Вступающему в братство попрошаек нужно было сдавать экзамен и целовать руку каждому, кто присутствовал на церемонии приема
Этот бомж стал привычным персонажем в подземном переходе -- знаменитой «трубе» -- на Крещатике. Он появляется здесь с утра и сидит до обеда. Тих, скромен и не пьян. Поэтому подают ему охотно. Появляется он как бы ниоткуда и исчезает в никуда. Но однажды случайно замечаю, как, поднявшись из перехода, бомж достал из кармана… мобильный телефон. Что ж, нищий нищему рознь -- и так было всегда. Во всяком случае в Киеве, где профессиональное нищенство существует издревле.
«Вся эта галерея напоминала ад с изуродованными насмерть людьми»
Надо сказать, что в Российской империи подавали не всем, не всегда и не везде. При Петре I в крупных российских городах нищим запрещено было шататься по улицам и просить милостыню, «понеже в таковых многие за леностями и молодые, которые в работы и наймы не употребляются, милости просят, о которых ничего доброго, кроме воровства, показать не можно». С подающих же милостыню брали штраф пять рублей, потому что желающих помогать бедным обязывали делать пожертвования на богоугодные заведения. Однако даже петровская жесткость не отбила у народа желания помогать обездоленным. Особой лояльностью к нищим славился Киев, а в нем -- Киево-Печерская лавра: тамошняя братия всегда приветствовала благотворительность.
Правда, легально просить подаяние позволялось только людям с явными физическими недостатками, которые не могли заработать, поэтому под стенами лавры собирались сонмища калек, вид которых когда-то потряс Ивана Нечуя-Левицкого: «Тут стояли молодые слепцы и слепчихи, с детства потерявшие зрение, с малыми поводырями, стояли безглазые сельские бабы и деды, мещане из Киева и других городов. Калеки выставляли свои обрубки, руки и ноги без пальцев, напоминавшими куски красного мяса, облепленного красною сухою кожей. На одной ступеньке маячил уже пожилой человек с скромною головою, но ростом не более аршина, на детских ножках. Около него сидел долговязый солдат без ушей, с обрубленными по колена обоими ногами. зашитыми в кожаные узкие штаны. Он опирался на два коротеньких костыля обеими подмышками. Вся эта галерея… напоминала ад с изуродованными насмерть людьми от неслыханно страшных адских мучений». Впрочем, не все нищие занимались исключительно попрошайничеством: иные пробовали заработать, например, доносительством. Полиции это было на руку, поскольку что к Киеву прибивались и воры, и беглые каторжники…
Однако с нищенских доходов жили не только увечные. Под увечных порой рядились вполне здоровые люди, понявшие, что профессия нищего кормит получше, чем иная чиновничья должность. Нечуй-Левицкий описал, как бросил службу в губернской канцелярии некто Денис Кмита. Изображая из себя нищего, он, тем не менее, имел собственный дом, а дочку учил в гимназии. Впрочем, Кмита, похоже, и не особенно скрывал свое благосостояние, потому что с Шулявки, где была его усадьба, к месту «службы» ездил на извозчике.
Да и чего ему было скрываться? Нищенство -- профессия даже благородная, если заглянуть на нее с той стороны, что позволяет обществу демонстрировать любовь к ближнему. Захотелось человеку блеснуть добродетелью милосердия, а протянутая рука тут как тут. Положил в нее копеечку -- уже не так страшно на исповедь идти. Видимо, чувствуя в киевских мещанах потребность в милосердных поступках, некоторые нищие являлись в их дома по субботам, где и получали подаяние.
Обучение профессиональному нищенству стоило от 60 копеек до 8 рублей в год
Как любые профессионалы, нищие тяготели к объединению -- и к началу XIX века, как свидетельствует историк Ефименко (на которого ссылаются современные исследователи киевской старины), сформировалась всеукраинская структура, организовавшая кормящихся подаянием. Она имела свои правила согласно которым вступающий на путь профессионального нищенства, обязан пройти обучение и платить взносы. «Курс» длился около шести лет (!) и стоил 60 копеек в год. Тому же, кто желал поскорее выйти из учеников, плату повышали до восьми рублей в год. Завершалось обучение экзаменом, который принимал руководитель подразделения (цехмистер). Принятый в члены сообщества целовал руку каждому присутствовавшему на процедуре и получал право именоваться «товарищем» -- так назывались члены нищенского братства.
Согласно уставу, в цехе проводились собрания и выборы руководства. Выборы киевского руководства проходили в лесу под Броварами в день «весеннего Николая» (по старому стилю) -- 9 мая. Праздник по этому случаю устраивался с размахом.
В братство можно было вступить, но можно было и выйти из него, если такое желание появлялось. Выбывавшему выделялся его пай. Получали помощь и те, кто женился или выходил замуж… Несмотря на то, что все в братстве было как бы «по-честному», скопить деньжат могли или патологические скопидомы, которые питались одними сухарями и спали на соломе (один из таких нищих оставил после себя 60-тысячный капитал), или те, кто благодаря своему «руководящему» положению эксплуатировал менее проворных.
Впрочем, со временем нищенская демократия переродилась в институт «премьеров», а те навели свои порядки. У них были самые доходные места на подступах к лавре, они давали деньги под заклад, а это тоже приносило прибыль. Основной же нищенский люд пребывал в плачевном состоянии. Сначала Киевский магистрат устраивал для таких людей общинные дома на окраине города. Затем появились так называемые копеечные квартиры, где обитали по нескольку десятков нищих, спали они буквально покатом. За ночь здесь платили три, а затем пять копеек.
По словам киевского историка Виталия Ковалинского, к концу XIX века в городе было 12 ночлежек на 1280 мест. Тысяча из них -- в домах промышленников и меценатов Николы и Федора Терещенко. Впрочем, «терещенковские» приюты весьма отличались от других. В них было чисто и тепло, а денег с нашедших здесь кров не брали.
Впрочем, далеко не все нищие мечтали об оседлой жизни -- иных влекли неведомые дали. Бродяги находили себе приют в заброшенных домах, а в теплое время года строили шалаши на берегу Днепра. Бродяг иной раз отправляли в работные дома. Но решительный бой им дала советская власть, высылая их на 101-й километр. Нынешние бомжи по сравнению с советскими бродягами в привилегированном положении: их поселяют в обжитых районах столицы. Недавно, например, открылся приют на Отрадном. С того дня владельцы здешних частных домов забыли о спокойном сне. Нет двора, который бы не навестили бомжи: умывальники, белье на веревках, сами веревки -- все уходит! Видимо, «профессионального» достоинства у нынешних нищих поменьше, чем у их предшественников.
241Читайте нас у Facebook
