ПОИСК
Політика

Завтра президентом россии будет избран внук сталинского повара… Владимир путин?

0:00 25 березня 2000
Інф. «ФАКТІВ»
Несмотря на закрепленный за Россией имидж непредсказуемой страны, завтрашние выборы, скорее всего, неожиданностей не принесут. Россияне уже третий месяц всем другим кандидатам предпочитают одного из самых… малоизвестных политиков. В январе на Международном экономическом форуме в Давосе о нем прямо так и говорили: кто это, Путин? Исполняющий обязанности президента России согласился сам рассказать о себе. «ФАКТЫ» предлагают читателям наиболее интересные отрывки из откровений бывшего разведчика, вошедших в недавно изданную книгу «От первого лица».

«Я выглядел как последний негодяй»

… Дед родился в Петербурге и работал поваром. Но, видно, хорошо готовил, потому что после первой мировой войны его пригласили на работу в подмосковные Горки, где жил Ленин и вся семья Ульяновых. Когда Ленин умер, деда перевели на одну из дач Сталина, и он там долго работал. Сталина, между прочим, пережил и в конце жизни, уже на пенсии, жил и готовил в доме отдыха Московского горкома партии в Ильинском. Но про свою жизнь помалкивал. Да и родители со мной о себе никогда не говорили. Особенно отец…

Вера Дмитриевна Гуревич, классный руководитель Владимира Путина с 4-го по 8-й класс:

«У его родителей очень трудная судьба. Представляете, сколько мужества надо было набраться его маме, чтобы родить Володю в 41 год? Он -- поздний ребенок. Его папа как-то сказал мне: «Один наш сын был бы уже вам ровесник». Видно, в войну потеряли.

РЕКЛАМА

Мама у него была не шибко грамотная женщина. Не знаю, окончила ли пять классов. Она проработала всю жизнь. И дворником, и ночью товар в булочной принимала, и в лаборатории пробирочки мыла. Даже, по-моему, в комиссионном магазине была одно время сторожем».

… Папа работал мастером на заводе. Его очень любили, ценили, он вкалывал там столько, сколько нужно. Ему, кстати, долго не давали инвалидность, хотя одна нога у него просто колесом была.

РЕКЛАМА

… Когда я начал учиться в университете (на юрфаке, в Ленинграде. -- Ред. ), в основном сосредоточивался на учебе, а к спорту уже относился как к делу второстепенному. Но тренировался, конечно, регулярно, и во всесоюзных соревнованиях по дзюдо участвовал, хотя как-то по инерции, что ли. В 1976 году стал чемпионом города.

-- Университетское время -- как раз для романов. У вас были?

РЕКЛАМА

-- А у кого не было? Но ничего серьезного… Если не считать одной истории. Первая любовь. Мы с ней собирались сочетаться узами законного брака (это было года за четыре до того, как я действительно женился). Но не получилось -- интриги помешали… Мы уже подали заявление. Все было совсем готово. Родители с обеих сторон все закупили -- кольца там, костюм, платье… Это было одно из самых сложных решений в жизни. Очень было тяжело. Я выглядел как последний негодяй. Но я решил, что лучше все-таки сейчас, чем потом мучиться и ей, и мне. И ушел почти из-под венца. То есть я, конечно, никуда не сбежал, я сказал ей всю правду, все, что считал нужным. Да… сложная история. Так получилось. Было действительно тяжело.

… Все годы в университете я ждал, что обо мне вспомнит тот человек, к которому я приходил в приемную КГБ еще школьником: сказал, что хочу работать у них. Но четыре года прошло. Тишина. Я решил, что все, тема закрыта. Но на четвертом курсе на меня вышел один человек. «Володя, -- говорит, -- как бы ты посмотрел, в общем и целом, если бы тебе предложили пойти на работу в органы?» Я ему тогда не стал говорить, что я со школы мечтаю об этом.

… Когда на работу в органах соглашался, про 37-й год совершенно не думал. Абсолютно. Мои представления о КГБ возникли на основе романтических рассказов о работе разведчиков.

«Если дело обстоит таким образом, то я тебя люблю и предлагаю такого-то числа пожениться»

Меня оформили сначала в секретариат Управления, потом в контрразведывательное подразделение. А там на меня, видимо, обратили внимание сотрудники внешней разведки. Начали меня агитировать к себе. Естественно, согласился. Вскоре уехал в Москву на учебу в Краснознаменный институт имени Андропова.

Михаил Фролов, полковник в отставке, преподаватель института имени Андропова:

«Путин поступил ко мне в звании майора. Учился он ровно, без сбоев, не было повода усомниться в его честности и искренности. Я даже в пример его ставил другим: «Вот посмотрите на товарища Платова!» Там же не называли по настоящим фамилиям… Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством. После обучения Путин был закреплен за представительством КГБ в ГДР».

В то время он уже был женат.

… Мне позвонил как-то приятель и сказал, что приглашает меня в театр на Райкина. У него есть билеты, девушки будут. Сходили. Девушки действительно были. С одной из них я начал встречаться. Мы подружились. С Людой, моей будущей женой.

… Я сказал ей, что работаю в милиции. Потому что сотрудников органов, особенно разведки, прикрывали какими-нибудь корочками. Если становится широко известным, где ты действительно работаешь, тебя, уж конечно, не пошлют за границу. Я же не знал, чем наше знакомство закончится.

Людмила Путина:

«Однажды вечером мы сидели у него дома, и он говорит: «Дружочек, ты теперь знаешь, какой я. Я в принципе не очень удобный человек». И дальше шла самохарактеристика: молчун, в чем-то достаточно резкий, иногда может обидеть и так далее. Словом, рискованный спутник жизни. И продолжает: «За три с половиной года ты, наверное, для себя определилась?» Я поняла, что мы, похоже, расстаемся. «Вообще-то, — говорю, — определилась». Он с сомнением в ответ: «Да?» Тут я окончательно поняла, что мы расстаемся.

«Ну, если дело обстоит таким образом, то я тебя люблю и предлагаю такого-то числа пожениться», — говорит он. Вот это было полной неожиданностью. Через три месяца мы поженились».

«У меня тогда возникло ощущение, что страны больше нет»

Людмила Путина:

«Мы приехали в Дрезден в 1986 году. К тому времени я уже окончила университет. Маше был год. Ждали второго ребенка. Катя родилась в Дрездене. Жили в доме германской госбезопасности — «Штази».

… В Германии работал по линии политической разведки: получение информации о политических деятелях, о партиях, тенденциях внутри этих партий, о лидерах — и сегодняшних и возможных завтрашних. Конечно, чтобы получить такую информацию, нужны источники. У меня хорошо шла работа.

… Когда в 1989 году в ГДР начали громить управление Министерства госбезопасности, я из толпы наблюдал, как это происходило. Люди ворвались в МГБ. Какая-то женщина кричала: «Ищите вход под Эльбой! У них там узники томятся по колено в воде!» Там действительно было помещение СИЗО, но не под Эльбой, конечно.

Мы опасались, что могут прийти и к нам. Поэтому все уничтожили, все наши связи, контакты, все наши агентурные сети. Я лично сжег огромное количество материалов. Жгли столько, что печка лопнула. Все наиболее ценное было вывезено в Москву.

… Люди собрались и вокруг нашего здания. Я позвонил в нашу группу войск и объяснил ситуацию. А мне говорят: «Ничего не можем сделать без распоряжения из Москвы. А Москва молчит». Потом, через несколько часов, наши военные все же приехали. И толпа разошлась. Но вот это «Москва молчит»… У меня тогда возникло ощущение, что страны больше нет. Стало ясно, что Союз болен. И это смертельная, неизлечимая болезнь под названием паралич власти.

… Когда в январе 1990 года мы вернулись из Германии, я еще оставался в органах, но потихоньку начал думать о запасном аэродроме. С удовольствием пошел «под крышу» Ленинградского госуниверситета, стал помощником ректора университета по международным связям. Восстановил связь с друзьями по юрфаку. Один из них и попросил меня помочь Анатолию Собчаку, который к этому времени стал председателем Ленсовета. «Ведь я сотрудник КГБ. А он об этом не знает. Я его могу скомпрометировать». «Ты с ним поговори», — посоветовал приятель. Когда я сказал Собчаку, что я — кадровый офицер КГБ, он задумался и выдал: «Ну и… с ним!»

… Был 90-й год: еще не развалился СССР, еще не было августовского путча, то есть окончательной ясности в том, куда пойдет страна, еще не было. Собчак, безусловно, был ярким человеком и видным политическим деятелем, но связывать с ним свое будущее было достаточно рискованно. Все могло просто в один момент развернуться. Я решил уйти из органов. Долго думал, собирался, потом взял себя в руки, сел и с первого раза написал рапорт. Второе, что я сделал после того, как подал рапорт,  — решил публично рассказать о том, что работал в КГБ на Ленинградском телевидении.

-- Когда вы вышли из Компартии?

-- Я не выходил. КПСС прекратила существование, я взял партийный билет, карточку, положил в стол — там все и лежит.

В больнице Людмила Путина увидела тележки с трупами

Людмила Путина:

«Я ехала на наших «Жигулях», как положено, на зеленый свет. На заднем сиденье спала Катя. И вдруг в боковую стойку на скорости примерно 80 км в час врезается легковая машина. Я ее не видела даже. На полчаса я потеряла сознание, потом очнулась, хотела ехать дальше, но поняла, что не могу. Первая мысль была, конечно, о дочке. Кому-то из тех, кто стоял рядом, дала телефон помощника Володи, чтобы он приехал и забрал Катю.

Меня отвезли в больницу. Она оказалась совершенно жуткая. Там в основном народ умирал. В коридоре стояли тележки с трупами. Это я на всю жизнь запомнила. Туда всегда людей с травмами отвозят. И если бы я там осталась, я благополучно умерла бы. Они даже не заметили перелома основания черепа. Мне в лучшем случае грозил посттравматический менингит с летальным исходом. Володя договорился о переводе в Военно-медицинскую академию. В клинике академии мне сразу сделали снимок и сказали, что нужна срочная операция на позвоночнике.

Уже когда мне сделали операцию, я лежала в реанимации и все время говорила врачам, что у меня шевелятся челюсти. А они шутили: «Ничего, новые вставим». Но потом хирург, который меня оперировал, все-таки обратил на это внимание. Тут перелом основания черепа и обнаружился. Сделали еще одну операцию, начали лечить, но теперь я понимаю, что у врачей были очень большие сомнения в успешном исходе. Шансов почти не было. Мне повезло, что я выкарабкалась. Жалко только, что шею разрезали с двух сторон: спереди и сзади. До этой истории там был в целом неплохой дизайн».

… С самого начала было ясно, что выборы мэра Питера в 1996 году будут сложными для нас, для победы нужны профессионалы, технологи для работы по предвыборной кампании. Все это требовало больших денег. У нас их не было. Собчак решил сам руководить штабом. Потом подключилась Людмила Борисовна, его супруга. Пока решали, кто будет руководить кампанией, упустили массу времени. И выборы мы благополучно продули.

… Еще некоторое время после поражения я сидел в кабинете в Смольном. Новый губернатор Владимир Яковлев сразу не стал выгонять меня из кабинета, но как только президентские выборы закончились, меня довольно жестко попросили освободить помещение. В июле мы с семьей переехали на дачу, которую я строил несколько лет, и стали жить там в ожидании, — ведь я «такой нужный всем» и меня обязательно куда-нибудь позовут. На даче мы прожили полтора месяца.

«Я был в чем мама родила, успел только обмотаться простыней»

… Дом был кирпичный, но изнутри обшит деревом. В тот день я был на даче с женой и детьми. К нам приехала Марина Ентальцева, мой секретарь, с мужем и дочкой. Мы, мужики, пошли в сауну, прямо в доме, на первом этаже. Попарились, искупались в речке и вернулись в комнату отдыха. И вдруг я слышу какой-то треск. Потом дым — и вдруг пламя как бабахнет! Я закричал своим командирским голосом, чтобы все бежали из дома. Горела сауна. Катя сидела на кухне и что-то ела. Она оказалась самой дисциплинированной. Выскочила, даже не стала спрашивать почему. Я побежал наверх.

На втором этаже и Марина, и Машка, старшая дочка, вертятся и не могут понять, куда им бежать, и даже друг друга не видят. Я Машу взял за руку и на балкон вывел. Потом содрал с кровати простыни, связал их, привязал к балконной решетке и говорю Маше: «Спускайся!» Она испугалась: «Не полезу, боюсь!» Я пригрозил: «Я тебя сейчас возьму и как щенка отсюда выброшу! Ты что, не понимаешь, что дом сейчас сгорит?!» После Маши я Марину спустил. И тут я вспомнил, что в комнате остался «дипломат» с деньгами, все наши сбережения. Я думаю: как же без денег? Вернулся, поискал, руку запустил туда, сюда. Нет. Выскочил на балкон, перелезаю через перила, хватаюсь за простыни, начинаю спускаться. И тут нюанс: я же был в чем мама родила, успел только обмотаться простыней. И вот, представляете, картина: пылает дом, голый человек, обмотанный простыней, ползет вниз, ветер раздувает паруса, и вокруг на пригорке выстроился народ и молча, с большим интересом наблюдает.

… Инициатива моего прихода в администрацию президента принадлежала с самого начала управляющему делами президента Павлу Бородину. Не знаю, почему он обо мне вспомнил. Мы несколько раз в жизни до этого встречались. В августе 1996 года я стал его замом. Курировал юридическое управление и загрансобственность.

- Вы сделали невероятно быструю карьеру в Москве. Практически каждый год повышение. 1997-й — начальник Главного контрольного управления, 1998-й  — первый замглавы администрации президента, курирующий регионы, 1998-й — директор ФСБ, а позднее еще и секретарь Совета Безопасности. В августе 1999-го — премьер-министр и с 31 декабря — и. о. президента. И что, вам вот всем этим было одинаково интересно заниматься?

- Совсем нет. Собственно, был момент, когда я собирался уходить из администрации президента. Когда работал в Контрольном управлении. Пока думал, меня назначили первым замом главы администрации президента. Эта работа была самой интересной.

… Лето 1999 года. Борис Николаевич пригласил меня к себе и сказал, что у него есть идея предложить мне пост премьера, только он должен еще переговорить со Степашиным. Ельцин не спрашивал, согласен ли я стать премьером. Он лишь сказал, что относительно Степашина уже принял решение. Кстати, в разговоре со мной он не произносил слова «преемник». Ельцин говорил о «премьере с перспективой», что если все пойдет нормально, то он считал бы это возможным. А потом, уже в эфире, президент сказал обо мне как о будущем возможном президенте.

… Недели за две-три до Нового года Борис Николаевич сказал мне, что решил уходить. Таким образом, я должен буду стать и. о. президента. Он смотрел на меня, ждал, что я скажу. Я сидел и молчал. Он стал более подробно рассказывать — что хочет объявить о своей отставке еще в этом году… Когда он закончил говорить, я сказал: «Знаете, Борис Николаевич, если честно, то не знаю, готов ли я к этому, хочу ли я, потому что это довольно тяжелая судьба». Я не был уверен, что хочу такой судьбы…


«Facty i kommentarii «. 25 марта 2000. Политика

2411

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів