Вдова Анатолия Соловьяненко: "Мы могли уехать в Италию, но муж говорил, что его сердце отдано Украине"

Его называли украинским соловьем и одним из лучших теноров в мире. Анатолий Соловьяненко выступал на сценах «Метрополитен-опера», «Ла Скала», Большого театра. Ему предлагали остаться в Италии и России, но сердце Анатолия Борисовича навсегда было отдано Украине. 30 лет он прослужил в Национальном театре оперы и балета. Затем ушел оттуда, пережив драматичное расставание, так и не вернувшись больше ни разу на родную сцену. Он умер спустя четыре года после разлуки с театром. На его сердце обнаружилось множество следов от микроинфарктов, которые Соловьяненко перенес в последние годы.

Анатолий Борисович скончался в своем загородном доме в Козине, в 30 километрах от Киева. Там же, в селе, он и похоронен. Старший сын знаменитого певца Андрей живет с семьей в Канаде, младший Анатолий — главный режиссер Национального оперного театра. Вдова Анатолия Борисовича Светлана Дмитриевна свято хранит память о своем легендарном супруге. Последние годы она не покидает большой дом в Козине, где каждое деревце напоминает ей о любимом.

— Уже 15 лет нет Анатолия Борисовича, — рассказывает Светлана Дмитриевна (на фото). — Но мне не верится, кажется, будто он ушел только вчера. За это время так много сделано для памяти Соловьяненко: создан музей, написаны книги, названа его именем центральная улица в любимом им Козине, поставлены памятники… К сожалению, все это не может вернуть нам Анатолия. Он был необыкновенным человеком и внешне, и внутренне. Светлая, чистая душа. Часто говорил мне: «То, что я вложил в себя, не имею права растерять, разбросать по жизни».

— Анатолий Борисович ведь родился в простой семье на Донбассе.

— Его отец шахтер, мама была домохозяйкой. Он появился на свет в маленьком поселке Победа Буденовского района (близ города Сталино, ныне Донецк), возле шахты «Вертикальная». Папа был начальником транспортного отдела, при этом имел фантастически красивый от природы голос. Анатолий рассказывал, когда его учитель Александр Коробейченко познакомился с отцом и услышал, как тот поет, сказал: «Ваш сын имеет хороший голос, но по сравнению с вами он мальчик. Жаль, что я не встретился с вами раньше, иначе бы сделал из вас певца с мировым именем».

— Правда, что Соловьяненко в молодости даже не помышлял о карьере певца?

— Кто мог себе представить, что сын шахтера будет петь в оперном театре?! Анатолий поступил в Донецкий политехнический институт. И когда познакомился с Коробейченко, преподаватель ему сказал: «У тебя уникальный от природы голос, но с ним нужно работать». Почти десять лет Соловьяненко положил на то, чтобы голос стал таким, каким мы его знали. Рассказывал, что иногда у него возникало желание бросить все, понимая, что не получается достичь тех вершин оперной сцены, на которые ориентировал его учитель. Анатолий всегда был очень требователен к себе. Слава Богу, он таки не отказался от своей мечты, достиг очень многого. Стал первым украинским певцом, дебютировавшим на сцене «Метрополитен-опера».

— Как он оказался в Нью-Йорке?

— Волею случая. Это произошло в 1977 году. Анатолий Борисович уже был известным солистом Киевского оперного театра, и его пригласили по линии общества «Дружба». В Нью-Йорке в нашей миссии был организован вечер, где выступал Анатолий. Среди гостей был артистический директор «Метрополитен-опера» Ричард Радзинский. Услышав пение мужа, он сказал: «Я устрою тебе прослушивание буквально в ближайшие дни». В театре Анатолий имел такой успех, что ему предложили петь в трех операх, среди которых «Сельская честь» и «Риголетто». Планировали, что он выйдет на сцену «Метрополитен-опера» три раза, а получилось десять. Причем, «Сельскую честь» он должен был петь с Пласидо Доминго. На 14 января 1978 года назначили дебют Соловьяненко в этой опере, но накануне Анатолий заболел, слег с гриппом. Слава Богу, я тогда была рядом. Позвонила Радзинскому, он пришел к нам в номер, увидел Анатолия и сказал: «Мне нужно, чтобы ты вышел один раз, но спел отменно. Выздоравливай!» Муж стал нервничать: «Я обязан отчитаться за все спектакли перед Госконцертом и сдать деньги». Тогда исполнитель мог взять себе лишь десять процентов гонорара. На что Радзинский ответил: «Ты получишь гонорар за все десять опер».

— В Америке к вам был приставлен человек из спецслужб, который следил за всеми вашими передвижениями?

— Мы об этом не знали, но однажды поняли, что он таки существует. Как-то на одном из приемов в нашем представительстве познакомились с художником-графиком Яковом Гнездовским. Он пригласил нас с Толей к себе на загородную виллу. Помню, было очень холодно, началась метель, и Гнездовские предложили нам остаться у них на выходные дни. В понедельник утром мы приехали в Нью-Йорк. Ничего не подозревая, вернулись в гостиницу, и тут же раздался звонок нашего приятеля, работавшего в Организации Объединенных Наций. Он поинтересовался, все ли у нас в порядке и где мы были. Только через несколько лет, когда мы снова его встретили в Киеве, рассказал, что в те дни, когда мы не ночевали в гостинице, все консульство было поднято на ноги. В наш номер заходили и обнаружили, что все вещи на месте, нет лишь документов. Тогда решили, что мы будем просить политического убежища, и с тревогой ждали понедельника, когда об этом будет заявлено в прессе.

— А вы когда-нибудь задумывались об этом?

— Никогда в жизни. Хотя много позже Анатолий признался, что ему не раз делали предложение остаться за рубежом. Кстати, после его триумфа в «Метрополитен-опера» к нашему отъезду был подготовлен новый контракт, по которому Соловьяненко должен был через два месяца приехать в Нью-Йорк и вновь выступить на сцене театра.

— Страна заработала на Соловьяненко приличные деньги?

— Безусловно. В то время Анатолию Борисовичу платили 2 тысячи долларов за спектакль. За десять опер получилось 20 тысяч долларов. Из них он лишь две оставил себе, а 18 тысяч сдал государству. Кстати, Госконцерт запрещал исполнителю подписывать прямой контракт с театром. Все расчеты должны были идти только через эту организацию. Тем не менее Анатолию было предложено вновь приехать в «Метрополитен-опера», где на него собирались ставить спектакль. К сожалению, в это время начались события в Афганистане и все связи с Америкой были прерваны.

— Соловьяненко был членом партии?

— Представьте себе, нет. Работая в политехническом институте, он пытался вступить в партию, но ему сказали: «Для вашей прослойки мест сейчас в партии нет. Вы слишком молоды». Когда Анатолия подавали на звание народного артиста, к нам домой пришел парторг оперного театра и сказал, что мужу было бы неплохо вступить в партию. На что Анатолий ответил: «Получается, чтобы получить звание, я должен стать членом КПСС? Как это будет расценено со стороны?» И отказался. В Советском Союзе лишь два лауреата Ленинской премии не были членами КПСС — Аркадий Райкин и Анатолий Соловьяненко.

— Вы познакомились с Анатолием Борисовичем еще в Донецке?

— Да, это было в начале 60-х годов. Соловьяненко был старшим преподавателем в политехническом институте, а я работала на его кафедре лаборантом-чертежницей. Он долго колебался, прежде чем начать за мной ухаживать. Помню, наше первое свидание состоялось 8 Марта. Во всем, что касалось личных отношений, Анатолий был очень мягким человеком, но лишь речь заходила о работе, он становился жестким и непоколебимым. Когда мы познакомились, Соловьяненко уже задумывался о карьере певца. Александр Коробейченко ориентировал его на Большой театр. Но, видимо, не судьба. Когда там проходили пробы, Анатолий заболел и не поехал в Москву.

Помню, как его пригласили на очередной отчет художественной самодеятельности Донецкой области. То, что творилось на сцене, когда Соловьяненко начал петь, не передать словами. Зал просто буйствовал. На следующий день после выступления с Анатолием связался директор Киевского оперного театра (в то время это был зять Хрущева Виктор Гонтарь) и пригласил его на работу. Буквально через два месяца Анатолий выступал уже в Москве, на Международном съезде профсоюзов в Кремлевском дворце.

В это же время проходил отбор молодых стажеров для поездки в Италию. Председателем жюри была великая Мария Максакова, которая предложила поездку Соловьяненко. Трижды он ездил в Италию на стажировку. После первой поездки ему предложили работать в Большом театре. Тогда же, в июне 1963 года, мы расписались. Анатолий уехал в Москву, но через некоторое время вернулся, сказал, что там нет репертуара, который он мог бы исполнять. Ему предлагали петь в операх «Садко», «Хованщина», но на русском языке. Анатолию было сложно петь на русском, в то время он блестяще овладел итальянским языком. Анатолий Борисович решил вернуться в Киев и стал работать в родном для него Национальном оперном театре.

*Светлана Дмитриевна и Анатолий Борисович поженились в 1963 году

— Расставание с этим театром для Соловьяненко было весьма драматичным.

— Когда Анатолия, мягко говоря, попросили из театра, ему было всего 62 года. Назначили пенсию 49 гривен 70 копеек, а ведь Соловьяненко был в самом расцвете, в великолепной вокальной форме. Тогда обсуждалась возможность сделать большие гастроли с Пласидо Доминго, но, очевидно, сердце не выдержало стресса, который супругу пришлось пережить в связи с уходом из театра. Помню, как Анатолий говорил: «Если я не буду петь, я умру». А ведь у него отняли такую возможность — лишили сцены, которой он отдал лучшие 30 лет своей жизни. И никто не поддержал Соловьяненко.

— Что стало причиной его конфликта в театре?

— Зависть. Это самое страшное, что может быть в жизни. Она коверкает судьбы, меняет историю и даже прерывает жизненный путь.

— Вас ведь не раз приглашали переехать в Москву.

— Да, и лично сам мэр Москвы Лужков. Анатолию предлагали прекрасные условия, любую квартиру. Три раза Лужков приглашал нас переехать в Москву. Но я видела, как Анатолий все время искал повод, чтобы отказаться. Наверное, он любил свою родину больше, чем она любила его. Мы могли уехать и в Италию, прекрасно зарабатывать, там выходили диски Соловьяненко. Но муж говорил, что его сердце навсегда отдано Украине. Понимаете, корнями он был здесь. Особенно любил свой Козин.

— Дом в селе появился у вас давно?

— В 1983 году. Тогда участок земли в селе взять было очень сложно. Нужно было для этого там прописаться. Толе сказали: «Напиши письмо Владимиру Щербицкому и попроси, чтобы разрешили выделить тебе землю». Он долго сопротивлялся, говорил, что не будет такой чепухой беспокоить важного человека, но тем не менее заявление написал. Владимир Васильевич с большим уважением относился к Соловьяненко. Мы уехали отдыхать, а вернувшись в Киев, узнали, что нам выделен участок. Тут я и вспомнила все свои прошлые строительные навыки, когда по заданию партии работала на стройке штукатуром третьего разряда. Дом был построен практически под моим руководством. Анатолий к этому не имел никакого отношения. Зато он любил ухаживать за нашим садом: полол, копал. Обожал Козин. Здесь ему легко дышалось и хорошо работалось. Отсюда, из Козина, он и ушел в свой последний путь. Это случилось 29 июля. Я должна была приехать на следующий день, а Анатолий решил не дожидаться меня и на автобусе поехал в село. Дома была моя мама. Анатолий сходил на речку Козинку, покатался на водных лыжах. Вернулся домой, лег на кровать и… умер. Не выдержало сердце…

Читайте нас у Facebook

Зробіть «ФАКТИ»
обраним джерелом
у Google News