Марк Гинзбург рассказал, почему Трамп-тауэр в Киеве не появился
«Пройдет несколько лет — и исчезнут чиновники БТИ и регистрационных служб»
— Марк, в конце сентября 2017-го вы продали киевскую квартиру за криптовалюту — эфириум, который в Украине не имеет официального статуса. Как вам это удалось и зачем вы пошли на такой шаг?
- Это была уникальная, первая в мире подобная сделка, занявшая 6 минут. Квартира продавалась в Киеве, я находился в Нью-Йорке, покупатель — миллиардер, основатель легендарного интернет-издания TechCrunch, посвященного технологическим стартапам, интернет-бизнесу, инновациям и веб-сайтам, Майкл Аррингтон (включённый в 2010 году журналом «Time» в пятерку самых влиятельных людей в мире) находился в Кремниевой долине. Посредником в сделке выступало международное агентство по торговле недвижимости Propy, имеющее филиалы в 62 странах.
Нашими юристами был разработан и составлен идеальный смарт-контракт, учитывающий все нюансы украинского законодательства, касающиеся перехода права собственности. Как только представляющий Аррингтона юрист увидел, что в реестре недвижимости появилась информация о смене собственника квартиры, он сообщил об этом клиенту, находящемуся в Кремниевой долине, и тот отправил со своего смартфона необходимое количество эфириума. А я, находясь в Нью-Йорке, увидел в своем криптокошельке пополнение счета и подтвердил успешность сделки. И все! Никто не носил чемоданы с наличностью, никто не терял время в банках, заполняя бумаги, объясняя клеркам происхождение денег, ожидая пока банк покупателя переведет сумму, а банк продавца ее зачислит. Нереальная экономия времени, нервов, комиссионных проплат.
Покупка-продажа квартиры за 60 тысяч долларов не являлась основной целью участников сделки. Для нас значительно важнее было продемонстрировать миру удобство и надежность такого технологического решения. Сделка совершалась в режиме онлайн, а позже о ней сообщили все ведущие мировые СМИ. Причем зарубежные издания акцентировали внимание именно на технологических деталях проведенной операции. С точки зрения пользы для имиджа Украины, как страны, находящейся в авангарде новейших технологий, важен был не столько сам факт продажи недвижимости за криптовалюту, сколько использование полного цикла технологии блокчейн и смарт-контракта с последующей регистрацией сделки в соответствующем государственном реестре. Использование такого механизма сделало эту процедуру абсолютно прозрачной, необратимой, гарантированно защищенной для всех участников и не дающей шанса госчиновникам ее скомпрометировать. А они пытались это сделать.
При осуществлении сделки присутствовали представители Минюста, которые назначили для ее проведения довольно жесткого и щепетильного нотариуса. Но он настолько проникся происходящим, что даже свой гонорар взял в криптовалюте.
В первом же интервью после завершения сделки я публично заявил, что сегодня мы бросили первый ком глины на могилу украинской бюрократии. Пройдет несколько лет — и исчезнут чиновники БТИ и многочисленных регистрационных служб, перестанет существовать профессия нотариуса и безработными окажутся 80% юристов. В них просто не будет надобности. Главным трендом грядущих перемен станет взаимодействие сторон без посредников. А значит, граждане избавятся от необходимости месяцами собирать различные справки для купли-продажи недвижимости, затем нотариально заверять их, часами просиживать в очередях, сталкиваться с равнодушием чиновников и унизительными поборами.
Кстати, на протяжении первых двух месяцев после сделки я ежедневно получал сотни писем с просьбами рассказать подробности использования криптовалюты для приобретения недвижимости или иного имущества. Причем большинство писем приходило из Западной Украины. Многие жители этого региона выезжают на работу за границу, и для них очень актуален вопрос, как быстро, безопасно и без лишних расходов вложить заработанные деньги в покупку квартиры в Киеве или во Львове. Для многих ключевым моментом являлась возможность совершить сделку онлайн, не возвращаясь в Украину.
Успешное совершение этой сделки явилось одним из немногих достижений украинской IT-отрасли мирового уровня. Это был сигнал для инновационного капитала, что прогрессивное правительство Украины открывает шлюзы для IT-технологий, снимает запреты и ограничения. Хотя, к сожалению, на самом деле ситуация далеко не такая радужная.
— Для подтверждения перехода права собственности необходимо внести запись в государственный реестр прав на недвижимость. На основании какого документа это было сделано?
— Как известно, переход права собственности может произойти в результате исполнения договоров купли-продажи, наследования, дарения либо мены. Мы заключили договор мены. Майкл Аррингтон поменял принадлежащий ему эфириум на принадлежащую мне квартиру. Оценочная стоимость квартиры, указанная в гривнях, была переведена по текущему курсу в доллары. А затем в эфириум. Но во всех документах фигурировала только гривня. Все налоги и пошлины исчислялись в гривне.
«Толчком к изменению мироздания станут цифровые технологии»
— Вы удивили мир продажей недвижимости за криптовалюту в сентябре 2017-го. Почему не раньше?
- Летом прошлого года мне, единственному представителю бывшего СССР, посчастливилось побывать на теперь уже легендарном блокчейн-саммите миллиардера и выдающегося инноватора сэра Ричарда Брэнсона, проходившем на его частном острове Неккер в Карибском море. Мне пришлось пройти довольно жесткий отбор в нескольких турах. Из 22 тысяч претендентов пригласили только 44 человека.
Кстати, в январе 2017-го сотни миллионов людей во всем мире, наблюдавшие инаугурацию Дональда Трампа и провожавшие взглядами вертолёт, уносивший из Вашингтона Барака и Мишель Обаму, задавались вопросом, куда же они улетели. СМИ терялись в догадках, а они улетели как раз на Неккер Айлэнд. И спустя полгода я жил в вилле, которая находилась рядом с той, где они провели ту январскую неделю.
На саммите я познакомился со многими героями публикаций о криптовалюте и технологии блокчейн, которыми зачитывался с 2012 года. Там были те самые отцы-основатели биткойна, из которых слепили собирательный образ Сатоши Накамото, крупнейшие в мире разработчики производных продуктов технологии блокчейн, которые уже внедряются ведущими мировыми корпорациями и правительствами ряда государств. Это люди, которые занимаются разработкой решений на блокчейне для проведения максимально прозрачных выборов президентов, губернаторов. По контракту с американским правительством они переводят весь документооборот Госдепартамента, министерства внутренней безопасности и министерства здравоохранения США на блокчейн. Я познакомился с владельцами главных криптобирж и крупнейшими майнерами, профессорами MIT, ведущими разработчиками искусственного интеллекта и нейронных сетей, с главным идеологом защиты права собственности, как важнейшего фактора процветания государства и свободы личности, основателем и бессменным руководителем Института свободы и демократии знаменитым Эрнандо де Сото.
За пять дней, проведенных в эпицентре изменения мирового устройства, произошел переворот в моем сознании. Я увидел, что ждет нашу планету завтра, и даже заглянул в послезавтра. Состоявшаяся спустя два месяца после блокчейн-саммита сделка по продаже недвижимости за криптовалюту стала сигналом для всего мира — перемены уже начались. И я хотел, чтобы этот сигнал исходил именно из Украины.
* Марк Гинзбург: «Технология блокчейн станет толчком к новому цивилизационному перевороту»
— Когда вы заинтересовались блокчейном?
— Шесть лет назад. После глобальных потрясений в 2008-м (мировой финансовый кризис. — Авт.) я почувствовал, что кризис вовсе не ипотечный и не финансовый, как нас пытались убедить правительство и ведущие СМИ. Грядет цивилизационный кризис, смена эпох. Тогда многого еще не понимал, но уже догадывался, что толчком к изменению мироздания станут цифровые технологии. Вспомнил, что уже не единожды в мировой истории технологии меняли цивилизацию: так было с изобретением колеса, пороха, паровой машины, книгопечатного станка, электрической лампы, компьютера, Интернета. Но после прочтения в 2012 году в The Wall Street Journal статьи о технологии блокчейн в моей голове сложились все пазлы. Я понял, что именно эта технология станет толчком к новому цивилизационному перевороту. После этого стал поглощать всю доступную информацию о блокчейне и был так очарован этой технологией, что не сразу обратил должное внимание на ее побочный продукт — криптовалюты.
Кстати, я с детства не очень любил сказки и мультфильмы. Меня привлекала научно-техническая литература, фантастика. Двоюродный брат моего отца, Виталий Лазаревич Гинзбург, лауреат Нобелевской премии, основатель советской астрофизики и один из отцов водородной бомбы, был главным редактором журнала «Наука и жизнь». В нашей семье существовал культ этого журнала, который нам ежемесячно бросали не в почтовый ящик, а доставляли в красивой картонной коробке, запаянной сургучными печатями. Я вырос на нем. Поэтому научная и технологическая тематика всегда были мне близки.
— Когда вы впервые купили криптовалюту?
- На саммите у Ричарда Брэнсона я познакомился с ребятами, которые стояли у истоков криптовалютного движения. В 2010−11 годах они были простыми программистами. Приходя на работу, запускали свои рабочие компьютеры со специальными программами для майнинга — получения с помощью математических вычислений никому тогда не известных биткойнов. Их годовая зарплата была 25−27 тысяч долларов, но они каждый день «майнили» 50−100 биткойнов. Иногда, продавая свои компьютеры, ребята даже оставляли на жестком диске криптокошельки с сотней-другой биткойнов, потому что им просто было лень чистить винчестер. Ведь в то время биткойны казались им такой мелочью… И только потом осознали всю ценность криптовалюты и того, что стали миллионерами.
Я тоже начал покупать биткойн весной 2011 года, когда он стоил 5- 10 долларов. Как и большинство людей, не мог в то время представить, что когда-то он будет стоить тысячи долларов. Но хочу подчеркнуть, что никогда не был и не являюсь идеологом криптовалют. Меня интересует технология блокчейн. Хотя считаю, что криптовалюта — это могильщик традиционного банкинга и фиатных (традиционных) денег.
«Государство утратило монополию на идеологию, но ему стали известны наши мысли»
— Иногда можно услышать, что криптовалюта разрушит основы государственности.
- Это колоссальное заблуждение. Сегодня все государства мира живут в условиях более или менее жесткого дефицита бюджета. Главный источник его наполнения — налоги. Поиски новых способов их взимания не прекращаются ни на минуту. Наличные деньги как раз являются большой проблемой для государства, поскольку ему крайне сложно контролировать капиталы граждан в наличной валюте.
Единственными посредниками между государством и людьми, желающими совершить какую-то сделку, являются банки, которые вовсю пользуются своим монопольным положением. Доходит до того, что человек, бизнесмен, имея деньги, не может ими свободно распоряжаться — банк требует массу справок, контрактов, инвойсов для совершения любой транзакции. Сегодня ситуация доведена до абсурда. Представьте, что моя компания имеет обороты полмиллиарда долларов в год и существует в условиях жесткой конкуренции. Как вы думаете, сколько может заплатить мой конкурент клерку банка с ежемесячной зарплатой в 10 тысяч гривен, чтобы тот передал ему копии требуемых от меня документов, включающих договора купли-продажи, содержащие цены на закупаемую или поставляемую продукцию, инвойсы с полной информацией о номенклатуре поставок, названия и расценки транспортных компаний
Все это приводит к тому, что наличные платежи будут максимально искоренены. И что тогда? Где защита от монополии банков, которые получат полную возможность безнаказанно манипулировать вашими деньгами? И вот тут криптовалюты являются самой оптимальной альтернативой банковскому произволу. Все происходит между покупателем и продавцом практически мгновенно, без посредников, без угрозы утечки информации. И для государства легализация криптовалют однозначное благо, ибо благодаря технологии блокчейн все транзакции можно отследить и никто не сможет изменить информацию о них. Ведь эта информация хранится на миллионах компьютеров по всему миру. Даже купив самого дорогого бухгалтера, налогового адвоката, оптимизатора, вы не сможете ничего изменить в прошлых транзакциях. Государство, имея соответствующие программные платформы, которые сейчас разрабатываются, всегда сможет фиксировать любой сделанный вами платеж. Соответственно, государство сможет легко, прозрачно и в автоматическом режиме взимать налоги.
Приходилось слышать мнение о том, что государства никогда не смирятся с утратой монополии на эмиссию валют. Считаю такую точку зрения заблуждением. Для тоталитарного государства утрата монополии на идеологию, на мысли своих граждан была не менее болезненна, чем утрата монополии на эмиссию. Но ее разрушила технология, ее имя — Интернет, позволившая гражданам свободно получать любую информацию, минуя цензуру, Главлит и кураторов районных отделов КГБ. Но произошел не крах государства, а лишь его трансформация.
При этом государству при определенных условиях стало даже легче следить за нашими мыслями. Если раньше люди обсуждали самое сокровенное на кухнях при зашторенных окнах, то теперь они делают это в социальных сетях. Ваши поисковые запросы в Интернете показывают суть ваших реальных, а не декларируемых мыслей и интересов. Сегодня, в эпоху развития искусственного интеллекта, есть такие программы, которые проанализировав 60−70 ваших лайков в Фейсбуке, выдают общее представление о типе вашей личности на том же информационном уровне как сотрудник, с которым вы проработали 5- 6 лет. От 230 до 260 лайков даст о вас столько же информации, сколько знает ваш супруг после 7 лет счастливого брака. Да, государство утратило монополию на идеологию, но ему стали известны наши мысли. То же самое и с блокчейном и криптовалютами. Государство может утратить монополию на эмиссию денег, но ему станут известны все ваши доходы и расходы.
«Скоро банковских отделений в Украине останется меньше, чем памятников Ленину»
— Сейчас центробанки многих стран разрабатывают собственные, подконтрольные им, криптовалюты. В частности, НБУ готовит к запуску криптогривню. Не является ли это попыткой государства взять под контроль эмиссию электронных денег?
- Конечно! Банки очень любят блокчейн и при этом ненавидят криптовалюты. Потому что повсеместное распространение криптовалют приведет к смерти традиционного банкинга. Умрут ли все банки? Возможно, нет, но они кардинально трансформируются, сократив за ненадобностью большинство отделений и сотрудников. Этот процесс уже происходит по всему миру. Мы это видим на примере крупнейших банковских структур.
Банки любят блокчейн и прочие цифровые технологии за то, что они позволяют, сократив сотрудников, выполнять тот же или даже больший объем работы. В условиях падения доходов они стремятся максимально сократить расходы на персонал. Скоро банковских отделений в Украине останется меньше, чем памятников Ленину.
В этой ситуации банки будут стремиться выпускать свои криптовалюту. Как говорил первый глава ФБР Эдгар Гувер, если мафию нельзя победить, то ее нужно возглавить. И государственные и частные банки будут выпускать собственные криптовалюты. Сейчас многие крупные компании, такие, как Фейсбук, уже создают свои криптовалюты. Допустим, Тойота создаст свою криптовалюту, и при покупке или обслуживании их автомобиля вы сможете ею рассчитываться, имея соответствующую скидку. Что в этом плохого? Скоро в смартфоне каждого человека будет по несколько криптокошельков. И это нормально. Вас ведь уже не смущает, что в вашем портмоне лежат карточки нескольких банков на разных платежных системах. Это стало нормой. То же самое будет и с криптовалютами. Их будет появляться много. Мир меняется.
— А смогут ли криптовалюты уничтожить традиционные (фиатные) деньги?
— Надеюсь, что нет. Объясню, почему фиатные деньги имеют право на существование. Если они полностью исчезнут, то мы окажемся в неком «электронном концлагере». Представьте, что в силу каких-то причин вы стали неугодны государству. Вас уволили с работы, заблокировали банковские счета и ваши криптокошельки (уверен, что уже через несколько лет все владельцы криптокошельков будут идентифицированы). Вы не можете купить себе еду, воду, одежду. Следует признать, что наличные деньги дают нам хоть какую-то степень свободы и независимости.
— В последнее время в Украине произошло несколько громких задержаний майнеров с конфискацией их оборудования. Как вы к этому относитесь?
— Природа государства не меняется. На протяжении всей истории оно было и остается аппаратом насилия. Другой вопрос, какими методами оно пользуется — демократическими или репрессивными. Наши силовые и фискальные структуры не могут спокойно наблюдать за прибыльной деятельностью, которая им непонятна и неподконтрольна. Поэтому они борятся с майнингом привычными методами — обысками и конфискацией оборудования.
Один народный депутат рассказывал мне, что после налетов СБУ на майнинговые компании и изъятие оборудования наблюдалась интересная ситуация. Спустя пару дней на объектах СБУ, где хранилось конфискованное оборудование, резко возрастало потребление электроэнергии.
На встречах с представителями правительства я все время говорю, что не нужно бороться с майнингом. В последние 4 года у нас драматически упали объемы промышленного производства. При этом в Украине есть избыток вырабатываемой электроэнергии. Эффективно экспортировать ее, по разным причинам, мы не можем. Так не мешайте майнингу, требующему повышенного потребления электроэнергии. Узаконьте этот вид деятельности. Установите налогообложение, возможно, специальный тариф на электроэнергию — и пусть люди работают! Это занятость инициативной части населения, поступления в бюджет, доходы энергокомпаний. Что в этом плохого?
«Многие начальники отделов земельных ресурсов сельсоветов являются долларовым миллионером»
— Сейчас некоторые госструктуры, в частности Госгеокадастр, хотят перевести свои реестры на блокчейн. Это возможно в нынешних условиях?
- Когда информация, которая сама по себе является ценностью, хранится в неком главном вычислительном центре некой госорганизации, то она становится предметом манипуляции и наживы. Некое должностное лицо, имеющее доступ к этой информации, всегда может санкционировано или несанкционировано изменить ее в собственных интересах, либо в интересах третьих лиц и структур. Если взять земельный кадастр, то такой сотрудник может легко изменить кадастровый номер, перенести границы земельного участка, изменить информацию о форме собственности или владельце. Это широчайшее поле для коррупции.
Технология блокчейн в случае применения ее для ведения земельного кадастра делает совершенно невозможными подобные манипуляции информацией. Поэтому намерение внедрить блокчейн очень похвально. Я давно предлагал представителям правительства внедрить применение блокчейна для ведения госреестров, связанных с правом собственности, а также в сфере государственных закупок.
К сожалению, у нас сегодня система выстроена таким образом, что нет гарантированной защиты необратимости сделки. Нет сроков давности. Суды могут инициировать или возобновить любой имущественный иск «по вновь открывшимся обстоятельствам». Эта хитрая формулировка сделала долларовыми миллионерами большинство судей Украины. Вы можете купить квартиру, прожить в ней 12 лет, сделав прекрасный ремонт, и лишиться жилья по решению суда. Так как вдруг окажется, что 12 лет назад продавец не учел интересы своего живущего в Казахстане несовершеннолетнего сына от восьмого брака, в деле отсутствует решение опекунского совета, и сделка признается недействительной.
А с землей ситуация еще хуже. Я как крупный латифундист могу с уверенностью сказать: пока вы читаете это интервью, несколько десятков украинских семей лишились права собственности на принадлежавшие им участки земли. Внедрение в Госгеокадастре технологии блокчейн может стать непреодолимым препятствием на пути мошенников. Вот только внедрить эту технологию пока не удастся. И не по ее вине. Для эксплуатации электромобиля нужны электрозаправки, а для использования в информационных ресурсах технологии блокчейн информация должна быть оцифрована.
Государство до сих пор точно не знает, сколько у нас земли и кому она принадлежит. Соответственно, несмотря на заявления правительства и подписанные меморандумы перевести Земельный кадастр на блокчейн пока невозможно — нет всей информации, которая должна на нем храниться. А деньги, которые выделялись в течение нескольких лет на оцифровку земельных активов, были банально разворованы. Путаница в кадастровых номерах и границах земельных участков — повсеместное явление даже в Киевской области, где многие начальники отделов земельных ресурсов сельсоветов являются долларовым миллионером. Я не преувеличиваю. А что говорить об остальных областях, где цены на землю не достигали киевских стандартов?
«Горжусь, что мой предок создал нечто уникальное, более века украшающее центр столицы»
Из досье «ФАКТОВ»
Купец первой гильдии Лев Борисович Гинзбург родом из Витебска. Приехал в Киев в возрасте 19 лет и вскоре основал свою строительную контору, снискавшую славу лучшей подрядной организации. Поэтому именно Гинзбургу поручали строить здания, которые стоят и поныне: Нацбанк, Национальная опера, Национальная филармония, корпуса Киевского политехнического института, Театр имени Ивана Франко и Театр оперетты, Николаевский костел, Караимская кенаса, завод «Ленинская кузница». В шестиэтажном доме Гинзбурга на улице Николаевской, 9 (ныне — Городецкого) впервые появился лифт, именовавшийся тогда подъемной гидравлической машиной.
В 1910—1912 годах контора Гинзбурга построила самый высокий в Киеве и Российской империи доходный дом, известный как небоскреб Гинзбурга. Он насчитывал 11 этажей и был самым высоким сооружением в СССР до начала Второй мировой войны. Высота дома вместе со шпилем составляла около 70 метров. Сто лет назад жилые дома такой высоты были только в США, Германии, Аргентине и Канаде. В доме насчитывалось 90 роскошных квартир и работал редкий в то время кованый лифт американской фирмы «Otis».
Небоскреб Гинзбурга находился на улице Институтской, на месте нынешней гостиницы «Украина». В 1941 году инженерные части Красной армии совместно с подразделениями НКВД взорвали знаменитый дом и многие другие здания в центре Киева. Лев Гинзбург, отказавшийся покидать город после прихода большевиков, умер в 1926 году.
— Когда вы идете мимо зданий Нацбанка, Театра оперы и балета, Театра имени Ивана Франко, Политехнического института и других зданий, построенных вашим двоюродным дедом в начале XX века, что чувствуете? Ни разу не хотелось заявить о праве собственности на них?
— Хотите честно? Вот, казалось бы, я — акула капиталистического бизнеса, 30 лет живу в США, крупный собственник. У меня должна быть алчность, сожаление о том, что в Украине не провели реституцию, как в Прибалтике. Но отвечаю, положив руку на Тору, ни разу не возникло желания стать обладателем Оперного театра или комплекса зданий Политехнического института. Я вырос в Киеве на Куреневке, где отец, молодой инженер, получил квартиру, в которую мы переехали, когда мне было четыре года. А до этого мы с родителями жили на улице Карла Маркса (ныне — Городецкого. — Авт.).
— В коммуналке?
- Нет. В доме на углу Карла Маркса и Заньковецкой после войны квартиру получил дядя отца. Он работал замминистра энергетики и электрификации, и ему дали большую квартиру. Но как человек, переживший 30-е годы, дядя боялся, что начнется очередной процесс уплотнения, и прописал к себе моего папу, который вскоре привел туда же молодую жену, а через 9 месяцев родился я.
На Куреневку мы с родителями переехали в маленькую двухкомнатную квартиру с совмещенным санузлом. Она находилась на последнем, 5-м этаже стандартной «хрущевки» без лифта. Но мы были несказанно ей рады. А в дни всенародных праздников — 1 мая, 9 мая, 7 ноября — обязательно ехали на Крещатик на демонстрацию, после которой шли к дяде в гости. На левой стороне улицы Карла Маркса стоял красивый дом, на первом этаже которого находился магазин «Подарки». Проходя мимо, родители всегда замедляли шаги и смотрели на этот дом, многозначительно переглядываясь.
Я был очень наблюдательным ребенком и замечал эти взгляды. Но родители просто берегли от стресса мое пионерское сознание — ведь в те времена было принято гордиться пролетарским или крестьянским происхождением, а не предком, который был миллионером-застройщиком. Однажды, посчитав меня достаточно взрослым, они рассказали, чей это был дом, кто его построил и кем мне приходится Лев Гинзбург.
Проезжая теперь на машине мимо Нацбанка или Оперного театра я, наверное, испытываю другие чувства, чем остальные киевляне. У меня нет ни малейшей горечи от утраченной недвижимости или от невозможности получить ее обратно. Я просто горд, что мой предок создал нечто уникальное, более века украшающее центр столицы. Я коренной киевлянин и горжусь этим.
* Оперный театр, возведенный строительной фирмой Льва Гинзбурга на месте сгоревшего в 1896 году театра, открылся в Киеве в сентябре 1901 года
— Почему уехали из Украины? У вас же наверняка были нормальная по советским меркам жизнь, карьера?..
- Не буду сейчас рядиться в одежды противника советского режима и говорить, что уехал из СССР по идеологическим причинам. С советской властью у меня не было ни идеологических, ни каких-либо иных разногласий. Чем дольше я живу на Западе, тем больше понимаю, что абсолютно справедливого общества, которое могло бы удовлетворять потребности всех своих граждан — априори не существует. И убежден, что в середине 80-х годов в Советском Союзе было построено общество, которое удовлетворяло потребности большинства своих членов.
Когда рассказываю на Западе о жизни в СССР, многие мне не верят. Не понимают, как такое возможно — я занимался в музыкальной школе по классу фортепиано и гитары, меня учили выпускники консерватории, и родители платили за это 7 рублей в месяц. А мой одноклассник, росший без отца, учился и вовсе бесплатно. Им сложно поверить, что с детства я бесплатно занимался спортом, и меня тренировали лучшие тренеры, благодаря которым в 10-м классе я уже был мастером спорта по самбо. С 11 до 17 лет каждое лето я проводил на море — в Анапе, Алуште, Керчи в спортивных лагерях с усиленным питанием. И родителям ни дорога, ни спортивная форма, ни мое пребывание там не стоило ни копейки. Я бесплатно закончил престижный московский вуз, у меня была хорошая работа. Моя жена была известнейшей спортсменкой, чемпионкой СССР, Европы и мира по спортивной акробатике.
Почему уехал? У меня дочь 1983 года рождения, а сын родился в 1987 году, через год после крупнейшей аварии на Чернобыльской атомной станции. Никто не понимал, какие могут быть последствия, правдивая информация отсутствовала, все питались слухами и хотели уехать подальше от Киева. Мои знакомые подались кто в Свердловск, кто в Омск. Мы с женой коренные киевляне, и у нас, кроме Киева, не было родственников нигде. А тут Горбачев, пытаясь понравиться Западу, приоткрыл «железный занавес». Мы понимали, что этот короткий процесс заигрывания может также внезапно и закончиться. Решив не испытывать судьбу, подались в США. В 1988 году процесс эмиграции радикально отличался от нынешнего. Указом Президента Верховного Совета СССР нас лишили советского гражданства. Разрешили взять с собой по 2 чемодана на члена семьи, и обменяли в Госбанке 90 долларов на человека (правда по фантастическому курсу — 1 доллар за 63 копейки). Прямой эмиграции в США не было, мы провели месяц в Вене, потом 4 месяца в окрестностях Рима, и лишь затем, пройдя интервью в посольстве США в Италии, получили американскую визу.
«Первые три года в Нью-Йорке я провел за рулем такси»
— И за какое время вы встали на ноги в Нью-Йорке, когда уже могли не считать доллары в кошельке?
- Достаточно быстро. Первые три года я провел за рулем такси. Знание английского у меня было на школьном уровне. Устроиться инженером-электриком, как в Союзе, не мог. .jpg)
В США это лицензированная специальность, нужно было учиться, у меня не было такой возможности. Двое маленьких детей, надо было платить за квартиру, купить мебель и так далее. Я понял, что единственное, что умею нормально делать, — это водить машину. И сел за руль. Многие эмигранты, бывшие инженеры и научные сотрудники, пошли этим путем, очень многие так и остались таксистами. Но у меня были другие цели, и я четко осознавал их.
В течение тех трех лет не было ни единого дня, чтобы я не пожалел себя, квалифицированного инженера-электрика, вынужденного сидеть за рулем такси по 12 часов в день. А сейчас, оглядываясь назад, очень рад этому опыту, благодаря которому стал стопроцентным ньюйоркцем. Я знаю Нью-Йорк намного лучше, чем все мои друзья-американцы, которые там родились и выросли. Они знают парадный город, а я — еще и его задворки. Потому что часто работал по ночам (днем учился), возил проституток, сутенеров, драгдилеров, выучил их слэнг и повадки, узнал многоликую экзотику ночного мегаполиса.
* Марк Гинзбург: «Это черта характера — если мне что-то нравится, то хочу этим владеть»
— Как прорвались?
— Спустя несколько лет в Майами я познакомился с Джо Милтоном — сыном крупнейшего в середине 90-х застройщика южной Флориды Хосе Милтона. Джо только закончил университет по специальности инженер-строитель. Его дебютом стал «Сэндс Пойнт» — кондоминиум класса люкс на океанском побережье Майами-Бич. К этому дому проявили очень большой интерес так называемые «новые русские», которые вывозили в Майами своих жен с детьми, а сами опасно и трудно работали в Москве, Киеве…
Я тоже оказался в Майами со своим другом еще по киевской жизни, известнейшим сегодня в Украине политиком и бизнесменом. У него также была цель купить квартиру в Майами, но он ни слова не понимал по-английски и попросил помочь устроить просмотр дома Милтона, о котором все говорили. Дом мы посмотрели, познакомились с девелопером. Мой товарищ выбрал себе квартиру и уехал. А мы с девелопером обменялись координатами. Потом с аналогичной просьбой ко мне обратился уже друг моего друга, а потом еще один их знакомый. После третьего моего визита мы с Джо поужинали, поговорили. Он был поражен моим рассказом. Сам ведь вырос в тепличных условиях, в семье мультимиллионера, и не мог представить, что можно вот так приехать в чужую страну в 30- летнем возрасте с двумя маленькими детьми и 360 долларами в кармане и не потеряться в этой жизни. У нас завязалась нормальная мужская дружба.
А я тем временем стал весьма популярен среди москвичей и киевлян, жаждущих купить недвижимость в США. Кстати, подружился и с двумя киевлянами, которые при моем участии приобрели в доме Милтона квартиры. Сейчас это два самых лучших и крупнейших застройщика Киева. Нашей дружбе уже 20 с лишним лет.
Молодой же девелопер Милтон вскоре начал строить второй — самый высокий и роскошный на то время дом в Майами-Бич «Пиннакл». И уже понимал, что основные его покупатели — «новые русские». Начал со мной советоваться, что для них лучше, привычнее. Я проводил много времени в архитектурной фирме, строившей дом, и на строительной площадке. Понял, что совершенно легко могу читать сложные строительные чертежи, быстро вникаю в любую технологию. Видимо, гены сказались. К тому же, почувствовал кайф от созидательной, настоящей мужской работы, когда ничего нет, а потом появляется нечто мощное. Сутками пропадал на стройке, мне это понравилось.
«Я предложил: «Давайте построим Трамп-тауэр на Европейской площади»
— И спустя 8 лет решили в Киеве реализовывать масштабный проект по застройке Европейской площади…
- Проекту уже 14 лет, в него инвестированы десятки миллионов долларов. Два года длился конкурс. На Крещатике, 36, на втором этаже, где размещалась Главархитектура, выделили большое помещение, и любой лицензированный архитектор мог прийти и подать свою заявку. Участвовали также много зарубежных архитекторов.
Это должен был быть самый престижный проект в стране. Общая площадь застройки — 200 тысяч метров, 80 тысяч метров — гостинично-офисно-жилой комплекс с паркингом, а также паркинг на 1100 машин под всей Европейской площадью. Все пространство под Крещатиком от Европейской площади до Майдана разделено на четыре уровня: минус первый и минус второй — торговые залы, минус третий и минус четвертый — паркинг. Для реализации проекта я познакомился с двумя легендарными людьми. Один из них — Дональд Трамп.
Мне всегда нравилось своей технологической и дизайнерской завершенностью здание Трамп-тауэр на Пятой авеню в Нью-Йорке. Да и название красивое. Трамп в то время был достопримечательностью Нью-Йорка — яркий персонаж, участвующий в разных, в том числе сомнительных, мероприятиях. Живой, нормальный человек. Я предложил: «А давайте построим Трамп-тауэр». Но для того, чтобы зданию присвоить это имя, необходимо было разрешение Трампа. Один знакомый устроил мне встречу с Дональдом. Она состоялась в его офисе, потом Трамп провел экскурсию по всему зданию, закончив просмотр посещением своей квартиры, что, в общем-то, не свойственно американцам. Он посмотрел проект, фотографии Крещатика и Европейской площади и мгновенно все оценил: «Мне нравится, самый центр столицы, концепция отличная, я согласен. Но только при условии, что этот дом будет спроектирован моим другом». Я говорю: «Дональд, это невозможно. Это не просто центр, это сердце столицы и по условиям мэрии девелопер не может самостоятельно выбрать себе архитектора, должен пройти общенациональный конкурс, и архитектором будет победитель этого конкурса».
Трамп посмотрел на меня как на умственно отсталого, приобнял за плечи и говорит: «Парень, какой конкурс? Ты знаешь, кто мой друг? Это сэр Норман Фостер. Есть миллионы архитекторов, потом в мире есть сто лучших архитекторов, затем десять самых лучших. И уже над этой десяткой, где-то высоко-высоко в облаках — сэр Норман Фостер. Какой конкурс?». И тут же при мне звонит в Лондон Фостеру и организовывает нашу с ним встречу.
Я благодарен Трампу за знакомство с Фостером, с которым общался в его фантастической архитектурной мастерской в Лондоне, где он мне подробно рассказывал, как создавал свои шедевры. А затем Норман прилетел в Киев. Когда архитекторы города узнали об этом, то выстроились в очередь, чтобы взять автограф. Я такого обожания еще не видел… Ну, а конкурс на реконструкцию Европейской площади Фостер… проиграл немецкой компании. Но не в этом дело. Благодаря проекту я познакомился с Фостером и Трампом. Когда меня спрашивают, общаюсь ли я с Трампом сейчас, отвечаю: «Год назад он поменял работу и поэтому я звоню, а он не отвечает. У меня есть телефоны нескольких его близких друзей, с ними иногда общаюсь, а он почему-то молчит».
Кстати, по поводу реконструкции Европейской площади. Накануне нашего интервью наметился существенный прогресс в этой истории, о чем говорю впервые. Мы сейчас ведем переговоры с одной из ведущих в мире компаний. Надеюсь, проект реализуем через пару лет. Процесс пойдет быстро и неотвратимо не только из-за значительного финансового ресурса, но и благодаря всемирному авторитету этой компании. Строительство намерен непосредственно курировать сотрудник посольства одной очень уважаемой страны. И всех, кто будет препятствовать процессу, либо вымогать взятку, мы будем посылать не туда, куда принято посылать (хотя туда — тоже и с превеликим удовольствием), а в посольство этой уважаемой страны. Так что реконструкция Европейской площади может стать первым в Украине объектом, реализованным вне коррупции.
«Для восстановления Украины нужны 200 миллиардов долларов»
— Будет реализован проект немецкой компании?
— К сожалению, нет. Их проект стоил нам три с половиной миллиона евро, а подготовленная документация может занять помещение школьного спортзала. Немцы отработали, конечно, идеально. Но, к сожалению, мы не будем осуществлять их проект. Потому что компания, с которой сейчас ведутся переговоры, самодостаточна и самостоятельно будет реализовывать свой проект, который пройдет, однозначно, все согласования.
— Уже без конкурса?
- Да. Конкурс не нужен, поскольку все его условия будут соблюдены, к тому же ранее предполагалось строительство 41-этажного здания на Европейской, что возмущало часть общественности. А теперь планируется меньшая этажность, и даже рьяные глашатаи лозунга: «Крещатик — это наше все, а потому — руки прочь!» должны быть довольны. Мое столь критичное отношение к этой категории вечно недовольных основано не только на предшествующем девелоперском опыте общения с ними, но и подкреплено примерами, уже ставшими хрестоматийными. В частности, и металлическая этажерка Эйфелевой башни в Париже, и штаб-квартира SwissRe (знаменитый «огурец») сэра Нормана Фостера в Лондоне в свое время возбудили массу возмущения, граничащего с ненавистью, а сегодня являются символами этих городов.
.jpg)
* Марк Гинзбург: «Я верующий человек и понимаю, что наш мир был задуман как некая площадка борьбы между добром и злом, светом и тьмой, материальным и духовным»
— Марк, в одном из интервью вы сказали, что за прошедшие годы ваш холдинг построил в Украине более 300 тысяч квадратных метров жилой и коммерческой недвижимости. Но и о вашем собрании произведений искусств ходят легенды. Когда вы увлеклись коллекционированием?
— Я очень люблю живопись, в детстве и юности брал уроки рисования — получалось неплохо. А в 80-х годах водил дружбу со многими художниками, посещал их мастерские, покупал работы, сначала поддерживая их материально, но постепенно всерьез увлекся коллекционированием. Это черта характера — если мне что-то нравится, то хочу этим владеть. Большинство моих друзей-художников того периода были молодыми, талантливыми из категории «подающих надежды». Сегодня многие из них составляют золотой фонд украинской живописи. К моменту эмиграции я собрал очень хорошую коллекцию.
— Вы ее смогли вывезти?
- У меня было много работ Александра Животкова, Галины Неледвы, Виктора Рыжиха, Владимира Бовкуна, Любови Рапопорт, Дмитрия Нагорного, Кима Левича, отца и сына Реуновых. Есть у меня свыше 50 картин раннего Ивана Марчука, написанных в 70-е и и в начале 80-х годов. В частности, полный цикл его иллюстраций к «Кобзарю».
Собираясь в эмиграцию, я не вывозил ни мебель, ни ковры, но решил взять коллекцию. Не сомневался, что у меня получится, так как в ней не было работ корифеев, запрещенных к вывозу. К тому же все работы приобретал в художественных салонах, что подтверждалось документами. Но за несколько дней до выезда мне сообщили: контейнер арестован на основании информации, что работы покупались по заниженной стоимости.
Меня пригласили на лицу Рейтарскую в Главное таможенное управление на расширенное заседание коллегии. В большом актовом зале выставили все картины из моей коллекции. Это было великолепное зрелище. Я впервые увидел всю коллекцию в полном объеме. Гордость собою, как коллекционером, переполняла меня. До этого некоторые картины висели на стенах моей квартиры, другие — в домах моих родителей и близких друзей. Коллекция, собранная воедино, представляла собой готовую экспозицию музея современного искусства. И тогда я отчетливо понял: все, конец, картины не вывезу.
В составе расширенной коллегии находились представители городского и Шевченковского районного управлений КГБ, эксперты Минкульта и Союза художников. «Экспозиции наших музеев и запасники заполнены работами членов Союза художников, — сказал я им. — А у меня картины молодых украинских живописцев. Что плохого в том, что я их покажу за рубежом, выставлю в лучших галереях, популяризируя наше искусство?».
И тут начальник Главного таможенного управления берет каталог аукциона «Сотбис» 1987 года, на котором был установлен ценовой рекорд — картина Ван Гога «Ирисы» была продана за 54 млн. долларов, подходит к полотну Любови Рапопорт «Красные пионы» и с таким заговорщицким видом говорит: «Смотрите, что получается… Гинзбург утверждает, что купил картину „Красные пионы“ в галерее на улице Ленина за 82 рубля. А вот в каталоге „Сотбис“ картина Ван Гога такого же размера и тоже с цветами продана за 54 миллиона долларов». Затем берет со стола второй каталог «Сотбис», на этот раз аукциона текущего 1988 года, впервые проведенного в Москве, и продолжает: «Вот картина „Линия“ Александра Родченко, обычная линия на черном фоне, продана за 330 тысяч фунтов стерлингов, то есть 564 300 долларов. А вот 3 картины Дмитрия Нагурного, где люди и целые сюжеты так хорошо изображены, что не отличишь от фотографий, приобретались Гинзбургом по ценам 84, 106 и 120 рублей. В общем, мы считаем стоимость картин явно заниженной, и законность их приобретения вызывает серьезные сомнения…»
— Но это же просто анекдот какой-то…
- Сегодня это звучит действительно, как анекдот, но еще живы многие участники того совещания и я с легкостью могу подтвердить достоверность сказанного. Это не свежая ветеранская байка — в 1988−89 годах об этом говорил весь творческий Киев.
После заявления начальника управления я обратился к экспертам Минкульта и Союза художников: «Вы вынуждены здесь сидеть и слушать этот бред, а я уже лицо без гражданства, послезавтра уезжаю и никому ничего не должен». Затем спросил начальника Главного управления таможни: «К праву владения вы имеете претензии? Нет. От какого-нибудь художника есть жалобы, что я недоплатил ему? Кто-либо из экспертов-оценщиков галерей, где приобретались работы, обвинен в некомпетентности? Нет. Вы хотите получить лавры защитника украинского искусства, а я вам обеспечу лавры Герострата. Завтра же соберу журналистов и в их присутствии сожгу все картины в знак протеста». Повернулся и ушел, хлопнув дверью.
Напомню, это было время перестройки и гласности. В тот же день появилась статья в «Вечернем Киеве», на следующий — в «Комсомольском знамени» и «Советской культуре». А за день до моего отъезда, в семь утра, пришел курьер с разрешением на вывоз коллекции. Кстати, первая зарубежная выставка Ивана Марчука была организована и спонсирована мною в Нью-Йорке в начале 90-х.
«ЕС через два-три года может развалиться из-за политики Трампа»
— Вас называют американо-украинским бизнесменом. Во что в Украине вкладываете деньги, помимо строительства?
- Я себя считаю патриотом Украины, хотя стараюсь не употреблять это слово, потому что люди, с которыми общаюсь, наши олигархи, морщатся, когда его слышат. В силу трагических событий последних нескольких лет украинская промышленность, экономика, финансовая система разрушены. Для восстановления Украины нужны не те 15 миллиардов долларов, которые когда-то Янукович у Меркель просил, а Путин ему пообещал, а миллиардов 200, наверное. Таких денег никто не даст. США не даст, потому что сегодняшний лозунг Трампа — «Америка для американцев». Евросоюз не даст, потому что ЕС через два-три года может развалиться из-за политики Трампа, который закрыл свои рынки для Германии, а ее экономика сверх меры экспортнозависимая. Соответственно, единственного финансового донора Европы вскоре ждут колоссальные проблемы и ему явно не до спасения Украины. Россия же не даст по определению.
Поэтому единственное, что может спасти Украину сегодня — это инновационный капитал, которого в мире избыток. Только такой капитал может сюда прийти. Инвесторам ведь Украина ближе, чем Индия, Пакистан — здесь христианский мир, понятный менталитет, образованные мужчины и красивые женщины. И с такими инвесторами я общаюсь регулярно, они приезжают ко мне в гости и очарованы Киевом — современный город, яркая ночная жизнь.
Но потом в игру вступают юристы — и через два дня очарование как рукой снимает. Гости-инвесторы говорят: «Марк, здесь же совершенно не защищены права собственности, нет сроков исковой давности. Через десять лет поменяется власть — и тебе отменят права пользования землей. У тебя уже предприятие стоит, а скажут, что земля была отведена неправильно, потому что была подпись главы сельсовета, а должно быть решение сессии сельсовета и так далее». И все визиты заканчиваются ничем.
Поэтому моя цель — полное истребление коррупции в высших эшелонах власти (которая, кстати, в значительно менее уродливой форме есть почти везде) и тотальной коррупции в судебной власти (которой нигде в цивилизованном мире нет). Но призывать людей к истреблению коррупции, не давая им средства достижения этого, безнравственно. Потому я предлагаю скорейшее внедрение технологии блокчейн во все сферы государственного функционирования. Кстати, эта технология максимально эффективна при выборах главы государства, которые нам предстоят в следующем году. Любая фальсификация, трюки избиркомов, отработанные технологии подсчета, «мертвые души» абсолютно исключены. Воплотится вековая мечта электората о честных и справедливых выборах.
В мае я был приглашен в ТEDx (основанный в 1984 году проект, призванный популяризовать идеи, достойные распространения в мире технологий, развлечения, дизайна. — Авт.) спикером, что для бизнесмена сродни званию олимпийского чемпиона для спортсмена. Мне предложили прочесть доклад об искоренении коррупции в развивающихся странах с использованием технологии блокчейн на конференции, которая проходила в Улан-Баторе, столице Монголии. Благодаря этому я открыл для себя очень интересную страну, которая по ряду параметров напоминает Украину. Только все сравнения, к сожалению, не в пользу последней.
Монголия умело использует свое географическое положение, получая от него максимальные бенефиты. Смотрите, есть Китай и есть Россия, а между ними Монголия. И она богата полезными ископаемыми. В свое время Чингисхан построил самую большую в истории человечества империю. Сегодня от нее осталось трехмиллионное государство, которое не так давно называли 16-й советской республикой и где все люди среднего поколения свободно говорят по-русски. Монгольские депутаты и министры заканчивали вузы в Томске, Новосибирске, Иркутске, Москве, Киеве. Молодежь же говорит уже только по-английски. Учатся по всему миру. Причем не на врачей или юристов, а, как правило, на инженеров.
Геополитическая ситуация такая: Китай не хочет, чтобы Монголия полностью попала в зону влияния России. А монголы, в свою очередь, боятся быть поглощены Китаем, поэтому умело используют принцип равноудаленности.
С другой стороны, США сегодня очень нужна Центральная Азия — им ведь придется рано или поздно уходить из Афганистана, а контролировать шелковый путь необходимо. В силу этой и других причин Монголия для американцев достаточно важный регион — монголы разыгрывают и эту карту. Вот чему бы нам надо было поучиться. От скольких бед нас спас бы принцип равноудаленности от Брюсселя, Москвы и Вашингтона?
Государство дает полную свободу инновационному развитию Монголии. После TEDx меня пригласили выступить на специальном заседании правительства Монголии, посвященном технологии блокчейн. И через день после моего выступления (не утверждаю, что в связи с ним) на совместном заседании парламента и Кабмина они приняли законы, которым дали зеленую улицу ICO и цифровым активам.
«Шанс не потерять все есть»
— Работа ваших детей как-то связана с Украиной?
— Нет. Моя взрослая дочь после окончания университета живет в Лос-Анджелесе, занимается продюссированием. Деятельность старшего сына полностью связана с блокчейном. Первая его специальность — философия и международная политика. Потом, очевидно, под моим влиянием, он закончил Нью-йоркский университет по специальности бизнес и финансы. А после моего возвращения с острова Неккер я его ввел в Брэнсон-тусовку. Учитывая, что провожу много времени в Украине, он практически мой представитель в США. И сейчас работает в одном из крупнейших крипто хедж-фондов мира. Младшему только 13 лет будет, пока не определился.
— Вы и бедность познали, и богатство — состоите во всемирном клубе миллиардеров. Как бы определили основное отличие в мышлении и поведении бедных и богатых?
- Я уже минимум 15 лет общаюсь с богатейшими людьми Украины, России, Казахстана и США. Привычки одинаковые. Зимой — Куршавель, Сент-Мориц. Летом — Средиземноморское побережье. Всегда гламур, везде роскошь. Я верующий человек и понимаю, что наш мир был задуман как некая площадка для борьбы между добром и злом, светом и тьмой, материальным и духовным. Знаю, что мир рассчитан на шесть тысяч лет, сейчас 5778 год, осталось всего 222 года.
Несмотря на мой природный оптимизм был уверен, что эта борьба безнадежно проиграна — материальное восторжествовало, «желтый дьявол» правит миром. Но когда на острове Неккер я оказался среди богатейших людей планеты, молодых ребят 35−38 лет, которые стали криптовыми мультимиллиардерами (в «Форбсе» опубликован официальный список криптомиллиардеров, из 15 человек я хорошо знаком с одиннадцатью), понял, что не все потеряно.
За пять дней, проведенных на острове, ни разу не услышал слов «Бентли», «Шопард», «Картье», никаких сравнительных характеристик частных самолетов и яхт. Так что шанс восторжествовать добру и свету есть. А ведь это то, вокруг чего крутились разговоры на всех прежних моих тусовках. Но у молодых криптомиллиардеров совершенно иные интересы, они ведут разговоры о том, как сделать этот мир более справедливым, прозрачным, удобным, комфортным. Так что шанс не потерять все есть.
Мне проще понимать суть процесса, поскольку знаю, что десять заповедей, которые являются сегодня моральной основой всех религий мира, были написаны на скрижалях на священном языке. И это единственный язык в мире, который оцифрован. Каждая его буква имеет цифровое значение, родственное слово определяется не фонетическим звучанием или одинаковым написанием, а суммой цифр составляющих его букв.
Великий философ Платон в разгар своего философского могущества и авторитета провел 15 лет с еврейскими мудрецами, изучая все эти премудрости. А вернувшись, сказал: человек — это цифра. И сейчас мы это, наконец, понимаем. Сегодня можно оцифровать все: эмоции, механику, психологию действия.
— А человеку будет место в этом новом оцифрованном мире?
— Увы! Произойдет жесткий искусственный отбор. Код доступа в новый мир получат лишь те, кто в полной мере осознает, что происходящее сейчас — не модный тренд, а абсолютно новая цивилизационная эпоха.
*Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
4260Читайте нас у Facebook
