Когда маршалу советского союза тимошенко предложили написать мемуары о советско-финской войне, он отказался: «правду написать не дадут, а врать я не хочу!.. »
60 лет назад в холодные декабрьские дни живописные еловые и березовые леса над каменистыми реками и синими озерами Карельского перешейка превратились в сплошное месиво. Вздыбившаяся от разрывов снарядов земля, казалось, рвалась в небо, чтобы унести в морозную синеву вырванные с корнем деревья и человеческие души. А снег был горячим от крови. Сто пять дней и ночей длилась советско-финская война, которая закончилась 13 марта 1940 года подписанием в Москве мирного договора.
В ходе этой войны обе стороны понесли тяжелые потери и в людях, и в боевой технике. Данные о них по сей день весьма противоречивы. По одним сведениям, Красная Армия потеряла убитыми 53 522 человека, без вести пропали 5469 человек. По другим -- общие наши потери (убитыми, ранеными, обмороженными и пропавшими без вести) составили до полумиллиона человек. Финские войска вели оборонительные бои и потеряли убитыми 19 576 человек (официально), пропавшими без вести -- 4101, ранеными -- 43 557. Число финских военнопленных исчислялось лишь десятками человек. Так, например, войска советской 13-й армии за всю войну пленили 18 финских унтер-офицеров и 51 солдата -- после перемирия всех их вернули на родину. Линия Маннергейма была полностью сокрушена, что в условиях лютой зимы являлось неповторимым достижением советских войск.
«Из захваченных советских танков финны потом сформировали свои бронетанковые войска»
-- Наш полк перебросили на финский фронт в середине декабря, -- вспоминает Федор Довгодько, участник финской и Великой Отечественной войн. -- Говорили, будто финны перешли границу и готовятся напасть на Ленинград. Сначала на машинах, а затем пешим маршем мы двинулись к линии фронта. Чем слышнее становилась канонада, тем больше встречалось машин с ранеными. Техники -- танков, артиллерии, бронемашин -- было столько, что приходилось идти вдоль обочины по колено в снегу, так как на дороге нам не хватало места. Из первого же боя не вернулась почти половина солдат нашей роты. Командир приказал только наступать, а тех кто пытался «отлежаться», он пригрозил расстрелять как предателей. Вскоре остатки нашей роты свели с остатками другой: так мало осталось людей.
Зимней одежды не было ни у кого, не у всех имелись хотя бы рукавицы. Иногда после ночи пальцы примерзали к винтовке так, что приходилось их отдирать, оставляя на металле свою кожу. Мы снимали перчатки и шинели с убитых. Шинели резали на портянки. Некоторые из солдат были обуты в обмотки и наматывали самодельные портянки просто поверх них. Полевых кухонь не было, питались сухими пайками и салом. Но сало замерзало, и мы хранили его за пазухой, чтобы оно было мягким и жевалось. Когда успевали, то после атаки доставали сало из-под гимнастерок убитых. Так же иногда «отбирали» у убитых финнов патроны, которые нам не успевали подвозить к началу атак.
Позже поступил приказ: чтобы быстрее миновать зону обстрела финских пулеметов, в атаку все должны идти без шинелей. Комиссар сам снимал их с солдат -- и это несмотря на двадцатиградусный мороз. Многие обморозились -- и приказ отменили. Правда, мы замерзали и в шинелях, ведь ночевать приходилось прямо на позициях или же в отбитых у финнов траншеях. Ночью, когда солдаты спали, финны подползали к траншеям и забрасывали их гранатами. Траншеи у них были глубокие и прочные -- из бетона. Бетон покрывался льдом, поэтому сходу выбраться из них было практически невозможно, и люди гибли. В одну из таких траншей финны как-то ночью пустили воду…
Нас поддерживали танки. По ночам танкисты спали в своих машинах, для обогрева включая на малые обороты мотор. Финны забрасывали в люки или в моторный отсек гранаты. После очередной атаки из всех танков уцелел только один. Но до утра танкисты не дожили: угорели от выхлопов.
Я был ранен в ногу, и всех нас раненых везли в эшелоне. Кто-то из солдат заметил: нам повезло. И рассказал, что когда из его полка машинами вывозили раненых, колонна застряла в снегу, на нее напали финны, всех сопровождавших уничтожили, а раненых оставили на произвол судьбы, и они просто замерзли.
Как рассказал мне позже один генерал-танкист, на финском фронте наши войска сосредоточили около 1600 танков против 60 финских! Но советские танки не были приспособлены к ведению войны в условиях 40-градусных морозов: выходили из строя перископы, глохли двигатели, гусеницы танков буксовали на льду. Танкисты навинчивали на траки болты, которые служили шипами. Но главной проблемой стала необученность экипажей ни тактике боя, ни управлению машиной. Устав бронетанковых войск РККА предусматривал только один вид боя -- наступление. Вот и шли наши «бетэшки» (БТ-5) в лобовую атаку под огонь финской артиллерии, укрытой в бетонированных дотах, застревая в снегу. Подбитую технику, в основном попросту бросали. А позже из почти 300 захваченных советских танков финны сформировали свои полноценные бронетанковые войска! Всего же в результате финской войны Советский Союз безвозвратно потерял более пятисот боевых машин -- примерно столько же Германия потеряла за два года боевых действий в Европе до нападения на СССР.
«Капитану буксира приказали оставить баржи с пленными в открытом море и уйти… »
Кроме территориальных приобретений, Советский Союз «отвоевал» у финнов всех военнопленных, захваченных ими в ходе боев. Мало того, что эти люди подверглись издевательствам и унижению в финских концлагерях, так еще и по возвращении на Родину многие из них были репрессированы -- теперь уже советскими властями.
О трагический судьбе части советских военнопленных «ФАКТАМ» рассказывает Сергей Кудрявцев, -- бывший моряк гражданского флота на Балтике, ветеран Великой Отечественной войны:
-- Весной 1940 года я, тогда еще молодой матрос портофлота, работал в Ленинграде на буксире «Ижорец-12». В начале апреля мы совершили переход в финский порт Котка, расположенный близ Хельсинки. Здесь мы пополнили запас угля и взяли на буксир две металлические несамоходные баржи с освобожденными по условиям мира советскими пленными. Почти все они имели тяжелые увечья и ранения. Вечером наш караван покинул финский порт и медленно двинулся в открытое море. А на рассвете нам передали шифрованную радиограмму. Прочитал ее, расшифровал и передал капитану приказание прикомандированный на время перехода работник «органов» -- мы отдали буксир, поставили обе баржи на якорь, а сами ушли в сторону Ленинграда. На оставленных баржах маячили часовые, и вскоре оба судна растаяли в предрассветной мгле. Часа через 2--3 из дымки внезапно вынырнул и встречным курсом промчался мимо нас советский эскадренный миноносец. Мы не придали этому значения и продолжали свой путь. Спустя еще какое-то время за кормой, в стороне оставленных нами барж, раздались громовые раскаты -- и горизонт озарился несколькими огненными вспышками. Затем наступила тишина…
Мы беспомощно переглянулись. Капитан побледнел, ушел в свою каюту и не выходил оттуда до самого Ленинграда. Судьба распорядилась так, что сразу по приходу в порт меня и еще нескольких моряков с других буксирное послали в командировку на завод. Вернулись мы лишь спустя полгода. Но я больше никогда не увидел ни единого члена прежнего экипажа буксира. Как я уцелел --- удивляюсь до сих пор. Наверное, наши «компетентные органы» обо мне просто не знали. А командира того миноносца в очень скором времени репрессировали…
Не могу и не хочу утверждать что-то наверняка, но лично у меня сложилось впечатление, что эсминец, выполняя чей-то преступный приказ, попросту утопил баржи с военнопленными. Скорее всего, наши военные моряки даже не подозревали, кого они топят… Кому-то «наверху», вероятно, показалось, что проще уничтожить военнопленных, чем возвращать их на Родину, где они могли бы поведать неприкрытую правду об ужасах финской войны и продемонстрировать обрубки своих обмороженных рук и ног.
Сергей Васильевич помолчал минуту и добавил:
-- Кстати, во время Великой Отечественной войны наш буксир был переоборудован в тральщик и получил номер «41». 13 августа 1941 года он был потоплен в дозоре немецкими торпедными катерами около острова Кери, а двадцать три члена его экипажа попали в плен и никогда больше не увидели Родины. А миноносец-убийца подорвался на мине в первые же дни войны.
«Огромными потерями в Финляндии СССР обеспечил себе бескровную победу над Прибалтикой и Румынией»
-- У меня нет оснований не верить рассказу бывшего матроса-балтийца, -- говорит участник Великой Отечественной войны, член военно-исторической секции Военно-научного общества Министерства обороны Украины полковник в отставке Николай Хмелевский. -- Советско-финская война таит в себе немало загадок и тайн, но сталинский режим как мог скрывал позорную сторону этой авантюры -- иначе эту операцию назвать нельзя.
Достаточно вспомнить один весьма красноречивый факт. В годы послевоенной разрухи, когда надо было поддержать дух народа воспоминаниями о ратной славе и партия призвала известных военачальников писать мемуары, маршал Советского Союза С. К. Тимошенко (в советско-финскую войну командующий Северо-Западным фронтом) отрезал: «Правду написать не дадут, а врать я не хочу». Такую неслыханную дерзость маршал позволил себе, скорее всего, только потому, что являлся родственником вождя: его дочь была женой сына Сталина.
А горькая правда советско-финской войны заключалась в том, что угроза Ленинграду со стороны финнов была не что иное, как очередная выдумка советского руководства. Советская партийная верхушка окрестила, а финский лидера барона Маннергейма, (до революции -- генерала российской армии), а с ним и всех финнов -- белогвардейцами, а значит, врагами. Хотя ни Маннергейм, ни его соотечественники никогда не собирались воевать с Советами и даже боялись их, отчего, собственно, и соорудили на границе мощнейшую фортификационную систему -- несколько капитально построенных из бетона и металла линий обороны. Тому, кто собирается нападать, такие укрепления не нужны.
-- Но ведь артиллерийский обстрел приграничной советской воинской части, который и повлек «суровое наказание агрессора», финны совершали?
-- Скорее всего, это была провокация и стреляли свои же, ведь приказы в армии не обсуждаются. (Вполне могло случиться, что и командир эсминца, потопившего баржи с нашими пленными, был уверен, что торпедирует вражеские боевые надводные объекты. ) На следующий день после случившегося на границе финны потребовали создания двусторонней комиссии по расследованию инцидента. Но СССР отказался. Более того, только в начале 90-х выяснилось, что об этом обстреле в штаб Ленинградского военного округа сообщили не по команде, как это принято в армии (штаб батальона -- полк -- штаб дивизии и т. д. ), а из … Москвы. По некоторым сведениям, в архиве бывшего первого секретаря Ленинградского обкома партии А. А. Жданова обнаружены документы, свидетельствующие о том, что антифинская пропагандистская кампания готовилась задолго до инцидента. С этой целью было отпечатано 30 тысяч листовок, клеймящих финских артиллеристов. Вот только выстрелы-то прозвучали уже после листовок…
Интересен и тот факт, что новое правительство Финляндии во главе с коммунистом Отто Куусиненом было сформировано «при помощи» Союза еще когда еще шли боевые действия.
Чтобы заменить капиталистическое окружение СССР послушным Москве социалистическим, советское руководство хотело и Финляндию привлечь в лагерь соцстран. Но удовлетворить Советскому Союзу удалось только свои территориальные претензии, ибо, как отмечалось в принятом Политбюро ЦК ВКП(б) секретном постановлении, Вооруженные Силы оказались не подготовленными к такой военной операции. В Красной Армии не было минометов и автоматов, не хватало зимнего обмундирования, подков для лошадей, продовольственных концентратов. Низкий уровень организации боевой подготовки и материально-технического обеспечения войск привел к затягиванию войны и многочисленным жертвам. Пленум ЦК ВКП(б), состоявшийся в марте 1940 года, освободил от занимаемой должности маршала К. Е. Ворошилова как не справившегося с обязанностями наркома обороны СССР. Вместо него на этот пост был назначен маршал С. К. Тимошенко (кстати, украинец, уроженец Одесской области). Именно благодаря профессионализму Семена Константиновича и других талантливых полководцев финская авантюра не обернулась для нас катастрофой.
Пожертвовав в неравной изнурительной войне частью своих земель, финны все-таки отстояли свою политическую независимость. В послевоенные годы я побывал на развалинах линии Маннергейма -- на месте старых боев. И вот что меня поразило. До войны Карельский перешеек был для финнов курортной зоной, как, скажем, для нас Крым.
-- Да, воспетые Газмановым и Скляром балтийский берег, живописные прекрасные пляжи в районе станции Комарово под Выборгом -- действительно райские места…
-- Природа, согласен, чудная. А вот бывшие финские здравницы после прихода красных напоминали разоренные гнезда -- в них царило полное запустение.
Видя это, приезжающие сюда в качестве туристов финны лишь молча вздыхали. А затем вусмерть напивались. И думаю, не только потому, что у них на родине царил сухой закон, а мы не испытывали недостатка в водке. У них, бедных, волосы становились дыбом при одной только мысли, что случилось бы с их страной, если бы во время Второй мировой войны Карл Маннергейм, видя приближающееся поражение своего суверена -- Германии, не отрекся бы от нее, не сумел бы заключить мир с ООН и в Финляндию, не дай Бог, вошли бы советские войска.
Старожилы некогда принадлежавших Финляндии районов Ленинградской области и Карелии довоенные времена именуют «светлым прошлым», о котором до сих пор красноречиво напоминают сохранившиеся добротные здания и погреба: «О, этот дом еще финской постройки!»
Впрочем, ценой огромных человеческих потерь в войне с финнами Сталин и его окружение обеспечили себе почти бескровную победу в последовавшей в том же 1940 году агрессии против четырех других стран -- Эстонии, Латвии, Литвы и Румынии. Первые три, испугавшись горького финского опыта, стали советскими практически без единого выстрела -- мелкие стычки не в счет. А Румыния без боя отдала Бессарабию.
-- Но ведь значительная часть Бессарабии -- это действительно исконно славянские земли, и населяют их в основном русские и украинцы, которые искренне ждали воссоединения с Родиной…
-- Согласен. Однако считаю, что любые геополитические споры все же нужно решать мирным путем, а не при помощи так называемых «освободительных» походов и бряцанья оружием.
«Facty i kommentarii «. 29 декабря 1999. Жизнь
Читайте нас у Facebook
