Когда в кирилловской церкви появился написанный врубелем образ богоматери, киевляне узнали в нем черты одной известной в киеве дамы
100 лет назад Врубель написал своего последнего и самого знаменитого Демона -- «Демона поверженного». А впервые к «демонической теме» он приступил в Киеве. Этот город сыграл в жизни художника особую роль. Роковую ли? Мистическую? Счастливую? Об этом спорят до сих пор.
Разными версиями и домыслами обросла история взаимоотношений Врубеля с супругой известного искусствоведа, профессора Адриана Прахова (он руководил реставрацией Кирилловской церкви и росписью Владимирского собора в Киеве). Многие считают, что Эмилия Львовна вдохновила Врубеля не только на иконостасный образ Богоматери в Кирилловской церкви, но и на самого первого Демона. А злые языки судачат, что Врубель-де не был допущен к росписи во Владимирском соборе из-за «личной неприязни» Прахова…
«Нет, она была далеко не красавицей… »
-- Прабабушка моя перед смертью настояла на том, чтобы как только она перестанет дышать, ее любимая дочь Леля (Елена Адриановна Прахова) уничтожила все письма Врубеля, -- вспоминает правнук Эмилии Львовны Праховой, киевлянин Владимир Львович Мазюк. Так что всей правды мы уже не узнаем.
Потомки Праховых уже разъехались по разным квартирам, а прежде обитали в одном семейном гнезде, в доме на Большой Житомирской, 40. Здесь, в пятикомнатной квартире (самую большую комнату занимала мастерская), жили со своим семейством родные дедушка и бабушка моего собеседника -- Николай Адрианович Прахов и Анна Августовна Крюгер-Прахова, основавшие в 20-х годах в Киеве свою художественную студию.
-- Дед мне рассказывал, как он подростком лазил по «лесам» во Владимирском соборе, а однажды сорвался и лишь по счастливой случайности не разбился, -- продолжил Владимир Львович. -- После росписи собора у нас дома остались батистовые прореси с нанесенной на них калькой рисунка. Они, кстати, очень выручили семью в послевоенные годы: мои мама с тетей, вымочив и хорошенько выстирав ткань, шили из нее простыни, наволочки, носовые платки…
В те годы с нами еще жила сестра моего дедушки, Елена Адриановна. Помню: она сидит у окна, склонившись над пяльцами. Тогда, если не ошибаюсь, она вышивала икону Богоматери. А на заказ для Владимирского собора бабушка Леля вышила золотом плащаницу. Чертами лица она очень походила на свою мать -- это видно на фотографиях. Так что можно сказать, я видел живую копию Эмилии Львовны Праховой.
Среди семейных фотографий, хранящихся у потомка Прахова, есть и один из последних снимков Эмилии Львовны.
Нет, она была далеко не красавицей. Скуластое лицо, широкий нос… Но эти удивительные глаза! И пухлые губы чудной формы -- как нежные, неочерченные лепестки.
Врубелю было 28 лет, а ей 35, когда они впервые увиделись на киевской квартире Праховых (этот дом на улице Большой Житомирской, 6/11, стоит и поныне). У Эмилии Львовны уже было трое детей -- Елена, Николай и Ольга. В 16 лет выйдя замуж за профессора- искусствоведа Адриана Прахова, она узнала мир искусства не понаслышке, объездив с мужем пол-Европы, бывая в самых знаменитых музеях. Закончила консерваторию по классу фортепиано и брала уроки у самого Листа.
-- Она была невероятно умна и остра на язык, образована и… эксцентрична. Однажды ей чем-то досадила гостья -- жена скульптора Антокольского, так Эмилия Львовна взяла и вылила на нее ведро воды, представляете? -- с улыбкой говорит супруга Владимира Львовича -- Таисия Яковлевна (она смолоду жила в семье Праховых). -- Такой же безудержной эмоциональностью, эксцентричностью отличался и Врубель. Может, поэтому они с первой же встречи потянулись друг к другу? Об их «романе» много пишут. Но в жизни по-моему, все было намного проще. И… намного сложнее.
В Киев Врубеля пригласил сам Прахов. Своим зорким глазом он увидел в выпускнике Петербургской художественной академии именно такого мастера, который сможет реставрировать Кирилловскую церковь.
Часто бывая в гостях у Праховых, Врубель рисовал главу семьи, детей и Эмилию Львовну. «Один чудесный человек (ах, Аня, какие бывают люди!)» -- это строки из восторженного письма Врубеля к сестре. «Чудесным человеком» стала для него Прахова. А Киев -- самым желанным городом: «Как хорош, однако же, Киев. Жаль, что я здесь не живу. Я люблю Киев… » Биографы художника отмечают: никогда больше -- ни до, ни после не было у него такого состояния. Пожалуй, никогда более он не был так счастлив…
«Чтобы я на Лелю Прахову молилась? Да никогда в жизни», -- возмутилась жена киевского генерал-губернатора
Чтобы написать четыре иконы для иконостаса церкви -- Христа, святого Кирилла, святого Афанасия и Богоматери, -- Врубель по совету Прахова отправился в Венецию. С собой взял фотографию Эмилии Львовны. «Жду не дождусь конца моей работы, чтобы вернуться… А почему особенно хочу вернуться? Это дело душевное и при свидании летом тебе его объясню. И то я тебе два раза намекнул, а другим и этого не делал», -- писал Врубель сестре из Венеции. В XIX веке не принято было трезвонить о своих сердечных делах.
И все же утаить «дело душевное» художнику не удалось. Когда летом 1885 года в Кирилловской церкви появились написанные Врубелем иконы, киевляне узнали в образе Богоматери черты известной в Киеве дамы. А в семье Праховых хранилось прямое «вещественное доказательство» -- листок бумаги с рисунками. На одной стороне Врубель сделал карандашный набросок лица Эмилии Львовны с натуры, на другой изобразил идеализированным то же лицо в облике Богоматери…
Даже скупой на комплименты художник Нестеров, приехавший в Киев для работы во Владимирском соборе, писал родным: у Врубеля «вышло нечто, от чего могут глаза разгореться. Особенно хороша икона Богоматери». Нестеров еще не знал, какой горький сюрприз готовит ему судьба: он полюбит «живую копию» Эмилии Львовны -- ее дочь Елену и будет просить ее руки. Но получит отказ, поскольку принадлежит к купеческому сословию, да еще и вдовец с детьми. Он захочет рисовать с нее образ святой Варвары во Владимирском соборе, но жена киевского генерал-губернатора Драгомирова, прослышав об этом, возмутится: «Чтобы я на Лелю Прахову молилась?! Да никогда в жизни!.. »
А «душевное дело» Врубеля тоже разладилось, несмотря на триумф его работ в Кирилловской церкви. Что произошло между ним и Эмилией Львовной? Почему, только вернувшись из Венеции в Киев, он так спешно покинул любимый город, разрушил все мосты и неожиданно для всех умчался в Одессу? Об этом можно только догадываться…
Недолго радовался отец художника тому, что «мы имели уже утешение читать о живописи Миши похвалы в газетах», что бытовой и материальной неустроенности сына придет конец. Врубель начал писать Демона. Навестив сына, отец заметил: «Миша предан Демону… всем своим существом и верит, что Демон составит ему имя». Отцу художника этот первый (позже уничтоженный Врубелем) киевский Демон «показался злою, чувственною… отталкивающею… пожилою женщиною». Созданная в 1890 году раскрашенная скульптура «Голова Демона» -- с широким, неправильной формы носом, круглыми глазами, вывернутыми пухлыми губами -- явно напоминала карандашный набросок с Эмилии Львовны Праховой. Богоматерь и Демон…
Вернувшись в Киев, Врубель продолжал захаживать в гости к Праховым. И собирался представить профессору свои эскизы росписи Владимирского собора. Но ни одна из его работ не была принята. Почему же художнику с колоссальным даром монументалиста досталась во Владимирском соборе лишь работа над орнаментами?
-- В литературе иногда представляют Прахова как чуть ли не злого гения Врубеля, но это же неправда! -- возмущается Таисия Яковлевна. -- Искусствовед прекрасно знал цену этому художнику. И говорил, что будь его воля, построил бы храм, который предложил расписывать только Врубелю -- такому таланту нужны другие стены. Врубель «не вписывался» в компанию с такими традиционными художниками, как Васнецов и Нестеров.
И потом, не забывайте, что это был подряд: оговаривались сроки работ, заключались договоры. А Врубель свои эскизы предоставил с опозданием на полгода! Договор с ним не заключался -- и только по этой, кстати, причине, его имени нет на мемориальной доске собора. А думать, что Прахов так низко мстил Врубелю… Боже упаси! Для него главным являлось искусство.
-- Людям хочется думать иначе, -- добавляет Владимир Львович. -- Ведь по человечески это так понятно: любовь, ревность, месть. Романтическая история, одним словом. Допустим, роман у Врубеля был. Платонический или нет? В книге моего деда «Страницы прошлого» об этом нет ни слова.
-- Праховы вообще избегали разговоров на эту тему, -- замечает Таисия Яковлевна. -- Но однажды свекровь сказала мне: «Ты не думай, что дедушка Адриан Прахов был промах!» А если даже у Эмилии Львовны случился роман, что из этого? Она оставалась замужней женщиной. Ее муж был действительный советник, «ваше превосходительство». А кто такой Врубель? Он был просто гений…
«Портрет сына Врубель написал накануне первого приступа безумия»
Фамилия Врубель по-польски значит «воробей» (в роду отца художника были и польские корни). Среди легенд мирового искусства есть еще только один «воробышек» -- Эдит Пиаф. Впрочем, это не фамилия, а прозвище, которое дали маленькой, как птичка, певице. Ослепнув в детстве после скарлатины, она, благодаря молитвам опекавших ее монахинь, прозрела. С Врубелем, увы, чуда не случилось: он ослеп за несколько лет до смерти, и зрение к нему так и не вернулось. А прежде чем погрузиться в полную тьму, гениальный художник страдал от тяжелейшего душевного расстройства, лечился в психиатрических клиниках. Многие его современники считали, что это кара небесная за то, что он был слишком увлечен темой Демона.
Врубель умер в 1910 году на руках своей жены -- певицы Надежды Забелы. Портрет их сына Савушки (он родился с «заячьей губой») Врубель написал накануне своего первого приступа безумия. Мальчик с недетски прозорливыми глазами и высоким лбом напоминал младенца, сидящего на коленях Богоматери -- с иконостаса в Кирилловской церкви. Только лицо Савушки воплощало страдание… Он не задержался на этом свете. По дороге из Москвы, откуда семья направлялась в летнее имение своих друзей, мальчик заболел крупозным воспалением легких и умер в городе, где они остановились переночевать, -- в Киеве…
Эмилия Львовна Прахова пережила Врубеля на 17 лет. Разъехавшись (но не разойдясь!) с мужем, она перебралась в дом на улице Трехсвятительской, 10 (сейчас рядышком с ним стоит памятник Проне Прокоповне и Голохвастову). И уже при советской власти совершала светские выходы «в оперу».
-- Мой дядя обычно сопровождал Эмилию Львовну в оперный театр, -- рассказывает Владимир Львович. -- Он шел босиком, в холщовых штанах. А она шествовала в длинном вечернем платье. Это было зрелище!
В том самом доме, где доживала свой век Эмилия Львовна, снимал квартиру молодой Врубель, когда впервые приезжал в Киев. Отсюда было рукой подать до прежнего жилища Праховых на Большой Житомирской, где когда-то собирался весь цвет киевского общества (три года назад, стараниями Владимира Львовича и Таисии Яковлевны, на доме наконец-то была установлена мемориальная доска в честь А. В. Прахова. А вот могилу Адриана Викторовича супругам отыскать пока не удалось. Известно только, что умер он в Ялте в 1916 году).
От Трехсвятительской Эмилии Львовне удобно было добираться к Владимирскому собору, в который столько стараний вложил ее супруг. Но намного дольше отсюда был путь к Кирилловской церкви. Там -- на иконостасе -- и сегодня сияет лик Богоматери. И перед этой светлой красотой меркнут все сплетни и пересуды…
7023Читайте нас у Facebook
