Максим Авраменко: "В плену мне удалось спасти украинский флаг, о который сепаратисты вытирали ноги"
— Когда в конце минувшего лета раздался звонок из Администрации президента Украины, я попросил о личной встрече с главой государства, — рассказывает Максим Авраменко с позывным «Богун», воевавший в рядах батальона «Донбасс» в первые месяцы АТО. — Звонок был связан с выставкой боевых знамен, которая тогда готовилась ко Дню государственного флага Украины (отмечается 23 августа. — Авт.). Мне предложили представить на ней знамя, с которым я вернулся из плена. Это полотнище сепаратисты бросили у входа в здание Донецкой СБУ и вытирали о него ноги. Я увидел это, когда попал со своими побратимами в плен и боевики привезли нас в Донецк. Мне стало досадно, что о флаг моей страны вытирают ноги, и, когда появилась возможность, я незаметно для охраны забрал его и спрятал в надежном месте. Попросил товарища зашить знамя в подкладку куртки, которую передали волонтеры. В декабре я оказался в числе тех, кто попал в списки обмена пленными. Вернулся домой со спасенным флагом. Сейчас его можно увидеть в Военно-историческом музее, который находится в Киеве в Доме офицеров.
На выставке боевых знамен я встретился с президентом Порошенко и рассказал о том, как воевало наше подразделение в Иловайске, об истории этого флага, а также упомянул, что в плену в Донецке до сих пор находится наш побратим, попросил посодействовать в его освобождении. Президент пообещал помочь, и 29 августа, когда ребята из нашего батальона, которым посчастливилось выжить в Иловайском котле, собрались на Михайловской площади, наш товарищ был с нами.
«Мама не знала, что я на войне»
— Как только Путин начал аннексировать Крым, я пошел в военкомат, чтобы записаться добровольцем, но меня не взяли, сказали, что позвонят, когда понадоблюсь, — вспоминает Максим Авраменко. — Я еще дважды напоминал о себе, говорил, готов быть рядовым, могу обойтись без офицерской должности (когда учился в университете, закончил военную кафедру, имею звание лейтенанта), однако мобилизации так и не дождался. Тогда написал рапорт в Национальную гвардию. Нас, новобранцев, привезли в тренировочный лагерь под Киевом. В то время батальон «Донбасс» вливался в состав Национальной гвардии, и меня зачислили в его ряды. Там собрался без преувеличения цвет нации: ребята-добровольцы все как на подбор решительные, крепкие характером, каждый был готов умереть за Украину. Среди нас были мужчины, которым перевалило за шестьдесят. Как это ни удивительно, по физической силе и выносливости они не уступали молодым. Разница в возрасте не стала помехой для взаимопонимания, ведь всех объединяла общая цель.
Боевое крещение большинство из нас получили в июле прошлого года при освобождении Попасной Луганской области. В тех боях впервые потеряли нескольких побратимов. С ходу взять город не удалось. Попасную мы отвоевали со второй попытки. Как оказалось, сепаратисты под руководством российских военных инженеров тщательно подготовили город к обороне — мы обнаружили грамотно обустроенные и замаскированные фортификационные сооружения. Вскоре довелось увидеть и российских солдат воочию: под Иловайском мы противостояли регулярной армии страны-агрессора, брали ее военнослужащих в плен.
*Максим (крайний справа) с боевыми побратимами из батальона «Донбасс» на дороге между Дебальцево и Попасной. Фото предоставлено Максимом Авраменко
— Как родители отнеслись к тому, что вы пошли на войну?
— Я родным об этом не говорил. Сказал, что получил повестку и, согласно моей военной специальности, призван в Воздушные силы Украины, служу на военном аэродроме в Ровенской области. Даже когда оказался с побратимами в крайне опасной ситуации под Иловайском, решил маму не тревожить — сообщил ей по телефону, что нас переводят на аэродром под Николаев, поэтому некоторое время связываться не смогу.
— У вас был оберег?
— Да, это рисунки двух маленьких дочек моего товарища. Они подарили мне их перед отправкой в зону АТО. Эти рисунки всегда были со мной в кармане кителя возле сердца, как и фотографии родных мне людей.
В июле после освобождения Попасной мы выбили врага из Лисичанска, затем воевали под Первомайском. А 22 августа поступил приказ о переброске в Иловайск. Когда на следующий день мы прибыли в этот город и заняли здание полуразрушенной школы, враг «приветствовал» нас сильным артобстрелом. Были минуты, когда казалось, что вот-вот стены рухнут и погребут нас заживо. Но ничего, обошлось. Утром в День независимости Украины шквальный огонь возобновился, но это не помешало нам захватить и установить контроль над ключевыми точками города. При штурме одного из зданий я с несколькими побратимами едва не погиб от огня своих. Мы вышли на крышу, чтобы прикрывать действия наших войск, а в это время противник занял нижние этажи и открыл оттуда огонь по позициям украинских сил. Наши в ответ развернули крупнокалиберный пулемет и стали поливать огнем. Хорошо, у нас с собой была рация и удалось вовремя сообщить командованию, что на крыше свои.
Враг так и не выбил нас из города. Мы удерживали занятые позиции, но 29 августа получили приказ отходить. Вышли к Многополью (это пригород Иловайска), где формировались колонны. Там начался минометный обстрел, и командование приказало двигаться далее по маршруту, не отвечая на провокации. Из Многополья войска выходили по двум направлениям. Наша колонна шла в сторону села Красносельское и вскоре нарвалась на российскую засаду. С обеих сторон дороги были вкопаны танки и оборудованы скрытые огневые точки. Противник сразу уничтожил первую и последнюю машины, а затем методично расстреливал остальные. Из края лесопосадки огонь по нам вели «Ноны» (самоходные артиллерийские установки. — Авт.). Бронетехники у нас не было — батальон перемещался на автобусах «Богдан», «Эталон», на стареньких «жигулях», чудом уцелевших в Иловайске под обстрелами. Стало понятно, что нужно принимать бой, потому заняли круговую оборону в Красносельском. Россияне били по нам из хорошо подготовленных укрытий, а мы были перед ними как на ладони. Подразделение гранатометчиков под командованием Михаила Николова (позывной «Лермонтов») уничтожило находящиеся вблизи танки и бронетехнику противника, побратим с позывным «Мясник» методично обрабатывал «зеленку» из автоматического станкового гранатомета. Все, кто мог держать оружие, вели бой. Позже от сепаратистов мы узнали, что в тот день россияне вывезли два КамАЗа с телами своих погибших солдат.
В Иловайске один совсем молодой боец (его позывной «Бриз») подарил мне икону Божьей Матери. Я положил ее в боковой карман, она постоянно была со мной. Вероятно, я выжил благодаря этому образу. Кстати, я, да и, пожалуй, большинство наших ребят молились — перед боем, во время обстрелов, в свободные минуты. Атеистов в окопах не бывает.
— Многим удалось спастись?
— Из батальона «Донбасс» в Иловайске было около 200 человек, при нападении на колонну погибли 72 побратима. Те, кто выжил, ушли в Красносельское и заняли там круговую оборону. Российские подразделения засели в близлежащих посадках. Нескольких их солдат мы взяли в плен, среди них оказался сын командира одного из подразделений. Противник предложил перемирие в обмен на этого бойца. Мы согласились. Однако россияне поступили не по-мужски: они не отпустили наших парламентеров, которые доставили им пленного.
На месте расстрела колонны остались наши погибшие. Когда наступило перемирие, мы предупредили противника, что выйдем из села забрать тела ребят. Но только мы разошлись по полю, россияне вновь открыли огонь. Пришлось возвращаться на позиции. Оставшиеся на поле тела затем вывезли сотрудники Красного Креста.
«В плену мы пели по вечерам гимн Украины и читали вслух Шевченко»
— Под вечер в Красносельское приехал на бронемашине российский офицер с ультиматумом: «До утра не сдадитесь, артиллерийским огнем сравняем село с землей», — продолжает Максим. — Доложить об этом командованию сразу не получилось — весь день с ним не было связи. Зато одному из наших удалось дозвониться по мобильному в Киев знакомой, которая работает на телевидении в программе «Шустер LIVE». Как раз был прямой эфир. Как мы поняли, на программе присутствовал спикер АТО, который рассказывал, что ситуация с выводом подразделений из Иловайска под контролем. Нашему бойцу дали возможность поучаствовать в прямом эфире по телефону, и он рассказал о расстреле колонны, о положении, в котором мы находимся.
— Это принесло какую-то пользу?
— Утром на связь с нами вышло начальство и сообщило: между украинским и российским командованием достигнута договоренность, что противник пропустит к нам колонну, которая вывезет оставшихся бойцов. Нам приказали оружие врагу не сдавать. Тем временем российские военные приехали принимать капитуляцию. Мы сообщили им о приказе, полученном от своего командования. Российский офицер сказал: «Не хотите сдаваться, это ваше право». Парламентеры уехали, и вскоре российский миномет начал пристреливаться по нашим позициям. Продолжалось это примерно до шести часов вечера. Затем из посадки выехал танк. Враг дал залп по одному из домов. Россияне оставили нам рацию, и мы решили ею воспользоваться, напомнив, что у нас с ними перемирие. «А это не мы стреляем, а другое подразделение. У нас с ними связи нет». Вот такой разговор вышел.
Связываемся с нашим командованием, докладываем обстановку и слышим в ответ: «Колонны не будет, решайте сами по ситуации». У нас было много раненых, в том числе тяжелых. Мы предложили россиянам: они нас выпускают без оружия взамен на их пленных. Наши условия были приняты. Мы погнули стволы своих автоматов и пулеметов, разбросали съемные детали оружия. Это было 30 августа 2014 года.
Однако уйти к своим враг нам не позволил: нас собрали в посадке, а затем отвели на пункт сбора военнопленных, организованный в чистом поле. Туда в течение ночи приводили все новых украинских бойцов. Вскоре россияне привезли на КамАЗе наших раненых, которым пришлось провести ночь с остальными пленными среди поля. Наши врачи помогали и своим, и российским раненым, поскольку у противника не была организована медпомощь.
— Охранявшие вас солдаты шли на контакт?
— Да. Рядовые бойцы не скрывали, что служат в российской армии. Рассказали, что их направили на учения в Ростовскую область, а затем перебросили в Украину. Когда пересекли границу, у них забрали документы и мобильные телефоны, чтобы не могли сообщить родным, где находятся. «Не обижайтесь — приказ есть приказ», — говорили эти солдаты.
Утром всех пленных, кроме бойцов «Донбасса», куда-то отправили колонной, а за нами через некоторое время прикатили боевики террориста «Моторолы». Нас доставили в Донецк в здание областной СБУ.
— Сине-желтый флаг, который вам удалось спасти, увидели в тот же день?
— Да. Нас вначале прогнали через так называемый коридор, а потом заставили каждого наступить на украинский стяг, лежавший на пороге.
Первые месяцы был очень строгий режим. Мы ходили под конвоем на работу. Однажды утром охранники куда-то отлучились, и у меня появилась возможность забрать флаг. В камере, где нас содержали (это было помещение бомбоубежища), периодически устраивали обыски, поэтому я спрятал знамя в отдельной комнате, в которой никто не жил. Ну, а когда мне досталась от волонтеров теплая куртка, мы с другом зашили флаг под подкладку.
В обыденной жизни мало кому приходит в голову по вечерам петь гимн Украины. А в плену мы его исполняли каждый вечер — чуть ли не шепотом, чтобы не услышали надзиратели. Молились и поминали наших погибших братьев. Каждый вечер… А еще читали вслух стихи Тараса Шевченко из «Кобзаря», который я вывез из разрушенной школы в Иловайске. В классе украинского языка и литературы на видном месте стояла эта книга и лежал рушник. Я завернул в него «Кобзарь» и положил в рюкзак. Когда мы оказались в плену у россиян и те проводили обыск личных вещей, солдат спросил у меня: «А кто этот Шевченко?» «Это украинский Пушкин», — ответил я.
В Донецке сепаратисты отняли все вещи, а потом бросили нам те, которые посчитали возможным вернуть. В этой куче я нашел «Кобзарь».
— Чем сейчас занимаетесь?
— Как и почти все наши, после плена рвался на фронт, но то одно, то другое дело заставляло отложить возвращение в строй. В какой-то момент понял: значит, что-то я еще в гражданской жизни не закончил.
Работаю программистом, а для души у меня есть театр «Образ». Нашему коллективу семь лет, в нем играют люди разных профессий, влюбленные в театральное искусство. Мы посвящаем свои вечера, выходные репетициям и выступлениям. В предстоящую субботу у нас большая премьера — спектакль «ReУКРНАЦІЯ — перезавантаження нації». Новая работа несет мощный патриотический заряд, поэтому мы хотим показать ее всей Украине, и особенно на Донбассе: многие люди там нуждаются в этом проекте. Приглашаю и вас в субботу 21 ноября в 19:00 в Украинский дом для «перезавантаження своєї свідомості».
Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
11819Читайте нас у Facebook
