники, насаженными на его длинные шипы.
На верхушке и ветвях зажигались, как и в наши дни, свечки — символы животворящего света небес. В это же утро во многих усадьбах, где чтились обычаи праотцов, совершался древний обряд обновления огня: накануне в городе тушили все огни, кроме лампадок, а 1 сентября с восходом солнца вытирали огонь из дерева и разносили его из дома в дом.
Но, в отличие от привычного нам новогоднего праздника, этот день отмечался мужским и женским населением отдельно и даже в разных местах. Мужской новый год справляли в тесной компании в доме какого-нибудь ремесленника. На покрытый белой скатертью стол ставилась выдолбленная изнутри тыква с прорезями, изображающими нос, рот, глаза и уши. Сквозь эти отверстия проходил свет поставленной под тыкву свечи. Очевидно, это был символ головы ветхозаветного прародителя нашего Адама, напоминавший гостям о незримом присутствии в доме «теней предков». Тут же рядом в горшке ставили разукрашенный куст чертополоха. Собравшиеся коротали время за пением и разговорами. Но как только наступали сумерки, на праздничном дереве зажигались огоньки, начинался Новый год, а вместе с ним и пиршество.
Пили все. Как писал корреспондент «Киевских губернских ведомостей», умудрившийся попасть на встречу старинного подольского Нового года, «никто во время этого празднования не избавляется от попойки. Даже ребятишкам дают водки или наливки». Обычай этот свидетельствовал не о грубости нравов, а об остатках древнего обряда инициации — посвящения юношей в мужчины. В древнем Киеве 1 сентября мальчиков впервые сажали верхом на лошадей, а потом уже — за общий стол. Со временем лошади из программы празднований исчезли, а водка осталась.
После указа Петра I начинать календарный год, как в Европе, с 1 января, сентябрьское новолетие осталось лишь в церковных календарях да в быту подольских мещан. Цеховики хранили ему верность не из особой ревности к вере. Многие из них вообще не помнили о ветхозаветном празднике, и 1 сентября связывалось в их сознании только с обычаями их цеховой жизни. К тому же в церковном календаре на этот день приходилась память о преподобном Симеоне Столпнике. Отсюда и название Семен-день. Застолья, устраивающиеся на Подоле 1 сентября, назывались засидками или семенинскими вечерами.
Зажигать в цехах свет и продлевать рабочее время разрешалось только с приходом осени
Семен-день был особой датой именно цехового календаря. В старину рабочие трудились летом в цехах на протяжении всего светового дня и расходились по домам с наступлением сумерек. Ближе к осени день становился короче. Когда он убывал настолько, что это било по карманам хозяев мастерских, они с нетерпением заглядывали в календари, ибо по старинному обыкновению зажигать в цехах свет и продлевать рабочее время разрешалось только с 1 сентября. Разумеется, у подмастерьев и наемных рабочих приход Симеона Столпника вызывал иные чувства. И чтобы скрасить неприятные перемены, хозяева не скупились в этот день на угощение.
«Хозяева, — писал «Киевлянин» в 1887 году, — за свой счет украшают всякими лакомствами зеленую ветку, установленную посредине мастерской, покупают для своих рабочих водку и закуску. Зажигают свечи, и начинается угощение с песнями и танцами. В этот вечер пьют все, даже босоногие мальчишки-ученики, обязанность которых, как известно, состоит, почти исключительно, в свободном беганье за водкой для хозяина и вообще в повиновении старшим».
Для цехового Подола празднование 1 сентября имело и какое-то историческое значение. Судя по преданиям, некогда в этот день произошло событие, имевшее огромное значение для трудового люда. Журналист С. Ярон, интересовавшийся старинными нравами и обычаями Киева, считал, что это загадочное событие произошло в конце XV века. «Четыреста лет назад, — пишет он, — Киев находился под властью литовцев и превращен был в провинциальный городок, управляемый воеводою. Воеводы были полными хозяевами Киева и бесконтрольно распоряжались судьбой его обитателей. Один из воевод, заботясь о безопасности Киева в пожарном отношении, издал обязательное постановление: не сметь по вечерам зажигать огонь в домах. Эта мера была очень выгодна для воеводы: как только его слуги замечали где-либо огонь, тотчас доносили воеводе, и он брал в свою пользу штраф.
Несколько лет киевляне сидели в потемках, а затем написали жалобу князю литовскому, и, хотя тот отменил приказ воеводы, последний продолжал брать штраф за каганец. Только в 1506 году король Сигизмунд отменил этот налог и разрешил купцам и ремесленникам иметь огонь в своих домах. В первый же день осеннего месяца — 1 сентября — они зажигали огонь и к ним являлись соседи, не принадлежавшие к числу купцов и ремесленников, так как соседи лишены были права зажигать у себя по вечерам «свитло».
Тогда-то якобы и возник обычай начинать празднование 1 сентября с возжигания свечи в память о победе киевского «третьего сословия» над произволом феодальной власти. Однако в записанном Яроном предании трудно найти ответ на вопрос, почему основной праздник подольских цеховиков назывался в их среде «женитьба Семена» или «женитьба свечки». В 1930 году драматург Иван Кочерга нашел оригинальное решение проблемы, предположив, что «свечка» обозначает не предмет, а фамилию подольского мастера, положившего конец козням киевского воеводы и ознаменовавшего свою победу над властью феодала женитьбой на красавице-подолянке. На основе этой гипотезы написана прекрасная пьеса «Свчччине весчлля». С писателем можно поспорить, поскольку, кроме догадок, в его пьесе нет никаких исторических фактов. Но, с другой стороны, лучшего объяснения странному названию цехового праздника никто еще не предложил.
На Житнем рынке праздник отмечали торговки
Женский Семен-день отмечался на самом древнем киевском торжище — Житнем рынке — в складчину и исключительно одними торговками. Это было чисто женское торжество — праздник стихийной торговой корпорации киевлянок или, лучше сказать, праздник самого Житнего рынка.
В этот день начиналась торговля при фонарях, деньги на освещение собирались с торговок, имевших здесь свои ларьки или рундуки. Одновременно собирали деньги и на «женитьбу Семена». Корреспондент «Киевлянина» оставил нам описание праздника 1887 года: «Поутру в этот день на базаре между столиками и ларями устанавливают торговки зеленое деревце, которое и зовут «Семеном». В нынешнем году Семена изображал огромный куст чертополоха.
Для украшения деревца обыкновенно одна из торговок собирает у своих базарных соседок доброхотные даяния. Кто дает деньгами — копейку, гривню (3 копейки. — Авт. ), а кто натурою — яблоки, груши, орехи, конфеты. Девушки из дома приносят свои нарядные ленты. На собранные деньги покупается выпивка и закуска. После захода солнца, когда прекращается на базаре торговля, к Семену сходятся все торговки — поклонницы старинных преданий, которые при этом не прочь и выпить по случаю такого торжества.
На деревце лепят со всех сторон небольшие восковые свечки, их зажигают, если позволяет погода, — при невозможности же зажечь свечи на открытом воздухе довольствуются фонарем. Все участники торжества (исключительно женщины и девушки; мужчины допускаются только в качестве зрителей) тесно усаживаются на скамьях вокруг деревца, выпивают и закусывают, затягивают песни, иногда весьма недвусмысленного (теперь в этом случае говорят — двусмысленного. — Авт. ) содержания… »
402Читайте нас у Facebook
