Ольга Бесперстова: "Услышав слово "Донецк", хозяева съемных квартир тут же клали трубку"
До войны Ольга Бесперстова работала в редакции газеты небольшого города в Донецкой области. После разгрома газеты сепаратистами, не смирившись с «дээнэровской» властью, она решилась покинуть свой родной город. Сперва оказалась в Днепропетровске, потом в Киеве. Сейчас Ольга активно участвует в работе столичной волонтерской организации «Сестри Перемоги». Сразу после выезда из оккупированного города она начала вести дневник, продолжает записи по сей день.
Часть девятая
Вспомнила эпизод в Днепропетровске. Еврейский центр «Менора». Внутри огромного здания действующая синагога. Была там перед самой молитвой. Разговорилась с очень интересным и общительным замом раввина (так назвала его про себя). Два момента из беседы.
- Вы поддерживаете связь с российской еврейской общиной? Как они относятся ко всему, что происходит в Украине?
- Там все понимают. Но, знаете, верхушке часто приходится бывать в Кремле, поэтому…
- Понятно. У православных после службы священник обращается к пастве с речью на злобу дня. У вас тоже так? О чем с прихожанами говорит ребе?
- Вы спрашиваете, молимся ли мы, чтобы сдох Путин? Да, молимся.
- Я этого не говорила.
Хитро с прищуром посмотрел, улыбнулся в бороду:
- Но мы с вами поняли друг друга.
Потрясающий и очень содержательный разговор.
***
От очевидцев. Осенью в оккупированном Донецке начала работать филармония. Объявление перед входом такое: «Уважаемые господа! Просьба с оружием в зал не входить».
***
Одна дама устроилась преподавать в какое-то донецкое ПТУ. За два месяца выяснила лишь, что одного из учеников зовут Вова. В журнале записано: «Пингвин», «Олень», «Кран».
***
6 февраля. Полгода «эмиграции». Шесть долгих месяцев вне дома, вне привычной среды, вне профессии. Нет, я пишу — даже больше, чем когда-либо, и спектр тем расширился: аналитика, расследования, стёб и прочие чрезвычайно интересные вещи. Но бессистемно — от случая к случаю, от заказа к заказу. А на мне же пахать можно и нужно: делаю десятую часть того, что могла бы.
Стала другой. Если раньше слыла «адвокатской натурой» — вечно всех оправдывала, входила в положение, теперь подруга констатирует: «Ты жесткая».
Появилась нетерпимость к инакомыслию. Точнее, к той его разновидности, которая называется «ватной». Все чаще ловлю себя на мысли, что хочется этих придурков послать куда подальше. Не нравится Украина? Чемодан-вокзал-Россия.
Настроение? Ну каким оно может быть? От отчаяния типа «всепропалонассливают» до «еще поборемся».
Сколько раз нам казалось, что вот-вот дожмут ситуацию и очистят Донбасс. Впервые это реально можно было сделать где-то в середине июля, потом еще не раз переломные моменты были, но в итоге мы теряли территорию, сдавая города и села.
Однажды заместитель комбата одного из добровольческих батальонов сказал, что ребята на передовой готовы идти в рукопашную, но нет приказа. Перемирия, переговоры, ожидания, надежды, «озабоченность и обеспокоенность» Европы с Америкой — бег по кругу.
Тысячи жертв самой бессмысленной в истории человечества войны. Они смотрят на нас сверху. Верю, что оберегают.
А «неутомимый вождь мировых ополченцев», как метко его назвал умница Василий Рыбников, и его челядь ответят за все. Не забудем, не простим.
***
Не могу ходить по Институтской. Не могу смотреть в глаза на фотографиях. Какие лица! Светлые, чистые, красивые. Небесная сотня Майдана… Наша боль и наша гордость. Наш камертон. Не сфальшивить бы.
Тогда казалось, что все позади, а ведь все только начиналось.
***
Отношение к переселенцам разное. От презрительного «понаехали» до максимального содействия и сочувствия.
Как забыть ветврача в Днепропетровске?
У друзей, приютивших меня и их одногруппницу из «ЛНР» живут две кошки-сфинкса. Само очарование.
Луганчанке не раз повторяли, что нельзя открывать балкон. Но она, находясь в «разобранном» состоянии (сын пригласил в Харьков, дескать, под бомбежками опасно, но через три дня заявил, что она «занимает его территорию»; получая в месяц около 25 тыс. грн., не дал матери денег ни на дорогу, ни на самое дешевое жилье в аренду), забыла об этом.
В общем, улетела кошка с девятого этажа. Ее спасли деревья, смягчившие удар. В ветлечебнице, куда мы примчались перепуганные не меньше «парашютистки», молодой и очень толковый врач, увидев желто-голубые ленточки, привязанные к сумкам, сказал: «Я тоже за Украину». Не корил, не ругал, не взял ни копейки. Хотя там цены ломовые. Короче, все обошлось.
Как забыть очень обаятельную киевскую журналистку, с которой мы познакомились в центре помощи беженцам на Фроловской. Обе волонтерили. Два часа общения, и она человеку, которого видит первый раз в жизни, предложила диктофон и фотоаппарат — у нее есть «лишние». А это недешевые вещи, между прочим. Потом она развила деятельность в соцсетях — «помогите коллеге».
Когда позвонили из какой-то религиозной организации и спросили, как передать деньги, я вообще потеряла дар речи. Честно предупредила, что возьмем, но все до копейки отдадим семье погибшего под Саур-Могилой солдата (их опекает наш друг). Не возражали. Знаете, какую сумму прислали? Шесть (!) тысяч. И это все организовала столичная коллега.
И тут же контраст. Однажды меня чуть не вытолкали из троллейбуса, едва услышав, как по телефону расспрашиваю земляков о делах. «Из-за таких, как вы…», дальше сами знаете. Хоть включила все свое красноречие, бесполезно. Первый раз столкнулась с явным неприятием.
Когда искали другое жилье (замызганную и тесную «однушку» надо было срочно освободить) — то же самое. Риелтор рассказал, что хозяева квартир, узнав, что он работает для переселенцев, даже ничего не расспрашивали. Просил, чтобы мы тоже подключились к поиску. Сделала 28 звонков. Только произносила «Донецк», в трубке сразу «до свидания». Пробовала объяснять, что мы не сепары, не боевики, что мы пострадали из-за них. Бесполезно.
Мы действительно могли оказаться на улице. Лишь два человека сказали, что им все равно. Один из них — хозяин «нашей» квартиры. Едва переехали, примчались его родители, привезли одеяла и посуду, подсказали, где магазины и прочее. От них веет теплом, уютом, домом — тем, чего нас лишили. Сейчас звонят, интересуются, как дела, переживают, сочувствуют. Стучу по дереву, но все как-то очень по-человечески.
…Господи, как же я устала.
***
Мы живем в районе, где много солидных учреждений — министерства, комитеты и пр. Мне очень нравится.
Когда поселялись, сын произнес:
- Министерства — это плохо.
- Почему?
- Их захватывать будут в числе первых. Я с этой точки зрения.
После захвата админзданий в Донецке у него свои представления о безопасности.
4103Читайте нас у Facebook
