«убийцу степана бандеры немецкой полиции советовали искать… В украинском народном хоре григория веревки»
Те, кто связал свою жизнь с разведкой уже в независимой Украине, отмечают свой профессиональный праздник в сентябре. Ветераны же советской разведки вспоминают былое в декабрьские дни. И есть что послушать!
Владимир же Дубовенко, пришедший в разведку 50 лет назад, свои воспоминания положил на бумагу. Книга его вот-вот выйдет, а пока он согласился кое-что вспомнить такое, что в книгу не вошло.
«Под лозунгом укрепления советско-немецкой дружбы старший советник начальника местного управления… изнасиловал его жену»
-- Владимир Моисеевич, вы же родились в провинции. Откуда решение пойти в разведчики -- книжек начитались?
-- После смерти отца -- он был секретарем райкома партии -- наша семья оказалась в трудном материальном положении. Поэтому, когда начальник райотдела госбезопасности предложил мне пойти на работу в органы, я согласился. Это, правда, значило, что нужно оставить университет, но я решил пожертвовать учебой ради мамы и младшей сестры. И пребывание в органах госбезопасности действительно дало мне возможность помогать близким.
-- Первый вопрос для разведчика -- язык. Трудно ли было овладеть им в такой степени, чтобы разговаривать без акцента?
-- Очень трудно. Признаюсь, что даже знания, полученные в Институте иностранных языков, не позволяли мне в совершенстве владеть немецким языком. А много лет спустя меня едва не подвело как раз свободное владение языком: вышедший со мной на связь агент… не поверил, что я не немец.
Уверен: люди, которые пишут в анкетах, что знают язык «в совершенстве», даже не представляют, какие они профаны. «В совершенстве», то есть абсолютно, иностранным языком может овладеть лишь человек, который проживет в той или иной языковой среде много лет. А от акцента избавляются единицы из тысяч, даже свободно владеющих языком.
-- А с чего начиналась ваша работа разведчика?
-- В 1953 году я прибыл в Карлхорст -- один из районов Берлина. Жил в отеле. Начальство предостерегало нас от посещений ресторанов -- излюбленных мест агентуры западных разведок. Но запретный плод сладок. Мои товарищи, дорвавшись до западной цивилизации, посещали рестораны каждый вечер, и, в конце концов, с ними приключился скандал. Их откомандировали в Союз и там уволили из органов. Такая судьба, кстати, постигла очень многих.
Что же касается служебных обязанностей… Я стал работать в отделе, который занимался антисоветскими эмигрантскими организациями в ФРГ и Западном Берлине. Моих одногруппников направили в другие отделы или прикомандировали помощниками к старшим советникам при местных управлениях госбезопасности ГДР. Точнее сказать, это были не советники, а наблюдатели, присматривавшие за немецкими «чекистами». Не владея, как правило, немецким языком и не вникая в суть немецких традиций и обычаев, советники часто безграмотно вмешивались в решение оперативных вопросов. Многие были заняты тем, что обогащались, причем за счет немецких коллег. За их же счет пьянствовали под популярным в те годы лозунгом о нерушимой советско-немецкой дружбе. «Укрепление дружбы» порой приобретало скандальный характер: например, старший советник во Франкфурте-на-Одере во время вечеринки на квартире начальника местного управления госбезопасности ГДР изнасиловал его жену, после чего был отправлен в Союз.
-- По части разведывательной работы какими победами могли похвастаться «органы»?
-- Ну, например, в районе главного аэропорта Шенефельде, граничившего с Западным Берлином, был обнаружен тоннель, прорытый американцами к советским кабелям связи. Во всех газетах СССР и «социалистического лагеря» печатались гневные протесты советского правительства, многочисленные фотографии тоннеля и захваченного оборудования. Заклеймив американских империалистов, наши подумали: а почему бы самим не попробовать подслушивать кабели американцев в ФРГ и Западном Берлине? И через некоторое время в коридорах аппарата появилась группа молодых симпатичных девушек, которые только что закончили английские отделения Ленинградского и других институтов иностранных языков.
«Степан Бандера и его единомышленники были объектом особого внимания КГБ»
-- Чем конкретно вы занимались?
-- Я говорил уже, что наш отдел занимался организациями, действовавшими против СССР, -- прежде всего «Народно-Трудовым Союзом» (НТС), возникшим в 20-х годах на базе белой эмиграции. В годы войны он сотрудничал с гитлеровскими спецслужбами на оккупированной территории СССР, а после войны, пополнившись за счет новых эмигрантов, хорошо знакомых с советской действительностью, пытался оказывать влияние на умы через газету «Посев» и массу другой пропагандистской литературы.
Работа против НТС велась очень активно. Но однажды наша агентура перестаралась -- и вышел скандал. В один прекрасный день ТАСС сообщил о переходе на нашу сторону руководителя западноберлинского центра НТС Трушновича. Передано было и его заявление, в котором перебежчик «срывал маску» с НТС как шпионского гнезда в руках американской и других иностранных разведок. В действительности же Трушновича выкрали, так оглушив при этом, что в наш сектор он был доставлен без признаков жизни. НТСовцы требовали показать перебежчика, а жена Трушновича даже заявила, что… согласится вернуться в Советский Союз, если, увидевшись со своим мужем, убедится, что свой поступок он совершил добровольно. Живого Трушновича представить никто не смогли, и это дало основания говорить о коварстве СССР.
Работала наша разведка и против Центрального объединения послевоенных эмигрантов (ЦОПЭ), объединявшего в основном офицеров, сбежавших на Запад уже после войны. В дни, когда ветер дул в восточном направлении, ЦОПЭ практиковало запуск баллонов с листовками с территории Западного Берлина -- они долетали через Польшу аж до территории СССР. Одному моему коллеге удалось найти авантюристов, согласившихся за хорошее вознаграждение выкрасть у ЦОПЭ архивы. Они приволокли нам два мешка материалов, среди них -- картотеку членов организации и симпатизирующих ей граждан. ЦОПЭ пришлось снизить свою активность, а через некоторое время объединение вовсе прекратило свою деятельность.
Адреса же из картотеки впоследствии пригодились нашему отделу и «Комитету по возвращению на Родину». Задачей комитета было возвращение в СССР граждан, которые по разным причинам оказались на Западе: только с Украины в годы войны было вывезено 2,2 миллиона человек. К концу 1945-го в Германии оставалось 600 тысяч украинцев. Люди опасались, что по возвращению в СССР их ждет наказание -- независимо от того, совершили они какое-то преступление или нет. Хотя советская пропаганда заверяла, что никому ничего не грозит, многие упорно отказывались ехать в советский рай, и их в этом поддерживали агенты западных спецслужб.
Идея создания Комитета принадлежала КГБ, а возглавил его старенький генерал-майор Михайлов, имевший несчастье попасть в плен к немцам. Искупая «грех», он исполнял волю КГБ добросовестно, но практически безуспешно. В конце концов в КГБ пришли к выводу: не стоит тянуть людей на Родину -- лучше создать «патриотические объединения» за границей, которые бы пропагандировали коммунистическую идеологию и советский образ жизни. Комитет переименовали в общество «Родина» с центром в Москве и филиалами в Берлине и Киеве. Киевский филиал стал Обществом культурных связей с украинцами за границей. Возглавлял его одно время известный украинский писатель Юрий Смолич (а в президиум вошли Максим Рыльский, Степан Олийнык… ), но он, как и его преемники, был декоративной фигурой, а работу в действительности исполняли оперативные сотрудники. Ведь речь шла о взаимодействии с организациями, ставящими целью разрушение и свержение компартийной власти.
Правда, среди антисоветских украинских организаций не было единомыслия по поводу и средств борьбы против советского режима. Одни полагали, что бороться следует за освобождение Украины безотносительно к ее национальному составу, другие высказывались за бескомпромиссную борьбу против всех русских -- так были настроены в ОУН, возглавляемом Степаном Бандерой. Эта организация стала инициатором создания Антибольшевистского блока народов, вела работу во всех странах, враждебно настроенных по отношению к СССР. Поэтому Степан Бандера и его единомышленники были объектами особого внимания КГБ.
«Когда «интервьюеры» из ОУН спрашивали меня об обстановке на Украине, у них дрожали руки и срывались голоса»
-- Трудно ли было внедряться в эмигрантские организации?
-- Серьезные организации держались на суровой дисциплине. Предательство жестоко каралось. Тем не менее одному нашему работнику удалось даже жениться на сестре соратника Степана Бандеры Ярослава Стецько. Разведчик занял в организации заметный пост, но через несколько лет погиб при невыясненных обстоятельствах.
Главным источником информации о деятельности украинских эмигрантских центров в Западной Германии долгие годы был агент «Голубенко», состоявший членом Украинской Народной Рады -- это украинский парламент за рубежом. Человек уже солидного возраста, почти полностью потерявший слух и плохо видевший, он время от времени просил начальство освободить его от агентурных обязанностей и разрешить возвратиться на Украину. Потерять ценный источник информации КГБ не хотел, поэтому поставил перед «Голубенко» чрезвычайно трудную задачу: найти себе замену. Но агенту удалось ее выполнить.
Как человек, сотрудничавший с несколькими газетами, в том числе немецкими и швейцарскими, он имел возможность задавать людям любые вопросы. В конце концов он «вычислил», что преемником его может стать известный украинский журналист, который испытывал материальные затруднения. К тому же у него оставались на Украине родители и брат. Используя эти обстоятельства, «Голубенко» предложил журналисту за определенную плату поставлять информацию о деятельности украинских организаций. «Бонус» -- такой псевдоним присвоили агенту -- постепенно втянулся в конспиративную деятельность и передавал весьма важную информацию. К примеру, именно он предупредил: ОУН готовит теракт против Хрущева во время его визита во Францию.
Что касается самого «Голубенко», то, вернувшись на Украину, он, очевидно, увидел не то, что ожидал, потому от своих намерений поселиться на родной земле отказался, предпочтя последние годы жизни «отмучиться» в роскошном особняке своей жены в Берлине.
«Чтобы оказаться поближе к нашим объектам заинтересованности, приходилось выискивать разные возможности»
-- Существует мнение, что уйти из «органов» «по-хорошему» было невозможно -- это правда?
-- Решение вопроса об уходе осложнялось тем, что люди, которые много лет жили за границей, плохо адаптировались к советской действительности. Они хотели оставаться на Западе, и возникли проблемы. Но того же «Голубенко», и завербованного им «Бонуса» никто не преследовал. Последний написал руководству письмо, в котором объяснил свои мотивы (один из них -- ухудшение здоровья) и оборвал связь.
-- Говорят, что разведка и контрразведка активно использовали в своих интересах разные международные мероприятия, например фестивали… А вам приходилось в таких участвовать?
-- Разумеется. С марта 1958 года я работал в разведотделе КГБ УССР в Киеве, откуда вести работу по закордону было достаточно сложно. Приходилось выискивать любую возможность, чтобы оказаться поближе к нашим объектам заинтересованности. Так, в августе 1959-го в составе группы комсомольских руководителей я выехал в Австрию на Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Устраивались подобные форумы Советским Союзом, непосредственно руководил ими ЦК ВЛКСМ, хотя общественности это представлялось так, будто организует мероприятия Всемирный Союз молодежи и студентов. Фестиваль, о котором идет речь, впервые проводили в капстране, и руководство СССР побаивалось «провокаций». Чтобы предотвратить их, в Вену командировали огромное количество чекистов -- они были и в официальной делегации, и в туристических группах…
Я отправился в составе «специализированной» группы, имея задание завербовать не какого-нибудь активиста ОУН, а… самого председателя Союза украинской молодежи (СУМ) Владимира Леника.
Из дела, хранившегося в моем сейфе, было видно, что Леник родом с Тернопольщины. В 1939 году положительно воспринял приход советских войск в Западную Украину, поступил в комсомол и даже был активистом. При каких обстоятельствах, переметнувшись в стан националистов, Леник сбежал на Запад, оставалось неясным. Знали только, что работает он непосредственно в центре ЗЧ (зарубежные части) ОУН и выступает в печатном органе бандеровцев «Шлях перемоги», хотя среди фанатичных врагов советской власти не числится -- это вселяло надежду, что его можно будет привлечь к работе. А если нет, то, поскольку в СССР находились его мать и брат, он, без сомнений, не решится выдать спецслужбам противника человека, который подойдет к нему с предложением о сотрудничестве.
Включая в свое задание пункт о «Репортере» -- такой псевдоним был присвоен Ленику, я был уверен, что как председатель СУМа, да еще и сотрудник «Шляху перемоги» он наверняка появится в Вене. Решил представиться ему учителем из его родного села и хорошо знающим его брата: дескать, это он просил разыскать Владимира, если такая возможность представится.
С братом Леника, которого, кстати, КГБ к тому времени уже завербовало, я действительно виделся и даже переночевал у него, чтобы при встрече с «объектом» располагать необходимыми сведениями. Даже взял у брата рекомендательное письмо к Ленику.
И вот мы в Вене. Как и ожидалось, представители разных эмигрантских организаций на нас буквально налетели. Вычислив среди них бандеровца, по имени Богдан, я спросил: не знает ли он Володю Леника из Мюнхена? Богдан что-то промямлил, но пообещал расспросить о нем знакомых. А через несколько дней меня разыскали двое: «Кто тут Котенко?» Чекисты, коим вменялось в обязанности отвлекать эмигрантов, чтобы те не общались с членами официальных делегаций -- артистами, спортсменами, пользовались псевдонимами, изображая из себя простых рабочих, колхозников, студентов).
В одном из незнакомцев я узнал заместителя главы службы безопасности бандеровцев. Он спросил меня, не смогу ли дать интервью. Я согласился и, никого не предупредив, пошел с ними в парк. Но похоже было, что интервьюеры боялись меня намного больше, чем я их: у них дрожали руки и срывались голоса. Спрашивали меня о терроре на Украине, о преследованиях украинских патриотов -- видимо, прощупывали на предмет вовлечения в свое дело. Мне оставалось демонстрировать ортодоксальное советское мышление, я говорил, что никакого террора на Украине нет, а если они утверждают обратное, значит, совершенно не знают советской действительности. Собеседники потеряли ко мне интерес.
Для самого же Леника тот случай имел неприятные последствия. Служба безопасности ЗЧ ОУН заинтересовалась, почему это именно к Ленику КГБ проявил интерес? Стараясь снять с себя всяческие подозрения, Леник стал еще активнее печатать чрезвычайно агрессивные статьи против советской власти.
«За любой провал нас так наказывали, что многие сотрудники предпочитали не работать, а отбывать срок за границей»
-- А на гастроли с нашими артистами ездили?
-- Ездил. В первый раз -- с Украинским народным хором под руководством Григория Веревки. Обычно оперативного работника в такие коллективы включали в роли заместителя руководителя или администратора. Это прекрасно знали не только артисты, без труда вычислявшие чекистов, но и представители вражеских спецслужб. Я тогда решил выступить в роли переводчика. Это спутало карты артистам настолько, что они, во всяком случае на первых порах, не узнали во мне представителя органов, более того, просили даже быть осторожным в разговорах с работниками органов, которых включили включены в группу вместе со мной.
Во время подготовки к поездке мне передали на связь нескольких доверенных лиц, среди них -- солиста Киевской оперы Миколу Кондратюка, включенного в состав хора на период гастролей. Кондратюк к тому времени приобрел славу, не раз бывал за рубежом. Его знали представители НТС и пытались вербовать. Он сообщил об этом органам, и те решили использовать интерес к певцу западных спецслужб. Артисту поручили войти в доверие к НТС, чтобы получить информацию о практической работе против СССР и возможные выходы на людей НТС в нашей стране. Мне же надлежало руководить действиями Кондратюка.
Задолго до поездки меня познакомили и с руководителем хора Григорием Веревкой. Впоследствии у меня сложилось впечатление, что он скорее номинально возглавлял известный народный хор. Фактически же художественной частью руководила гражданская жена Веревки Элеонора. Она получила музыкальное образование, владела французским. Писала песни, которые выдавались за песни Веревки. Во время гастролей именно Элеонора дирижировала хором, а Григорий Гурович выходил к публике в начале концерта и в конце, чтобы принять в свой адрес «бурные аплодисменты».
«За любой провал нас так наказывали, что сотрудники предпочитали не работать, а отсиживаться два--три года за границей»
-- Но главное, чем запомнились мне эти гастроли, -- говорит Владимир Дубовенко, -- как раз в это время убили Степана Бандеру. Купив газету, чтобы узнать о причинах убийства, я увидел заголовок статьи: «Владимир Леник: убийцу Бандеры следует искать в украинском народном хоре!» Очевидно, полиция не восприняла это заявление всерьез, поскольку трудно было представить, чтобы убийца, едва прибыв в город, побежал выполнять задание. Как позже выяснилось, Бандеру убил действительно «не наш человек».
Террористический акт совершил Богдан Сташинский, псевдоним «Тарас». Выходец из Галичины, он еще совсем юным парнем присоединился к повстанческому движению, но вскоре попал в руки НКВД. Видимо, на допросах быстро сломался, рассказал все, что знал, и был завербован чекистами. Его включили в одну их псевдобоевок, где Богдан под псевдонимом «Тарас» настолько «закрепился», что его как способного агента перевели в категорию спецагентов для исполнения особо ответственных заданий за рубежом.
Сташинский ждал свою жертву на лестнице дома между этажами. Когда Бандера зашел в подъезд, Сташинский направился ему навстречу и, приблизившись вплотную, поднес к лицу авторучку, стреляющую парами цианистого калия. Звука такое «оружие» не производит, но от неожиданности жертва пугается, вдыхает воздух с парами яда и мгновенно умирает.
Выполнив задание, Сташинский возвратился в ГДР, откуда его вывезли в СССР. Председатель КГБ Шелепин вручил ему орден Красного Знамени и, как было заведено у высокого начальства, спросил агента, есть ли у него какие-нибудь просьбы. Сташинский попросил разрешения поехать в Берлин, чтобы увидеться с женой и новорожденной дочкой -- во время пребывания в ГДР он без ведома начальства женился на молодой немке, использовав свой фальшивый паспорт. Шелепин великодушно разрешил. Сташинского поселили на конспиративной квартире и привезли к нему жену и дочь. Агент во всем признался жене, и та посчитала необходимым сбежать на Запад, убедив мужа, что рано или поздно КГБ его уничтожит как небезопасного свидетеля террора.
Глубокой ночью Сташинский через окно выбрался из квартиры вместе с семьей и без особых трудностей добрался до Западного Берлина, где сдался в руки правосудия. Западногерманский суд осудил Сташинского к многолетнему заключению. Допускаю, что под давлением американцев, которым очень хотелось иметь у себя такого консультанта по делам КГБ, Сташинского отпустили. Возле ворот тюрьмы его уже ждали американцы. Больше о его судьбе никогда не было сказано ни слова.
Смерть Бандеры решительным образом повлияла на выполнение моего собственного задания в период поездки хора в ФРГ. Пункт о расширении и закреплении контактов фактически остался невыполненным, потому что активные сторонники эмигрантских лидеров вели себя осторожно.
-- Создается впечатление, что украинская разведка только националистами и занималась. Или кем-нибудь еще?
-- Спектр задач расширялся по мере того, как менялась международная обстановка. Во время хрущевской оттепели советские люди больше общались с зарубежьем, и западные спецслужбы стали это использовать. Нам приходилось отвечать тем же. Если в 1962 году было вывезено за рубеж 90 агентов, то в 1964-м -- уже 134.
Работы добавило и то, что некоторые страны «соцлагеря» начали «отклоняться от курса», который определял СССР -- Югославия, Румыния. Требовались сведения о настроениях тамошнего населения, о взаимоотношениях «руководящих товарищей».
-- Вы когда-нибудь жалели о своем профессиональном выборе?
-- Нет, никогда. Но на пенсию ушел, как только отслужил положенное. Устал от порядков и нравов, царивших в то время в нашей службе. Они не только изматывали нервы, но и мешали работе. Она могла быть намного успешней, если бы руководство поощряло инициативу. Разведка -- это риск. И, кстати, именно рискуя, разведчики добывали самые интересные сведения. В моей жизни был случай вербовки такого информатора в США, который дает мне основание считать всю свою службу небесполезной. А у нас за любой провал так наказывали, что сотрудники предпочитали не работать, а отсиживать за границей два--три года -- и домой…
334Читайте нас у Facebook
