«читал вашу пьесу „в степях украины“. Между прочим, я добавил несколько слов на 68 странице. Это для большей ясности. Привет! И. Сталин»
Александр Евдокимович Корнейчук был личностью неоднозначной, но, несомненно, яркой и талантливой. При жизни ему довелось пережить бурную славу, после смерти настала пора искусственного забвения. Но творчество драматурга прошло самое главное испытание — испытание временем. Можно было переименовать улицы и станцию метро, вычеркнуть из учебников имя и даты, а одна из самых ярких пьес Корнейчука, комедия «В степях Украины», поставленная Виталием Малаховым в Киевском театре на Подоле, вырвавшись из плена, засияла новым светом, оказавшись интереснее сегодняшнему зрителю, чем пьесы современных драматургов. Об Александре Корнейчуке вспоминает его вдова — Марина Федотовна Корнейчук.
Уже будучи знаменитым, Корнейчук ночевал в театре за кулисами
25 мая 1965 года Александр Евдокимович был в Хельсинки, там состоялся конгресс Всемирного Совета Мира. Приехал в Киев только в начале июня, а здесь столько поздравлений, телеграмм из разных стран! Одну из них я перечитывала много раз — за ее шутливым тоном скрывалось очень многое.
«Дорогой Саша, поздравляю тебя невеселой датой. Крепко обнимаю. С ярмарки мы трогаем вместе. Пожалуйста, не спеши и положи кнут под сиденье. Твой Михаил Шолохов».
Юбилейные торжества состоялись в Театре им. И. Франко. Народу было больше, чем может вместить театр: украинские и московские писатели, гости из союзных республик и из-за границы. Драматург И. Рачада передал Александру Евдокимовичу позолоченный кортик с надписью: «Маршалу драматургии от маршала Малиновского». Все было настолько торжественно, что на другой день Александр Евдокимович сказал, смеясь: «Теперь буду знать, что будут говорить, когда умру. Генеральная репетиция состоялась. Даю слово, что больше в моей жизни юбилеев не будет »
Часто спрашивают о его встречах со Сталиным Однажды Александр Евдокимович достал из шкафа старую папку, вытащил из нее листочек, вырванный из блокнота, и сказал мне: «Читай». Синий карандаш, четкий почерк: «Многоуважаемый Александр Евдокимович! Читал Вашу „В степях Украины“. Получилась замечательная штука — художественно цельная, веселая-развеселая. Боюсь только, что слишком она веселая, и есть опасность, что разгул веселья в комедии может отвести внимание читателя-зрителя от ее содержания. Между прочим, я добавил несколько слов на 68 странице. Это для большей ясности.
Привет! И. Сталин 28. 12. 1940 г. »
Александр Евдокимович всегда уделял особенное внимание молодым драматургам и вспоминал в связи с этим свою юность. В Харькове в 1933 году с большим успехом шла «Гибель эскадры». Однажды после спектакля Корнейчука пригласили в кабинет директора театра — с ним хотели поговорить члены правительства. Узнав, что драматург не имеет собственного жилья и ночует в театре за кулисами, велели ему завтра же зайти в горсовет за ордером на комнату. «На следующий день, — вспоминал Александр Евдокимович, — я стал хозяином собственной комнаты: повесил на стене афишу, поставил на окно чемоданчик, а на него положил рукопись пьесы. Потом закрыл комнату и пошел в театр.
После спектакля счастливый возвращаюсь домой. Открываю дверь и вижу такую картину: на моей кровати спит женщина с ребенком, а в углу сидит молодой человек и читает мою пьесу. Выяснилось, что выдали два ордера на одну комнату. Я стал и не знаю, что делать. А молодой человек подошел ко мне и начал говорить о „Гибели эскадры“ — он прочел пьесу, и для такого писателя его семья завтра же освободит комнату. Это была первая устная рецензия на мою пьесу. Забрал свой чемодан, афишу и пошел в сквер. И все же — в ту ночь я был счастлив».
После одного из спектаклей Корнейчук подарил всем актрисам золотые ювелирные украшения, а актерам — серебряные
Осенью 1965 года мы приехали в Москву, смотрели у вахтанговцев «Западню». А после спектакля зашли в кабинет Рубена Николаевича Симонова. Там был Леонид Утесов с дочерью. Когда собирается такая компания, всегда начинаются воспоминания, веселые театральные истории. Утесов давно не виделся с Корнейчуком и, обнимая его, сказал, что благодаря «Гибели эскадры» получила второе рождение песня «Раскинулось море широко», которую Утесов включил потом в свой репертуар. «А потом, — рассказывает Утесов, — у меня было одно происшествие с этой песней. Однажды на гастролях мне нужно было получить бандероль, которая пришла на мое имя. Паспорт забыл дома. Тогда я вспомнил историю с Карузо: он спел в банке, чтобы доказать, что он Карузо, и ему выдали деньги без документов. Я тоже спел «Раскинулось море широко», надеясь, что меня узнают по голосу и выдадут бандероль, а в ответ услышал: «Гражданин, перестаньте валять дурака, а то вызову милицию».
Я достаточно долго была самой счастливой женщиной на земле, иногда мне становилось страшно — я понимала: наверное, не бывает в жизни так, чтобы все было хорошо. В ноябре все того же, 1965, года Александр Евдокимович сдавал кровь на анализ, и оказалось, что лейкоцитов у него больше нормы. Врач назначил уколы
На сотый спектакль «Калиновой рощи» было много цветов, и Александр Евдокимович всем женщинам, занятым в спектакле, подарил золотые ювелирные украшения, а мужчинам серебряные. Это было совсем непохоже на преподношения, которые делали в прежние времена меценаты примадоннам. Александр Евдокимович дарил с такой деликатностью и любовью к артистам, с такой благодарностью Артисты берегли эти подарки.
Александр Евдокимович очень любил рыбалку и всегда придерживался определенного ритуала: брился каждое утро, надевал чистую сорочку — обязательно белую. Я за это время тоже должна была привести себя в надлежащий вид и накрыть на корме стол для завтрака. И только тогда настает время рыбной ловли. Перед каждой наживкой червяка на крючок спиннинга он мыл руки с мылом, а потом закуривал и говорил: «Рыба любит чистоту и дым».
Мы снова приехали в Москву, где Александр Евдокимович был в президиуме IV съезда писателей. В одном из киосков среди фотооткрыток киноартистов я увидела улыбающегося Корнейчука и закупила все — 60 штук. Продавщица смотрела на меня с удивлением, даже с испугом: дескать, видела театроманок, но такой Пришла в наш номер и по всей комнате расставила фотографии Александра Евдокимовича. Он вернулся с заседания и как глянул на «фотовыставку», долго смеялся. А потом сел за стол и на одной фотографии написал: «Дорогой Марине — моей радости, моей любви. Твой Саша».
На встрече с рабочими одного из заводов Корнейчука спросили: «А правда, Александр Евдокимович, что вы миллионер? Говорят, что у вас открыт счет в банке». Зал замер, а секретарь партбюро сказал, что это вопрос не по существу. Корнейчук ответил на него: «Должен вас разочаровать, дорогой товарищ, я не миллионер и быть им никак не могу. Я получаю хорошие деньги за пьесу, если ее напишу, а работаю я над каждой пьесой два года. Разделите мой гонорар на два года, учтите, что я больше нигде не получаю денег (все мои „посты“ выборные). Как и все люди, я люблю принимать гостей в праздники и не только. И вам станет понятно, что миллионера из меня не выйдет».
Однажды весной выехали мы из Киева в Асканию-Нову, ехали целый день и, вконец уставшие, решили переночевать в запорожской гостинице. Александр Евдокимович встал в очередь к администратору. Двое стоящих впереди мужчин получили номера, а ему (он, конечно, не представился) довольно невежливо сказали, что мест нет.
Положение было безвыходным: не было сил ехать дальше, на дворе шел дождь Один из двух «счастливчиков», обладателей номера, посоветовал: «Положите в паспорта деньги». Александр Евдокимович горько усмехнулся: «Вот сюжет для фельетона — председатель Верховного Совета УССР дает взятку». И тогда я попросила номер телефона обкома партии. В конце концов ночевали мы в гостинице — свободные номера были. Всю дорогу до Аскании-Новой Корнейчук молчал, а вечером сказал: «Нельзя молчать, когда взяточничество и хамство поднимают голову. Пишу сатирическую комедию».
Лежа в больнице, Корнейчук открыл в палате трактир «Чай, кофе — круглосуточно»
К поездке в Париж мы готовились заблаговременно. Я упаковывала чемоданы: в один сложила все пиджаки Александра Евдокимовича, а брюки решила положить перед самым выходом из дома. Наша домашняя помощница Анна Григорьевна посмотрела, что чемоданы упакованы, взяла брюки и повесила их в шкаф. Приехали мы в Париж в гостиницу, а нам сообщают, что французские сторонники мира устроили прием в честь Александра Евдокимовича и через полчаса мы должны быть там. Раскрываем чемоданы — ни одной пары брюк! У меня онемели ноги и задрожали руки: на Корнейчуке только повседневные брюки, которые он надел в дорогу, а они не подходят ни к одному пиджаку. Но уже через минуту Александр Евдокимович нашел выход: «Давай мне шикарный галстук и пиджак. А как только войдем в зал, найди стул и незаметно подставь его мне так, чтобы я мог стоять за ним». Эта смешная история еще раз убедила меня в рыцарских чертах характера Корнейчука: я была виновата, недосмотрела — и ни одного нарекания с его стороны. И никогда Александр Евдокимович не вспоминал об этом всерьез, и только если я его в чем-то упрекала, шутливо отвечал: «А кто брюки забыл?»
Герои пьес были для Александра Евдокимовича не выдуманными, а абсолютно реальными людьми, которые жили рядом с ним. Писал он очень быстро. Он работал на первом этаже, а я на втором, в нашей спальне, перепечатывала. Бывало, беру у него листок с текстом, а там так написано, что еле-еле можно разобрать, некоторые слова — по полслова. Спрашиваю, почему, а он отвечает: «Они (и я понимаю, что он говорит о своих героях) очень быстро говорят, я не успеваю за ними записывать». А однажды я услышала, что он с кем-то громко разговаривает, через некоторое время слышу — плачет. Вбегаю к нему, а он сквозь слезы говорит: «Пат умер, пришла телеграмма »
Болел Александр Евдокимович с 1965 года, полтора года он носил в себе страшную мину — рак, но никто этого не видел и не подозревал. Он много работал, ездил по стране и за границу. Даже я забывала о его болезни, так азартно и яростно он жил. Я всегда верила в его выздоровление. И все-таки в марте 1972 года Александр Евдокимович почувствовал себя плохо, появились боли
Приговор консилиума был горьким: положить Корнейчука в Институт онкологии, но ему при этом сказали, что хотят подлечить радикулит. Однако и в больничной палате он наладил жизнь так, как она шла у нас дома. Каждый день привозили почту — он не мог чувствовать себя оторванным от жизни. Пишущая машинка тоже отправилась с нами в больницу
Он не мог жить без людей: интересовался жизнью больницы, больных из соседних палат, медсестер и врачей. Из дома привезли кофемолку и кофеварку. «Давай, — сказал однажды шутя Александр Евдокимович, — откроем у нас в палате трактир «Кофе, чай — круглосуточно!» И все обитатели больницы стали забегать по утрам на чашку кофе в наш трактир
За время болезни он заплакал только один раз, когда с успехом прошел сотый спектакль «Память сердца» в Театре им. И. Франко. Это были горькие, скупые слезы человека, который терпит неимоверные физические страдания. Слезы душили меня, я выбежала из палаты, а когда возвратилась, Александр Евдокимович был спокоен. «Извини меня. Это больше никогда не повторится», — сказал он. И слово свое сдержал
Он был полон творческих планов, лежа в Институте онкологии, он мечтал о комедии. Разумеется, он ни минуты не верил в рассказы про радикулит, но об истинной его болезни до самой смерти между нами не было сказано ни слова. Только однажды, увидев слезу на моей щеке, сказал: «Мы мужественно с тобой держимся. Давай так держаться до конца. Иди умойся». Он все знал За день до смерти Александр Евдокимович просил меня уговорить врачей, чтобы разрешили провезти его по Крещатику: он так хотел увидеть Киев в каштановом цвету. А 14 мая 1972 года его не стало.
Воспоминания записала Людмила ГРАБЕНКО, специально для «ФАКТОВ»
«Facty i kommentarii ». 30-Май-2000. Культура.
1205Читайте нас у Facebook
