"Нашего сына, проработавшего завамбулаторией всего три дня, убили за отказ иметь дело с наркотиками"
Тело 25-летнего Ивана Лешко первым обнаружил утром 5 августа председатель сельсовета села Старый Остропиль Староконстантиновского района Хмельницкой области. Возле местной амбулатории, заведовать которой молодого специалиста прислали из Львова по распределению, собралось с десяток больных. Время шло, а двери никто не открывал. Пациенты возмущались: «Всего три дня врач работает, а уже характер показывает».
*Иван (второй слева) после института два года проходил ординатуру в Хмельницкой областной клинической больнице (фото из семейного альбома)
Председатель сельсовета заглянул в окно кабинета заведующего и… увидел окровавленное тело. Перепуганные селяне выломали двери, но, увы, Ивану помочь уже было невозможно.
В милиции однозначно решили: самоубийство. Единственный аргумент в пользу этой версии — дверь кабинета на первом этаже была закрыта изнутри. Иные версии серьезно не рассматривались. Однако родители Ивана твердо уверены, что их сына убили. Просто правоохранители, по их мнению, не желают расследовать дело и портить статистику…
«Иван мечтал стать практикующим врачом, набраться опыта, защитить диссертацию»
— Сын всегда учился на отлично, — рассказывает мама погибшего молодого специалиста львовянка Ирина Ивановна. — После физико-математического лицея блестяще сдал экзамены на химический факультет Львовского политеха и был зачислен на бюджет. Но Иван не успокоился: поступил на экономический факультет Львовского университета (платная форма) и в медицинский институт (на бюджет). Сын даже растерялся — что выбрать? Мы не стали ему ничего навязывать — решай сам! Выбрал медицинский. Наверное, потому, что в роду у нас есть врачи…
— Он свободно владел английским языком, попутно осваивал немецкий и польский, — добавляет Зиновий Иванович, отец Ивана. — Занимался спортом, вел здоровый образ жизни. После института два года проходил интернатуру в Хмельницкой областной клинической больнице, потом получил направление в Староконстантиновскую центральную районную больницу на должность врача-педиатра. Приехал, но, как оказалось, речь шла о полставке.
И тут Ивану предложили должность заведующего амбулаторией в селе Старый Остропиль. Сын сперва расстроился — не хотел быть чиновником. Мечтал стать практикующим врачом, набраться опыта, защитить диссертацию. Но ему пообещали: если хорошо зарекомендует себя на этой должности, переведут врачом в центральную райбольницу. Согласился.
В марте мы приехали с ним в это село осмотреться на новом месте работы. Транспорт ходит сюда нормально, до Львова добираться часов пять. То есть сын мог приезжать домой каждую пятницу, а к понедельнику возвращаться.
В современном трехэтажном здании первый этаж занимала амбулатория, второй — терапевтическое отделение больницы, третий — скорая помощь. Старшая медсестра показала Ивану его рабочий кабинет на первом этаже.
Вечером 30 июля в Старый Остропиль Иван приехал уже с мамой. Он должен был оформить документы, а она хотела привести в порядок его кабинет и комнату, которую молодому специалисту выделили для проживания на третьем этаже амбулатории.
— Сын чувствовал себя счастливым, — вздыхает Ирина Ивановна. — Он уже специалист, самостоятельный мужчина, имеет свое жилье. Но к амбулатории душа не лежала. Кабинет в плесени и грязи, в углу на полу — вещи предыдущей начальницы. Ее, по словам медсестер, уволили под благовидным предлогом. Но это, как я узнала, оказалось неправдой. Ушел и бывший до нее начальник. Почему — неясно…
Представить Ивана трудовому коллективу должен был главврач райбольницы, но позвонил и попросил приехать в район. Пока сын пошел в отдел кадров, я разговорилась с главврачом. Он внезапно спросил: «У вас есть влиятельные знакомые, которые в случае чего могут защитить вашего сына?» Я опешила: «В случае чего?!» Промолчал.
В тот же день был еще один странный случай. До получения банковской карточки, на которую должны были начислять зарплату, еще было время, и Иван решил пойти подстричься. По улице за нами медленно ехал белый автобус. Потом он остановился, вышел водитель и поинтересовался: кто мы такие? Сын сказал, что он новый заведующий сельской амбулаторией. Незнакомец обрадовался: мол, у него в этом селе бизнес, пообещал заехать в гости. И зашел с нами в парикмахерскую. Мастера, пока стригли сына, опасливо косились на мужчину.
«Я сердцем чуяла беду, не хотела уезжать»
1 августа Иван официально вышел на работу, мама продолжала драить выделенную сыну комнату. А вечером разразился скандал. К новому заведующему подошел завхоз: «Почему вы поселились в заброшенной комнате? Рядом другая — с ремонтом, новой мебелью, сантехникой. Все куплено и сделано за бюджетные средства специально для заведующего. Правда, ее почему-то заняла подчиненная вам медсестра, которая уверяет, что все сделано за ее деньги». Иван спросил медсестру: «Зачем же ты меня обманываешь?» У той началась истерика, сопровождавшаяся, как вспоминает Ирина Ивановна, криками: «Это моя комната, моя мебель! Ремонт делал мой папа!». Молодой специалист спокойно заметил: «Будем ждать главврача, он разберется».
За два дня до убийства Иван и его мама, возвращаясь утром из продуктового магазина, заметили, что какие-то парни заглядывают в окно кабинета заведующего. Увидев хозяина, разбежались.
В присутствии нескольких сотрудников амбулатории Ирина Ивановна заметила: кажется, многого из казенного имущества не хватает. Иван ее успокоил: «Не волнуйся, не я за это буду отвечать». В отместку медики демонстративно проигнорировали предложение нового шефа вымыть служебные помещения. После обеда в кабинет Ивана ворвался отец медсестры, с которой вышел спор о помещении. Мужчина кричал: «Дочь не пришла на работу — весь день в истерике. Вы требуете, чтобы она выселялась. Почему вы ко мне обращаетесь „пан“? Какой я вам „пан“?! Приехали сюда бандеровцы, порядки свои наводите, всю Украину взбудоражили. Теперь до нас добрались!»
— За день до трагедии, 3 августа, утром в комнату зашел встревоженный сын: «Ты должна срочно уехать домой!», — вспоминает Ирина Ивановна. — Почему, не пояснял. И быстро собрал мои вещи в сумку. Я сердцем чуяла беду, не хотела уезжать. В 11 утра мы с Иваном поехали на Хмельницкий железнодорожный вокзал, чтобы потом добраться до Львова. К моему удивлению, сын потребовал выйти, не доезжая одной остановки до вокзала. «Так нужно!» Все это время был встревожен, обмолвился: «Амбулатория — это капкан».
В вагоне возле меня села женщина 55—60 лет. Завязала странный разговор: «В медицине есть своя связанная с наркотиками мафия, и ваш сын ничего не достигнет, если не вступит в нее. Могу помочь ему быстро сделать карьеру на определенных условиях».
4 августа Иван работал с утра, созванивался с однокурсниками и обсуждал с ними, как составить график работы. Вечером позвонил родителям. Через полтора часа его телефон перестал отвечать. Молчал он и утром 5 августа.
— Около 11 часов утра мне позвонили и, не представляясь, сообщили: «Ваш сын покончил жизнь самоубийством», — вытирает слезы Ирина Ивановна. — Я сперва подумала, что кто-то из хулиганов так жестоко развлекается. Но, как оказалось, звонил начальник следственного отделения. Кричу ему: «Неправда! Такого не может быть!» Позвонила главврачу райбольницы — он подтвердил. Примчались с мужем в село на машине родственников. Следователь объяснил, что сына нашли порезанного в собственном кабинете, никаких экспертиз еще не проводили.
Нам отдали два мобильных телефона Ивана, разорванную цепочку с крестиком (а ее порвать невозможно!), ноутбук оставили для изучения. Заходила с мужем в кабинет (не опечатанный!) Ивана, там повсюду кровь — в прихожей, коридоре, на стенах, в туалете, на электронной книжке, авторучке… Все вещи разбросаны. Выглядело так, словно сына резали, а он бегал, спасаясь от убийц.
«Разве человек, который решил покончить жизнь самоубийством, будет строить планы на будущее?»
Правоохранители уверяют: это самоубийство. Мол, дверь была закрыта изнутри. Родители же приводят много контраргументов.
— Разве человек, который решил покончить жизнь самоубийством, будет за день до этого строить планы на будущее, договариваться о встрече с однокурсниками, заказывать мебель? — говорят отец и мать погибшего врача. — Ключ в двери кабинета действительно вставлен изнутри, но у сына он был в связке (мы ее нашли в столе), а этот отдельный. Откуда он взялся?
Следователи обратили внимание на то, что окно… не закрыто. Мы это сфотографировали! У Ивана изрезаны вены на руках, перерезана шея, есть рана в паху. По мнению следствия, предметы убийства — лезвия для бритья, нож и ножницы. Врач, который знает, как убить человека безболезненно одной таблеткой, столько времени сам себя с наслаждением пытал и мучил?! Откуда огромный синяк на лице и лбу, синяки на бедрах?
Прошло уже больше полутора месяцев, а мы не знаем, от чего умер сын, — до сих пор нет выводов судмедэкспертизы! Жалобы и обращения мы писали во все инстанции, но ответов нет.
— У нас несколько предположений, — замечает отец погибшего. — Сын мог найти в служебных документах факты хищений, или как «бандеровец» не понравился местным сепаратистам. А основная версия: нашего сына, проработавшего по распределению всего три дня заведующим медамбулаторией, убили за то, что он отказался иметь дело с наркотиками.
— Самоубийство — это предварительная версия, — уточнили «ФАКТАМ» в центре общественных связей Хмельницкого областного управления милиции. — Все зависит от результатов судмедэкспертизы — подтвердит ли она первоначальную версию или опровергнет. Действительно, экспертиза еще не готова. А родители, понимаем их горе, имеют право на свои предположения.
— Обращение семьи Лешко направлено для тщательной проверки, при наличии оснований будут приняты меры прокурорского реагирования, — пообещал заместитель начальника управления — начальник отдела прокуратуры Хмельницкой области Олег Павлик.
— Правоохранительные органы открыли уголовное производство по статье «Умышленное убийство», — сообщил «ФАКТАМ» адвокат Валерий Заика. — Родители Ивана признаны потерпевшими. По моему мнению, милиция поторопилась с определением «самоубийство». У меня есть серьезные основания подозревать, что речь идет об убийстве. На это указывают и следы борьбы в кабинете, и то, каким странным и очень болезненным путем врач якобы покончил с собой…
Медсестры амбулатории, в которой работал Иван Лешко, общаться с прессой отказываются.
10274Читайте нас у Facebook
