Владимир Топонарь: «За мной вины нет. Меня просто сделали козлом отпущения»
В воскресенье на телеканале СТБ состоится премьера цикла документальных фильмов, первый из которых называется «Прощение. Скнилов». Он посвящен нынешней жизни людей, пострадавших в страшной трагедии 27 июля 2002 года, когда в ходе праздничного авиашоу на Скниловском аэродроме подо Львовом в толпу зрителей врезался истребитель Су-27, пилотируемый летчиком Владимиром Топонарем. Тогда погибло 77 человек, из них 27 детей. Десятки людей остались инвалидами. Вскоре после несчастья семьи погибших создали общественную организацию, целью которой было не дать Министерству обороны возможности «замять» эту трагедию и уйти от ответственности. Безутешные родственники установили при въезде на аэродром часовню, поставили рядом обелиск с памятными мемориальными плитами каждому из погибших. По субботам они собираются там для молитвы и вспоминают дорогих им людей — и так в течение 11 лет. Люди живут страшными воспоминаниями, страдают от жутких снов, не желая смириться с мыслью, что их родных больше нет. Увы, иногда доходит до абсурда: потерявшие близких перестают обращать внимание на тех, кто живет с ними рядом, — всецело предаваясь горю, они порою не замечают собственных родителей и даже детей.
Ведущий журналист телеканала Дмитрий Карпачев, психолог по образованию, попытался помочь этим людям. Приехав во Львов, он встретился почти с каждым из пострадавших в трагедии. Но... многие отвергли его помощь. Объяснили, что менять в жизни ничего не хотят — ведь родных все равно не вернешь. Пусть уж будет так, как есть.
*При исполнении фигуры высшего пилотажа боевая машина на полной скорости врезалась в землю, сметая пришедших на авиашоу людей
Лишь семья Рудь, потерявшая
Но самым тяжелым испытанием для Валерия Рудя, старшего брата Александра, стала поездка в Кагарлык, где отбывает наказание Владимир Топонарь. Бывшего летчика во Львове многие ненавидят, называют убийцей и именно его безоговорочно считают виновником трагедии. Сам Валерий признается: первые два года после «Скнилова» просто мечтал о встрече с Топонарем. Но не для того, чтобы поговорить. Хотелось увидеться с пилотом рухнувшего на людей СУ-27, имея в руках какое-нибудь оружие...
И все же Валерий решился на встречу. Чем она закончилась — мы увидим уже послезавтра.
А пока корреспондент «ФАКТОВ» дозвонилась до
«Суд запретил мне пользование транспортными средствами, и я купил... ролики»
— Владимир, расскажите, как вам живется, сколько лет еще осталось провести на зоне?
— Я уже не в колонии. Нахожусь на исправительных работах. Это означает, что я должен один раз в месяц отмечаться в милиции, не имею права покидать место жительства без разрешения соответствующих органов. В принципе, я мог бы оформиться на режим исправительных работ через полгода после начала отбывания срока. Непременным условием изменения режима является наличие документа о том, что мне готовы предоставить работу. Все подтверждения имелись — меня брали в фирму по ремонту компьютеров. Однако начальник учреждения почему-то тянул время. В результате я покинул колонию лишь в июле нынешнего года, проведя там почти восемь лет. Вначале я ежегодно просил о помиловании. Но после того, как очередной ответ пришел спустя два года после отправки прошения (хотя срок, отведенный по закону, — полтора месяца), обращаться с петициями перестал. Теперь живу в арендованной хате на окраине Кагарлыка. Работаю в фирме, чиню принтеры. Иногда по работе выезжаю в Киев — для этого каждый раз нужно испрашивать специальное разрешение. О поездках за границу не может быть и речи.
— Судебным решением вам, кроме прочего, запретили пользование транспортными средствами.
— Сейчас уже могу. Хотя прежде доходило до смешного! Как выяснилось, велосипед тоже транспортное средство, и мне нельзя было на нем кататься. А ведь от дома до колонии— два километра. Сгонять домой пообедать и обратно — получается четыре километра. До места работы — еще два. В день приходилось наматывать около десяти километров, да еще никуда не опаздывать. Как поступить? И я купил... ролики. Начальник колонии сначала возражал, но потом смирился.
— Как можно по райцентру перемещаться на роликах? Даже в столице это удается далеко не на всех улицах.
— Я передвигался вполне нормально! С пригорка развивал скорость до 50 километров в час. Только коровы мешали.
— Здорово. Но все равно непонятно. Как можно, сидя за решеткой, так гонять по улицам?
— Объясняю. Я получил срок по статье о нарушении летных правил, по неосторожности приведшее к тяжким последствиям. Понимаете, по неосторожности! Мне дали 14 лет. И по закону я был направлен отбывать наказание в колонии с минимальным уровнем режима. Тут в основном сидят водители с ДТП, совершенными по неосторожности, без злобных намерений. Уже через год я снял в Кагарлыке дом почти бесплатно (просто пообещал хозяевам поддерживать жилье в порядке) и имел право являться в колонию лишь на построения и на работу. Но я и так в спецучреждениях насиделся! Сразу после ЧП в Скнилове на два месяца угодил в больницу, потом без паузы получил десять суток гауптвахты. Еще четыре месяца в Львовском СИЗО. Пока шел суд, я находился на подписке о невыезде, но каждый раз являлся на заседание с «дежурным» чемоданчиком — всегда был готов к аресту. После приговора, подтвержденного Верховным судом, меня направили в Кагарлыкскую колонию.
— Кроме исправительного срока, вам было назначено и финансовое наказание — возвращение 150 тысяч материального ущерба.
— Сначала, согласно приговору Львовского городского суда, речь шла о возврате совершенно нереальной суммы— стоимости разбитого истребителя, а это почти семь миллионов гривен. Потом Верховный суд вдруг скостил эту сумму до 150 тысяч гривен. Я много раз спрашивал: почему именно столько? Это что, стоимость сгоревшего колеса? Почему не полтора миллиона, почему не 150 гривен? Откуда судьи взяли эту цифру? Ответа так и не получил.
— Но вы выплачиваете материальную компенсацию?
— Конечно. Для того закон и существует. Каждый месяц отдаю 20 процентов от зарплаты. Честно признаюсь: за восемь лет в колонии едва выплатил тысячу гривен. Работа нелегкая — уборка свинофермы, разгрузка товарных вагонов. А платят заключенным копейки. До начала суда я добровольно заплатил три тысячи гривен.
— Это же капля в море. Будете выплачивать до конца жизни?
— А что мне делать? Таково решение суда.
— Узнала, что вы разошлись с супругой Ириной, с которой прожили не один десяток лет. Немножко странно: она как юрист на суде выступала вашей защитницей, сражалась за вас, как львица. Как-то Ирина рассказывала мне о вашей истории знакомства, очень романтической. Задержавшись у нее в общежитии, вы опоздали в казарму и угодили на гауптвахту. Девушка умудрялась передавать вам записочки каждый день. И тогда вы решили: «Только на такой нужно жениться!» Что же потом произошло, из-за чего вы расстались?
— Не хочу рассказывать. Это личное. Теперь я женат на женщине, которая приехала ко мне в колонию из Феодосии (до ареста Владимир Топонарь жил в Крыму. — Авт.). Но с детьми поддерживаю хорошие отношения. Обе дочери подарили мне внуков, сын пока не обзавелся потомством, служит в армии. Кстати, у моей новой избранницы тоже два внука. Так что на двоих у нас их пятеро.
«Причина неисправности самолета так и осталась невыясненной»
— Владимир, давайте еще раз поговорим о причине аварии.
— В деле имеется масса документов по этому поводу. Из летного задания становится очевидным, что параметры летного поля, указанные нам, значительно превышали безопасное расстояние от зрителей. В том, что случилось, вина организаторов. Самолеты не должны летать над зрителями. Во время шоу мне нужно было выполнить несколько элементов высшего пилотажа, на них отводились считанные минуты. На «полубочке» я заметил, что тяга обоих двигателей уменьшилась, скорость упала. Но причина неисправности так и осталась невыясненной! Между тем на земле уверенно приказывали продолжать полет. Во время исполнения последней фигуры — косой петли с поворотом — самолет стал неуправляемым. На суде говорили, что летчик ошибся по неопытности. Да у меня 27 лет авиастажа, более двух тысяч часов налета, я был в составе группы «Украинские соколы». Такие элементы исполнял десятки раз. В момент, когда Су-27 чиркнул крылом об землю, я понял, что через несколько секунд погибну. Однако до последнего надеялся, что истребитель еще можно поднять, вернуть в небо — и прилагал к этому все усилия. В это время второй пилот Юрий Егоров нажал на катапульту, и мы с ним вдвоем вместе с сиденьями вылетели в воздух.
*«В момент, когда самолет чиркнул крылом об землю, я понял, что через несколько секунд погибну, — говорит Владимир Топонарь. — Однако до последнего надеялся, что истребитель еще можно вернуть в небо, и прилагал к этому все усилия»
— Да уж, тогда еще и из-за этого все на вас злились. Дескать, летчики сумели выброситься из пылающего самолета и остались живы — в то время как столько людей погибло. Как после этого складывались ваши отношения с Егоровым?
— Сначала нормально. Мы несколько месяцев сидели в одной камере, морально поддерживали друг друга. Но на суде Егоров молчал, а я пытался бороться, доказывал свою невиновность. После приговора попали в одну колонию. И тут к нему стали наведываться разные генералы — ведь он был председателем классификационной комиссии летного состава, главным летчиком-инспектором Министерства обороны. Он даже написал на меня несколько жалоб. В результате его освободили через два с половиной года.
— Но пострадавшие на Скнилове давно простили его. Егоров извинялся на суде, просил у них прощения. А вы, по словам потерпевших, и не думали каяться.
— И я просил прощения. Они просто не хотели этого слышать. Целых полгода на меня ежедневно изливался такой поток негативных эмоций, который трудно было пережить. Поэтому мое поведение тогда — в какой-то мере просто защитная реакция на гнев людей. Сейчас я и внутренне изменился, очень сочувствую людям, пережившим это горе.
— А сны страшные вам с тех пор не снятся?
— Сны снятся тем, у кого совесть нечиста. А за мной вины нет, меня просто сделали козлом отпущения. Я психически нормальный человек и владею своими эмоциями.
— Какие планы строите, чем займетесь после освобождения?
— Пока никаких. Пускай все идет своим чередом. Сейчас я просто живу, работаю. Пытаюсь морально совершенствоваться, занимаюсь разными духовными практиками.
70821Читайте нас у Facebook
