После спектакля «насмешливое мое счастье» в мюнхене публика долго бродила по сцене среди декораций
Национальный театр русской драмы имени Леси Украинки совершил гастрольный тур по нескольким странам
Гастроли для любого театра — всегда событие. А уж тем более — по нескольким странам. Именно в такой тур впервые отправился Национальный академический театр русской драмы имени Леси Украинки со спектаклем «Насмешливое мое счастье» Леонида Малюгина. Москва, Рига, Мюнхен… За несколько дней до спектакля в Риге на афише перед фасадом местного Театра русской драмы красовалась надпись «Все билеты проданы». Эмблемой Мюнхенского международного театрального фестиваля, посвященного 100-летию со дня смерти Антона Павловича Чехова, была актриса Национального академического театра русской драмы имени Леси Украинки Наталья Доля в роли Лики Мизиновой. Каждая новая встреча со зрителями не может не волновать. Тем более сегодня, когда, как сказал поэт, «… пришли другие времена, взошли другие имена». Мы живем уже в других реалиях. Это участники гастролей ощутили даже по реакции публики по окончании спектаклей: кроме букетов цветов дарили дорогие вина, коньяки, конфеты. После спектакля актеры Рижской русской драмы буквально ворвались за кулисы и благодарили за потрясение. А один молодой артист сказал: «После вашего спектакля хочется стать лучше». В Мюнхене зрители (в основном эмигранты и студенты Мюнхенского университета) поднялись на сцену и долго рассматривали декорации — орган из березы работы Давида Боровского. И все же актерам было необычайно важно услышать мнение профессионалов, особенно одного из историков МХАТа, доктора искусствоведения, профессора Анатолия Смелянского. Я встретился с Анатолием Мироновичем сразу же после показа «Насмешливого моего счастья» на сцене московского Малого театра. «Чехов, как никто другой, позволяет человеку заглянуть внутрь себя» — Анатолий Миронович, новое обращение театра к пьесе Леонида Малюгина вызвало в Киеве некоторое недоумение: мол, нельзя дважды войти в одну и ту же реку и не лучше ли просто поставить пьесы Чехова, а не его переписку. — Насколько я понимаю, пьеса серьезно сокращена, но в нее много и добавлено. Поскольку она сделана монтажно, ее можно обновлять сколько угодно. Год назад мне нужно было снять для канала «Культура» фильм о пьесе «Три сестры». Я перечитал письма А. Чехова последних лет. И подумал, что если бы я желал славы Малюгина и хотел бы написать эту пьесу, то сколько еще замечательных мыслей есть у Антона Павловича. Письма Чехова, особенно с возрастом, поражают. Перечитывая их, открываешь для себя писателя заново и, с другой стороны, понимаешь, насколько он нам нужен. Чехов, как никто другой, позволяет заглянуть внутрь себя и задуматься над прекрасным и ужасным, что есть в человеке. — Для нас было важно вернуть зрителю настоящего, неотредактированного цензурой Антона Павловича, его мысли, его боль… — В спектакле видишь одинокого, глубокого, сильного, поразительного русского человека. Я другого такого не знаю. Он стал для меня намного выше и Достоевского, и Толстого — по трезвости, ясности и человечности понимания того, что это за страна, в которой он обитает, и по отношению к основным вопросам жизни. И когда что-то из этого попадает в спектакль, я сразу обмираю от радости. Есть одна вещь в вашей постановке, которой не могло быть у Малюгина по условиям советской жизни. Это когда Чехов говорит: «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит громадное поле, которое с трудом преодолевает за всю свою жизнь истинный мудрец. Русский человек знает одну из этих двух истин: или есть Бог, или нет Бога. Середина ему неинтересна. И поэтому он знает очень мало или не знает ничего». Это поразительно. 1900 год. Еще рассуждения Чехова о Льве Толстом. Его восхищение им. И брошенная как бы вскользь фраза о народе: «беспастушное стадо». Какое точное для России определение. Очень хорошо, что спектакль начинается с мысли Чехова о жизни: «Ты спрашиваешь, что такое жизнь?.. Это все равно что спросить, что такое морковка. Морковка есть морковка, и больше ничего не известно… » Жизнь для Чехова — ощущение сада. Космологическое понимание себя в природе: примет меня земля или не примет? Ощущение себя шаром, который летит и летит. Спектакль так построен, что может вбирать в себя и многие другие замечательные вещи. Возникает форма, данная от режиссера, от актеров. Мне кажется, еще и в любовной сфере Чехов не открыт в полной мере. Переписка с О. Книппер — это детский лепет с ее стороны. А по поводу «жизни-морковки» — это ответ девочке. Он никому ничего не объяснял в своих письмах. Разве что иногда А. Суворину: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже тогда, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснитель выходит из ее же недр. Я верю в отдельных людей. Я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям: интеллигенты они или мужики — в них сила, хоть их и мало. Подвижники нужны, как солнце». «Наталья Доля в роли Лики очень сильна и искренна» — Анатолий Миронович, если можно, несколько слов об актерах. — Вячеслав Езепов в роли Антона Чехова бывает необычайно хорош. Он очень содержательно молчит. Его близорукие чеховские глаза — это процесс погруженности в себя, эманации личности артиста. Он чрезвычайно симпатичный актер. Я давно не видел Николая Рушковского (Александр Чехов). Он в очень хорошем качестве. И с этой краской, и с другой. И когда он пьян, и когда обличителен. И когда он с Езеповым поет романс «Что нам до шумного света… ». Этот артист способен играть с современной интонацией. Мне кажется, интересна Лариса Кадочникова (Ольга Книппер). Поскольку ее героиня состоит из «общих мест», то как ее играть? Женщина-загадка. Два лагеря, которые вокруг нее возникли, нечто бунинско-корней-чуковское. Вскользь упоминае-мое, но не отраженное на их отношениях сценически замечание о завещании, когда почти все отошло сестре, Марии Павловне Чеховой. Может быть, этот момент можно сыграть как-то ярче. Думаю, что любовь Чехова и Книппер — это последняя любовь батарейного командира. Книппер — богемная, неистощимая. «Чувственная барынька» — как написали в одной из петербургских рецензий о ее исполнении роли Маши в «Трех сестрах». Книппер — мощная особа. Она никогда не угомонится. И в 67 лет тоже можно не угомониться — Книппер играла Раневскую в шестьдесят семь, что было смехотворно… Лика (Наталья Доля) в этом спектакле необычайно хороша. Она сильна, искренна, и пластически много сделано для раскрытия этого характера. Нужно отметить, что между такой Ликой и такой Книппер возникает дикий диссонанс. И… Чехов выбирает Книппер. Почему? — Не кажется ли вам, что в этом спектакле есть некое пространство для своего развития? — Думаю, с таким материалом, как ваш, можно сделать еще многое. Ведь публика не знает ничего из великих мыслей Чехова. Для нее это космические открытия. Очень опасно делать некоторые вещи, которые есть в финале у Езепова, в проброс. Выпивание бокала шампанского… Фраза «Ich sterbe» — «Я умираю». Артист не должен бояться сыграть эти последние мгновения жизни Чехова… А в общем, мне кажется, это режиссерски цельная, продуманная работа. Можно еще какие-то вещи и проперчивать. Чтобы «сбить» нынешнего опухшего от телевизора обывателя. Жемчужинки мыслей Чехова нуждаются в спектакле в отсветах. И я уве- рен, что они найдут их.
393Читайте нас у Facebook
