Легендарный «овод» андрей харитонов: «с детства и по сей день я люблю анастасию вертинскую. Такие женщины, как она, сейчас не рождаются»
Популярность Андрея Харитонова пришлась на восьмидесятые годы, когда режиссер Николай Мащенко из многих кандидатов отобрал именно его на роль Артура в экранизации романа Этель Лилиан Войнич «Овод». На середину девяностых пришелся период забвения артиста. Андрей пережил и первое, и второе, став вновь известным и приглашаемым. Харитонов уже много лет живет в Москве. В родной Киев приезжает редко, в перерывах между гастролями, чтобы повидаться с мамой. В столице Украины он скромно встретит и свой полувековой юбилей… С известным актером мы встретились накануне дня его рождения.
«Звание заслуженного артиста я получил только благодаря Владимиру Щербицкому»
- Андрей Игоревич, как собираетесь отметить такое знаменательное событие в жизни?
- Ой, а чем оно знаменательное? И для кого?
- Да хотя бы для вас. Не каждый год 50-летие отмечаете…
- Во-первых, прилечу к матери, которая подарила мне ровно 50 лет назад жизнь. Мама по-прежнему живет в Киеве. Пробовала переехать ко мне в Москву, но из этой затеи ничего не вышло. Поедем в наш загородный дом — мама, сестра и я. Вот, собственно, и все. Мой день рождения никогда особо не отмечали. Время же летнее — все на отдыхе. Даже в детстве друзей не удавалось собрать. Издавна повелось, что это дежурный день для меня. Круглая дата — не исключение.
- Для мужчин это вообще не возраст.
- Правда? По крайней мере, сейчас у меня все отлично, Бог даст, так будет продолжаться и дальше. С тех пор как я переехал жить в Россию, как все русские, уверен, что буду существовать вечно. Есть у нас такая национальная особенность — в любом возрасте считать, что все еще впереди.
- С Украиной вы себя никоим образом не связываете?
- По паспорту я русский, но вырос, выучился и начал трудиться в Украине. Так что по всем статьям хохол, прекрасно говорящий на русском языке. Але я вiльно володiю i укра∙нською мовою. Хотя мои отношения с Украиной не особенно хорошо складывались. Спасибо Владимиру Щербицкому, благодаря которому я получил звание заслуженного артиста после «Овода». Говорят, посмотрев фильм, он спросил: «А что это за артист играет Овода? Почему мы ему звание не даем?» И дали. Но исключительно из-за личного расположения первого лица республики. Украинские культурные деятели не сделали бы этого никогда!
- Не надоело еще об «Оводе» говорить?
- Почему же? Картина, как это ни пошло звучит, дала мне путевку в жизнь. Роль Овода позволила сыграть все 38 конфликтов, существующих в драматургии. При этом они были сыграны достаточно грамотно для актера моего возраста.
- Первый съемочный день «Овода» пришелся на ваш день рождения. Вы отмечали…
- 20-летие. Никто из коллег не знал, что у меня праздник. Снималась сцена, когда меня приковывают наручниками к стене в пещере. Работали долго, объявили перерыв на обед, и люди разошлись. Обо мне все забыли, я так и остался висеть. В это время на площадку пришла мама и стала возмущаться, на что Николай Павлович сказал, что я должен вживаться в образ. Если бы не сердобольный начальник гримерного цеха, вливший мне в рот 50 граммов спирта, до конца бы первого рабочего дня не дожил. (Смеется. )
«Когда я пришел устраиваться в Малый театр, меня спросили: «Деточка, зачем это вам? Вы же кинозвезда!»
- Когда-то вы признались, что за одного только «Овода» можно жизнь отдать.
- Это было больно круто по формулировке.
- Зато красиво.
- Если говорить серьезно, наверное, в этом была правда. Ведь роль Овода уникальна, аналогов ей нет. Получая новый сценарий, я смотрю материал и понимаю, что все уже сыграно. Остается только открыть свой «шкаф» и достать тапочки, в которых я уже когда-то выходил на сцену. Другое дело, что сегодня я умею и могу больше, чем тогда.
- Снимаясь у Николая Мащенко, вы были еще студентом театрального?
- Да. У меня преподавали замечательные мастера: Алексей Петухов и Борис Ставицкий. После первого курса я ведь поехал в Москву и поступил практически во все театральные вузы, но вернулся в Киев. Многие говорили: «Сумасшедший!» Но, видимо, так у меня на роду было написано. Вернувшись, я вновь стал метаться. Собирался перейти на сценографию. Денег у меня нет, блата тоже, а выходить всю жизнь на сцену в третьестепенных ролях не хотелось.
- А без блата…
- Это было невозможно! Оставалось только ждать счастливого случая. Но это самое неблагодарное дело. Сценографы в 80-е годы были востребованы, к театру тогда относились серьезно. В отличие от настоящего времени, когда в театр ходят посмотреть на тех, кого показывают по телевизору. (Вздыхает. — Авт. ) В общем, я собрался переводиться, и в этот момент появился Николай Мащенко. Любимый, почитаемый мною Николай Павлович.
- Заметьте, абсолютно без блата.
- Это и был тот счастливый случай, который бывает лишь один раз в жизни. И я его использовал на сто процентов. Сказать откровенно, я ведь никогда много не снимался. Зато участвовал в таких картинах, которые сегодня назвали бы блокбастерами.
- Конечно, чего стоят ваши роли в «Человеке-невидимке» или «Тайне «Черных дроздов»!
- На «Тайне… » выросло не одно поколение. А когда под рубрикой «Из собрания Госфильмофонда» показали «Овод» на канале «Культура», я сказал: «О, меня уже записали в раздел антиквариата». Хотя можно было бы прожить жизнь и даже близко не иметь ничего подобного! Ведь это прекрасно, если у артиста есть роль, с которой его ассоциирует хотя бы одно поколение.
- Правда, что роль Хоакина Мурьеты в фильме «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», снятом по одноименной рок-опере, вы отобрали у Анатолия Хостикоева?
- Да, на главную роль было три претендента: я, Хостикоев и Гиоргобиани. Каждый был хорош по-своему. Перед самым отъездом в экспедицию пришел композитор Алексей Рыбников посмотреть нас троих. Увидев меня, он сказал: «Я писал про такого… »
- Шесть лет вы служили в легендарном московском Малом театре.
- При этом играл достаточно много. Я пришел в театр в 1984 году, брал меня великий Михаил Царев. Помню, когда зашел к нему в кабинет, он спросил: «Деточка, зачем это вам? Вы же кинозвезда!» Я ответил, что помимо всего прочего хочу еще и артистом стать. Он долго думал (я за это время покрылся испариной) и наконец произнес: «Ну попробуйте… »
- Тем не менее вы ушли.
- В 1991 году. Тогда театром уже руководил Юрий Соломин. Мне было 30 лет, я хотел снимать кино. А в театре ничего не происходило. Я выходил на сцену, понимая, как все делается и снаружи, и внутри. Театр потерял для меня интерес. В искусстве я перепробовал все, разве что не писал музыку и не пел. Хотя, говорят, нет украинца, который не поет. Но слишком уж жалко выглядят поющие драматические артисты. Так вот, я захотел снимать кино. У меня даже был заказ на картину. Я одолжил денег и начал готовиться к съемкам. Попросил в театре не занимать меня в репетициях, на что мне было резко сказано: «Все не хотят работать в театре… » Я тут же подал заявление об уходе.
- Никогда не жалели об этом?
- Ни разу! Когда через два года у меня дома раздался звонок от заместителя директора театра: «Есть у вас желание вернуться?», я спросил, сколько это будет стоить. Услышав, что буду получать около 100 долларов в месяц, сказал, что вышел из возраста, когда занимаются искусством из любви к нему. Потом в моей жизни появилось телевидение. Я выпускал программу «Фабрика грез», заменившую «Кинопанораму» на Первом канале. Это был адский труд, но я его освоил. И мне опять стало скучно!
«Алкоголизм — это болезнь такая же, как рак»
- Непостоянство, увы, одно из мужских качеств.
- А я думал, женских. Но это все лирика… Тогда как раз зарождалось антрепризное движение, и для меня это был эксперимент. Спектакль «Заложники любви» с Наташей Егоровой и Панкратовым-Черным мы играем девятый год! В «Цветке кактуса» я работаю с великолепной Ирой Алферовой. Готовится новая постановка «Не будите спящую собаку».
- Судя по всему, от антрепризы вы еще не устали…
- Но ведь я живу на то, что зарабатываю. А семья у меня не маленькая. Бывшие жены, дети, собаки, машины и так далее.
- Силы-то где на все берете?
- И сам не знаю. Нравится мне так жить. В этом, наверное, все дело. Я артист. Понимаете?
- Да как не понять. Кстати, вам одно время приписывали бурный роман с Анастасией Вертинской.
- Если вы имеете в виду адюльтер, то между нами ничего не было. А то, что я любил Вертинскую с детства, правда. И когда встретил на съемочной площадке, это лишь усилило мое чувство. Анастасия — уникальный человек и потрясающая женщина. Такие сегодня не рождаются. Она — богиня. Я до сих пор люблю ее, так сказать, дурной любовью. Но романа между нами не было никогда. Хотя есть моменты, которые может понять только Настя. Тогда я ей звоню…
- В вашей жизни был достаточно сложный период.
- И тем не менее я вырулил. За состояние, в котором пребываю сейчас, можно благодарить исключительно Бога. Я пять лет искал врача, который избавил бы меня от алкоголизма. Потому что это болезнь такая же, как рак, не имеющая обратного хода. Ее можно лишь затормозить. В Москве я нашел уникального доктора, который умеет делать просто чудеса в наркологии. Естественно, он не дает никаких гарантий. Но предоставляет возможность человеку самому прекратить пить. Только не надо придумывать россказни про силу воли… Как это ни странно, я пребываю сейчас в легкой благодати. Грубо говоря, подвел итоги к 50 годам и понял, что я никому сознательно не сделал зла, не предал, никому ничего не должен. Да, мне многие люди помогали, но я всегда платил. В основном, своим трудом. Мне ни за что не стыдно. Совесть моя чиста, а это дорогого стоит.
- Это правда.
- Она позволяет мне заниматься любимым делом. Хотя если бы в свое время все, что мною сделано, оплачивалось так, как это делается в цивилизованных странах, я, наверное, искусством бы уже не занимался. А, как Брижит Бардо, боролся бы за «свободу» кошек. (Смеется. )
7783Читайте нас у Facebook
