Митрополит киевский и всея украины владимир: «на приеме в кремле я предложил леониду брежневу возродить монастырь в саровской пустыни. Генсек ответил: «может, и придет такое время»
«ФАКТЫ» продолжают публикацию серии бесед с главами наиболее распространенных в Украине конфессий. О своей жизни и служению Богу нашему изданию поведал 73-летний предстоятель Украинской православной церкви Владимир, в миру — Владимир Маркиянович Сабодан. На этом посту он с 1992 года.
«При Хрущеве хотя и началась очередная волна массового закрытия монастырей и храмов, но священнослужителей уже не расстреливали»
— Блаженнейший, расскажите, пожалуйста, о том, как и почему вы решили посвятить свою жизнь Богу?
— Я родился в 1935 году в селе Марковцы на Хмельниччине в простой крестьянской семье. Детство было военным и послевоенным. Людей тогда объединяла и друг с другом, и с Богом страшная трагедия войны, горе, потеря родных и близких, бедность, тяжкий труд, жизнь впроголодь. Находили поддержку и утешение в вере и в церкви. Семья наша была верующей, я с девяти лет прислуживал батюшке в сельском храме, там же научился читать по-славянски. В молодости человек полагает, что он сам решает свою судьбу, определяет, чему посвятить жизнь. Однако с возрастом начинаешь понимать, что есть промысел Божий, путь, по которому через испытания Господь ведет человека. Я стал православным священнослужителем, что является не профессией, а жизнью.
— Кто-то из родственников пошел по вашим стопам?
— Я монах, у меня нет семьи. По духовной стезе пошел мой племянник, который закончил семинарию, академию, защитил кандидатскую работу и теперь преподает в духовной семинарии.
— Известно, что вы сразу же после окончания средней школы поступили в Одесскую духовную семинарию. Как получилось, что простой советский школьник, да еще и во времена воинствующего атеизма, решился на такой шаг?
— Сначала я поступил в медицинский институт в Виннице. Но вскоре понял, что это не мое, забрал документы и поехал в семинарию. Если душа лежит к чему-то — к духовному образованию, творчеству, изобретательству, то вы все равно будете этим заниматься, несмотря на засилье врагов и противников. Иначе вы будете чувствовать себя ущербным человеком. Это нельзя остановить. Ручей найдет путь и пробьется к реке.
— Но ведь тогда шла тотальная борьба с «опиумом для народа». Были у вас в связи с этим проблемы?
— Их не могло не быть, потому что воинствующий атеизм был государственной идеологией. Была уже тридцатилетняя «традиция» преследования церкви, но существовало и сопротивление насилию. Нашим предшественникам было гораздо труднее. При Хрущеве хотя и началась очередная волна массового закрытия монастырей и храмов, но священнослужителей уже не расстреливали. Были кое-какие правовые основы существования церкви, к которым можно было апеллировать. Однако проповедь, богослужения вне храма — это уже «антисоветская агитация и пропаганда», церковная литература — «подрывная», ее переписывание, распространение, хранение также преследовались уголовным кодексом, ну и, конечно, «тунеядство». По этим статьям монахов, священников обвиняли, «закрывали», высылали, а храмы и монастыри отнимали и «перепрофилировали под культурно-хозяйственные нужды» или просто разрушали. Последние православные священники вышли из тюрем уже при Горбачеве.
Я учился в Одессе, духовную академию заканчивал в Ленинграде, аспирантуру — в Москве, потом был ректором Одесской семинарии, затем — ректором Московской духовной академии и семинарии. Ситуации везде были разные, но суть одна: согласно господствующей идеологии и партийным документам церковь должна была «отмирать» «естественным образом», к 1980-му, году построения коммунизма, «исчезнуть».
Государство, партийные, правоохранительные органы всеми силами помогали церкви «завершить ее существование». Дожимали со всех сторон. Скажем, был очень серьезный кризис кадров, повсеместно не хватало священников, один батюшка служил в нескольких приходах, часто даже в разных районах. О нормальной приходской жизни, естественно, не могло быть и речи. А вот рукоположить священника в епархии епископ практически не мог. Это было ЧП районного или областного масштаба, потому что портило статистику атеистической работы. На чиновников, партработников сыпались взыскания: как так, взрастили попа! Давление на нас было невероятное.
Поэтому мы шли на уловки. Брали молодых людей на обучение в духовные школы, там их рукополагали, и они возвращались домой священниками. Вины в этом местных партийных и надзорных органов уже не было. За время ректорства в московских духовных школах я рукоположил более пятисот священников только для Украины. Так же поступали и в других школах. Таким образом мы сопротивлялись собственному «вымиранию». В то время на Западе удивлялись, как наша церковь выживает в таких условиях, а сегодня, когда открыты архивы и известен весь механизм давления, удивляются: как мы выжили?
«Я не помню, когда начал сочинять стихи, но, очевидно, хотел в них выразить то, что «не скажешь словами»
— Как известно, молодежь зачастую думает не о духовном, а о более приземленных вещах. Ведь в жизни так много соблазнов и искушений…
— Не стоит упрекать молодежь в ее стремлении к достойной жизни, престижной работе, высокой оплате труда. Главное, чтобы это не было единственной целью. Духовная составляющая заложена в человеке изначально, ее надо развивать. Мы должны быть братьями в Боге, а не только партнерами, коллегами. Вера человека определяет его поступки и позволяет противостоять искушениям с их разрушительными для души и для самой жизни последствиями.
— Блаженнейший, известно, что несколько ваших стихов положены на музыку. А в каком возрасте вы написали первое стихотворение?
— Я всегда был книжным человеком, много читал, собирал книги. У меня достаточно большая коллекция раритетов, связанных с жизнью и творчеством Тараса Шевченко. В прошлом году в Киево-Печерской лавре прошла выставка этого собрания, недавно часть из него я передал в экспозицию Шевченковского дома, который через год откроется в Киеве. У человека, который любит книги, слово, естественно, возникает желание попробовать себя в сочинительстве. Я не помню, когда начал сочинять стихи, но, очевидно, хотел в них выразить то, что «не скажешь словами». Я люблю мелос, народное песенное творчество и поэзию, близкую к нему: Шевченко, Лесю Украинку, Сергея Есенина. Специально я стихов не пишу, профессиональным поэтом не являюсь. Но некоторые из моих стихотворений нравятся людям, некоторые положены на музыку и стали песнями.
— Вы наверняка встречались со многими известными в мире людьми. Кто-то из них произвел на вас неизгладимое впечатление?
— Когда я нес церковные послушания за границей, затем в качестве ректора Московской духовной академии, управделами Российской православной церкви, патриаршего экзарха Западной Европы и сегодня в качестве предстоятеля УПЦ, приходилось и приходится встречаться и с президентами, и с королевами, и с писателями, и с учеными. На таких встречах известный человек иногда открывается с неожиданной стороны.
Помню, в начале 1980-х был какой-то правительственный прием в честь октябрьских праздников, и нас, святейшего патриарха Пимена, митрополита Крутицкого и меня, пригласили в Кремль. Посадили за столик. Леонид Брежнев с бокалом вина обходил всех гостей и беседовал с ними. Он подсел к нам и стал рассказывать, какое для него было в детстве потрясение, когда мама водила его в Саровскую Пустынь, где они молились и причащались, там было море цветов и «какая-то неземная красота». Я предложил вернуть монастырь церкви и воссоздать то благолепие. «Может, и придет такое время», — ответил Брежнев. Мы попросили хоть один монастырь в Москве сделать действующим. Он сказал: «Ищите какой». Мы подали документы на Свято-Данилову обитель. И за два дня до смерти он подписал соответствующее распоряжение. На днях исполнилось 25 лет со дня возвращения этого монастыря церкви. Вот такой парадокс: генсек и церковь.
Впрочем, не обязательно неизгладимые впечатления должны оставаться только от встреч с известными людьми. Священнослужитель часто встречается и беседует с людьми простыми, и каждая судьба, их духовный опыт — удивительны. Сегодня потерян интерес человека к человеку. Нам, как обезьянке, показывают светящуюся телекартинку, и мы, не отрываясь, смотрим в нее, полагая, что все интересное, глубокое, поучительное только там. А на самом деле оно рядом с нами — в людях, которые нас окружают, знакомых и незнакомых. Когда во времена перестройки мне разрешили выступать с еженедельными проповедями на Центральном телевидении, то я получал десятки тысяч писем из разных уголков страны. Это поразительные письма-судьбы, письма-размышления от совершенно неизвестных людей. Я до сих пор многие из них храню и перечитываю.
«В 70-х я редактировал богословский журнал. Так цензоры открыто издевались: разрешим номер к печати, если из всех статей уберете слово «Бог»
— Известно, что «органы» довольно плотно «опекали» церковь. Доводилось ли вам сталкиваться с подобным в вашем служении?
— Они не опекали, они надзирали за церковью. Крестил, обвенчал, отпел — скандал. Причем травлю устраивали не только священнику, но и тем, кто крестился или венчался. Поэтому требы (обряды. — Авт. ) справляли полулегально. На любое церковное действие надо было добиваться разрешения. Даже чтобы вокруг храма крестным ходом пройти или в колокол позвонить. Если в храме потекла крыша и ее без разрешения отремонтировали — скандал. Я уже не говорю, о том, чтобы какую-то пристройку или подсобное помещение соорудить — за это священника вообще могли лишить прописки, запретить заниматься священнослужением. Эта разрешительная система была на всех уровнях, от сельского священника до патриарха. Всем приходилось обивать пороги, сталкиваться с грубостью, хамством. В 1970-х годах я три года редактировал в Киеве «Православный вестник», который выходил на украинском языке, затем редактировал издания патриархии в Москве. Вот ты подготовил очередной номер богословского журнала, идешь в цензуру, а там над тобой открыто издеваются: разрешим номер к печати, если из всех статей уберете слово «Бог». Или в статье упоминается «диавол» — крик: что вы себе позволяете, какой «диавол» в ХХ веке! Что вы морочите людям голову своими глупыми суевериями! Приходилось доказывать, отстаивать. Пресс был жесткий, люди профессионально занимались преследованием церкви, это была их работа.
— Известно, что вы были заместителем руководителя Русской духовной миссии в Иерусалиме. Доводилось видеть чудо схождения Благодатного огня. Как это происходит?
— Конечно, видел. Это все описано много раз, сняты десятки фильмов. Чудеса — это зримое присутствие Бога. Они нам даны для укрепления нашей веры, для нашей стойкости, чтобы мы находили в себе силы жить по правде, а не по лжи. Святая Земля для всякого верующего человека — особое место. Здесь прошла земная жизнь Господа нашего Иисуса Христа, здесь он воскрес, она наполнена его незримым вечным присутствием. То время, которое я провел там, ни с чем не сравнить. Думаю, что важно на Святой Земле побывать каждому, чтобы соприкоснуться с вечным, задуматься о главном в своей жизни. Мы стараемся помочь нашим верующим посетить святые места, есть паломническая служба. Правда, все это недешево, но мы должны вместе с государством сделать Святую Землю доступной для верующих граждан.
— Сейчас Великий пост. Люди не едят продукты животного происхождения. Правильно ли это?
— Неправильно. Великий пост — это не мука, а радость приготовления к главному празднику, торжеству торжеств — Светлому Христову Воскресению. Это время покаяния, духовного очищения и взрастания. Мы должны стать немножко более христианами: примириться с ближними своими и дальними, примириться с Богом, выполняя его заповеди и главную из них — возлюбить ближнего своего, как самого себя. Ограничение в пище — добровольное. Человек тем самым доказывает себе, что в нем духовное может торжествовать над плотским, над инстинктом поедания. Не менее важно отказаться от дурных привычек, злословия, ссор, развлечений, плотских наслаждений. Тогда для нас Пасха станет праздником победы над своими грехами.
— Последнее время в церковных, а точнее околоцерковных кругах делаются попытки канонизации Распутина, Ивана Грозного и других одиозных исторических личностей. Как к этому относится церковь?
— Для канонизации, причисления к лику святых нужны свидетельства праведной жертвенной жизни, свершений во имя Христа и его церкви, чудес, связанных с ними. Таких свидетельств об этих исторических личностях нет, поэтому и разговоры — безосновательны.
— Во время визита в Москву Виктор Ющенко встретился с патриархом Алексием II и просил об отмене анафемы Ивану Мазепе. Чем это завершилось?
— Не только Президент, но любой верующий может подать обоснования о снятии церковных прещений (запретов. — Авт. ). Они будут рассмотрены Священным Синодом и Архиерейским Собором. Но таких обоснований пока никто не подавал. Имя гетмана у нас время от времени используют лишь для политического пиара. А труда обосновать отмену анафемы Мазепе никто на себя не берет.
— Оппоненты Украинской православной церкви обвиняют ее в нежелании поминать погибших во время Голодомора 30-х годов. Так ли это?
— Не так. Еще более десяти лет назад, когда о голодоморе никто и не вспоминал, УПЦ создала комиссию, которая занялась сбором свидетельств об этой страшной трагедии. Церковь — это ведь не здания, не священноначалие, а люди, собрание людей, и их трагедия является трагедией всей церкви. Была издана книга свидетельств, которая называлась «Пост от диавола», ее презентация прошла в Киево-Печерской лавре. Ежегодно во всех храмах страны (а их 11 тысяч) и 180 монастырях Украинской православной церкви в день памяти жертв голодоморов и политических репрессий правятся панихиды. Для нас это не политические акции, а живая трагедия нашей церкви.
— Блаженнейший, сейчас редкий политик не красовался в храме перед фото- и видеокамерами. Дескать, посмотрите, какой я верующий. А потом в парламенте, да и не только, драки и потасовки. Как вы к этому относитесь?
— Еще Николай Гоголь подчеркивал трагическое несоответствие между желаемым и действительным, между нашими представлениями о самих себе и реальной жизнью и поступками. Хорошо уже то, что политики не боятся сказать и показать, что они верующие, раньше не было и такого. Но если политик уже задекларировал, что он верующий, то сам определил путь, по которому должен идти. И наша задача помочь, чтобы этот путь не был слишком долгим. Чтобы человек не только называл себя православным верующим, но и был им.
237
Читайте нас у Facebook
