Закусив с дороги и выпив чаю, гость-»дворянин» под благовидным предлогом вышел в переднюю, надел шубу хозяина и скрылся, оставив свое старое, драное пальто
В 1867 году в Киеве случилось курьезное событие. Утром, перед восходом солнца, неизвестный злоумышленник проник в старый дом ампирной постройки на углу Институтской и Липской улиц, служивший резиденцией киевских гражданских губернаторов, и в кабинете его тогдашнего хозяина генерал-лейтенанта Эйлера взломал ящик письменного стола. Затем он вывалил все бумаги на пол, выплеснул на них содержимое чернильницы накладного серебра, а саму чернильницу бросил в свой саквояж. Туда же отправились бронзовый казенный подсвечник и другие мелкие вещицы. Прибывший вскоре следователь установил, что деловые бумаги и письма не подверглись даже беглому просмотру, а унесенные из кабинета вещи не представляли особой ценности и были взяты не для наживы. Налет носил демонстративный характер!
Многие воровские секреты не раскрыты до сих пор
Чем допек киевских домушников генерал-лейтенант Эйлер, неизвестно. В Киеве он появился недавно и, не успев освоиться на месте, был переведен в другой город. Едва ли жулики имели к нему какие-то претензии. Нападая на его дом, они хотели сделать неприятность полиции, показав, что она не способна защитить не только простого горожанина, но и своего собственного шефа. В те годы криминальный мир серьезно беспокоили успехи первых оперативно-сыскных групп, появившихся при полицейских управлениях. Сыщики-профессионалы проявляли чудеса находчивости и прекрасно справлялись с самыми запутанными делами. В 1867 году киевская полиция получила рекордно большое бюджетное ассигнование на свое укрепление и расширение. Очевидно, это и повлияло на решение криминалитета бросить вызов хваленым «фараонам» и показать, кто настоящий хозяин в городе.
Подобные демонстрации широко практиковались в уголовном мире
XIX столетия. Летом 1868 года отставной юнкер Ясинский произвел налет на летнюю стрельнинскую резиденцию брата царя Александра II, великого князя Константина Николаевича и «выгрузил» из покоев фрейлины княгини Голицкой дорогой дамский несессер. В 1874 году одна из тех воровок, которых за мастерство называли «золотыми ручками», Ольга Разамасцева, совершила не менее дерзкий демонстративный налет на квартиру министра Милютина в Петер-бурге и выкрала у него… драгоценную цепь первейшей награды империи — ордена святого Андрея Первозванного! Спустя три года она вынесла из кабинета того же великого князя Константина пять карманных часов и золотые кольца. Эти рискованные «игры» закончились для лихачей провалом. Петербургская полиция торжествовала очередную победу в упорной психологической войне с уголовным миром.
Но в Киеве в 1867 году подобный поединок завершился в пользу грабителей. Сообщение о поимке взломщика квартиры губернатора Эйлера так и не появилось. Недаром киевские домушники и карманники считались настоящими мастерами своего дела. Посрамить «фараонов» им ничего не стоило.
Если в Петербурге воров высокой профессиональной выучки называли мазами или мазуриками, а их сподручных — затырщиками, в Киеве они именовались скокерами. «Скокер», — пояснял читателям «Киевлянин» в 1886 году, — это воровской термин, означающий весьма ловкого вора, специальность которого состоит в неподражаемом искусстве проникать в квартиры без всякого шума, при посредстве всякого рода отмычек и подборных ключей». Киевские скокеры имели свой почерк. Ближайших родичей царя им грабить для форса не доводилось, но зато они умели делать «дела» деликатно, не выходя за рамки видимой благопристойности. Хранимые под замком деньги, дорогие вещи, семейное серебро исчезали в их элегантных саквояжах совершенно бесшумно, часто средь бела дня и в домах, полных жильцов. Как это им удавалось, никто не знал, и многие их «фокусы» так и остались не раскрытыми.
«На днях, — писала городская газета осенью 1869 года, — по слухам, на Елисаветинской улице у полковника К. уворовали 70 тысяч рублей. Воровство совершено, как говорят, с необыкновенной смелостью. Деньги помещались в тяжелом сундуке, стоявшем на втором этаже, в доме было много живущих; сам хозяин, говорят, был в то время дома. Между тем тяжелый сундук был вытащен на балкон и тут же разбит, без всякой тревоги».
Среди скокеров Киева водились «профессионалы» самого высокого класса. Выдающиеся способности позволяли им достичь богатства и жить на широкую ногу. Долгое время киевляне принимали Сергея Осеницкого за большого барина и только после его провала в гостинице «Английская» доведались, что, кроме ловкости рук, у него, по сути, ничего и не было. Разумеется, вору кто-то подсоблял, и делился он не только с затырщиками. Но
28 апреля 1867 года отлаженная система подстраховки не сработала: Осеницкий попался в номере богатого херсонского помещика Патрина, когда вскрывал шкатулку, где хранилось 17 500 рублей.
До прибытия полиции затырщики успели унести краденые деньги. Поэтому сам скокер преспокойно сидел на диване, обмахивался веером из красного дерева и утверждал «фараонам», будто попал сюда случайно. «При дальнейших разысканиях, — писала губернская газета, — обнаружено, что Осеницкий с июня 1863 года в отставке, ведет жизнь роскошную, нанимает квартиру в доме купца Задолинного из нескольких комнат, держит для своих разъездов дорогих лошадей и экипаж, имеет прислугу из нескольких человек, не производя однако ни торговли, ни промысла. В квартире его при обыске найдены в значительном количестве разные бриллиантовые, золотые, серебряные и другие вещи и дорогая дамская лисья шуба, покрытая атласом». Улик было предостаточно, а поразивший репортеров веер красного дерева «оказался украденным в кондитерской Розмитальского».
Профессиональные грабители вели роскошную жизнь и обучали детей в заграничных университетах
Немало скокеров, разбогатев на своем грязном промысле, обзаводились дорогими доходными домами, ресторанами и входили в круг почетной киевской публики, обучавшей своих детей в заграничных университетах. Назвать их поименно теперь уже невозможно, поскольку у нас всегда действовал принцип: не пойман, не вор. На поживу историкам достались только неудачники. Некоторым из них пришлось расстаться с мечтами о будущем всего в полушаге от их воровского счастья. Так, случайно и только из жадности, «погорела» богатая дама-скокерша, некая Кунигунда. Она жила на Безаковской улице в гостинице «Новь», где мужа ее, Ивана Николина, по манерам и одежде принимали за «почтенного гражданина» из Казатина. В их семье воспитывались двое детей Кунигунды от первого брака, девятилетний Владимир и шестилетняя Мария, и еще сын дальнего родственника — двенадцатилетний Вячеслав Семенюк. Но, замечает корреспондент «Киевлянина», «воспитание это состояло в том, что и Вячеслава, и собственных детей Николина вместе с мужем путем угроз заставляла совершать кражи из магазинов».
Воровской прием Кунигунды был построен на точном психологическом расчете. Она разыгрывала из себя взбалмошную и капризную даму, которая сама не знает, что ей хочется, приказчиков гоняет до одури, а потом покидает магазин ни с чем. В суете никто, естественно, не обращал внимания на ее «воспитанников». Лишь после ухода «шумной семейки» обнаруживалась пропажа какой-нибудь очень ценной вещицы, незаметно прихваченной ребенком. Детей Кунигунда из предосторожности каждый раз меняла — «в одном магазине ее видели с мальчиком, в другом — с девочкой, в третьем — опять с мальчиком и так далее».
При обыске в номере Николиных обнаружилась «масса мелких вещей, которые были похищены разновременно из разных магазинов». Вещи весьма дорогие. Иных Николины не брали. Имея какие-то связи в Киевском отделении Петербургского ломбарда, они реализовывали краденое при помощи залогов, которые и не думали выкупать. Дела шли успешно, Николины накупили уйму добра. Разумеется, господа-мазурики понимали, что Киев — не тот город, где можно долго безнаказанно воровать в дорогих магазинах. Они подготовились к побегу и уже переправили 19 пудов домашнего скарба в Казатин, где намеревались начать новую жизнь в довольстве и покое. Но жадность возобладала над благоразумием. Один из заключительных набегов на Крещатик оказался фатальным.
Киев второй половины XIX века славился тем, что уголовную элиту составляли люди… интеллигентного склада, презирающие грубые отношения с «клиентами». Скокеров второго сорта, за их манеру действовать наскоком, они называли скачками. Обычно, как писал в 1875 году известный вор В. Абашин, в квартиру являлись милые, прилично одетые молодые люди и разыгрывали небольшой спектакль, в котором их жертвам — хозяевам — предоставлялась проигрышная роль. Вор-аферист выбирал самое неподходящее для визита время и являлся в дом среди дня, «когда хозяин был занят серьезным делом, а хозяйка туалетом или приведением в порядок ногтей, и так как занятия эти не могут быть прерываемы до окончания их, то занявшиеся сидят в задних покоях, а в это время с переднего крыльца незнакомец просит лакея или горничную передать господам письмо, в котором, конечно, ничего не написано, а если и написано, то какая-нибудь глупость. Господин или госпожа, получившие письмо, распечатывают его, а лакей стоит навытяжку и ждет ответа, чтобы передать его подателю письма. Когда из письма ничего не окажется, прочитавший обыкновенно плюнет и прогонит лакея, а последний, возвратясь в прихожую, уже не застанет в последней подателя и платья, висевшего в прихожей, или серебра, находящегося для чистки у лакея или горничной. Таким образом скачок продолжает свой промысел, пока не попадется в когти полиции».
Иные скачки, разыгрывая свои «сценарии», проявляли незаурядные актерские дарования. Чего только стоит история, случившаяся на Рейтарской улице 9 марта 1880 года! «К квартировавшему там господину Я-скому явился некто, назвавшийся дворянином Венгржиковским, для того, чтобы рассказать нечто важное, касающееся лично хозяина дома и переданное ему от их общих знакомых устно. Для начала разговора сели за самовар, закусить с дороги и выпить чаю. Пока говорили о том о сем, неторопливо подходя к сути дела, гость под благовидным предлогом вышел в переднюю, надел принадлежащую любезному хозяину шубу и скрылся, оставив вместо шубы свое старое, драное пальто».
Вор Абашин знал лично 70 скачков, «работавших» в Киеве в 1875 году. Дилетанты в расчет не принимались. Они появлялись во множестве и быстро сходили со сцены, не умея ни правильно определить объект аферы, ни убедительно «раскрутить» свой сюжет. Да и сами киевляне, навидавшись на своем веку всякого, редко теряли голову в опасных ситуациях.
Скокеры-бедняки сочиняли письма к состоятельным людям
Среди интеллигентных воров-скокеров попадались и совсем нищие люди, жившие подаянием. Они назывались стрелками — от слова «стрелять», что на воровском жаргоне означает «выпрашивать милостыню». В отличие от простого уличного попрошайки, скокер-бедняк рассчитывал прежде всего на умение сочинять письма к богатым людям с берущими за душу «жизненными историями» и отчаянными призывами к спасению. Сердобольных людей в Киеве хватало. Так что у стрелков водились кое-какие деньжонки, и жили они не где-нибудь, а в гостиницах, иногда в дорогих, но чаще всего в своем знаменитом «стрелковом клубе» — «Коммерческих номерах» у Ильинской церкви на Подоле.
Благодаря писателю Александру Куприну до нас дошли подробности «стрелкового дела». «Заветная мысль стрелка, — пишет он, — найти «хороший адрес», то есть щедрую, неоскудевающую руку. И такие места берегутся как зеница ока… За указание «хорошего адреса», — адреса «гуманной» личности (вообще между стрелками преобладает слог возвышенный), — взимается в пользу указавшего треть полученной суммы… Также платится известная сумма и за составление письма. Есть между стрелками субъекты, которые сами не стреляют, а занимаются только разыскиванием и сообщением «хороших адресов». У некоторых из них имеются довольно объемистые рукописные календари, где значатся все «гуманные личности» определенного района, например, Липок, Подола, Старого Города или Печерска. Против фамилии в этих календарях можно найти краткие заметки о семейном положении «гуманной личности», ее приемных часах, о характере прислуги (в последней графе обыкновенно стоит: «Собака!», потому что между стрелками и прислугой редко господствуют добрые отношения). Есть практические указания о манере стрелка в разных местах, — например: только лично… ловить на улице… трудно доступить… только заказным и тому подобное. Не так давно один стрелок явился к известному в Киеве филантропу и со слезами на глазах просил денег на похороны жены. Просьба имела успех, и стрелок получил деньги, но каково же было его удивление, когда на другой день «гуманная личность» прислала на указанную квартиру целую погребальную процессию! Стрелок этот никогда не был женат».
Некоторое время Куприн также жил в знаменитых «Коммерческих номерах», собирая материал для очерков о киевском «дне». Теплее всего писал он о стрелках. Очевидно, они напоминали ему коллег-писателей. Да и сам он в те времена мог рассчитывать только на свой талант…
329Читайте нас у Facebook
