Виталий коротич: «ужасно утомляет количество людей, переполненных ощущением собственной гениальности»
Виталий Коротич — легендарный редактор самого популярного в годы перестройки журнала «Огонек». После распада Советского Союза он восемь лет преподавал в США в Бостонском университете, сейчас живет в Москве. Часто бывает в Киеве. Во время недавнего посещения столицы Украины Виталий Алексеевич зашел в «ФАКТЫ» в гости. На встречу со знаменитым Виталием Коротичем, который 20 лет назад получил звание лучшего редактора мира, собралась вся редакция, на рабочих местах остались только сотрудники, полуторачасовой «прогул» которых грозил срывом выхода газеты в печать.
«Если сегодня меня назначат президентом, ничего из этого не получится: у меня нет команды, которая приводила бы в порядок Украину»
— Виталий Алексеевич, говорят, вы в последнее время редко посещаете публичные мероприятия, практически не покидаете свою подмосковную дачу, которая огорожена трехметровым забором…
— Да понимаете, в чем дело? У меня такое ощущение, что я уже до предела насытил человечество своими глубокими мыслями и больше ничего изменить не могу! У каждого нормального человека рано или поздно появляется такое ощущение (смеясь). Поэтому я стараюсь работать только с людьми, которые мне дороги и понятны. Вот, например, с удовольствием пришел в гости в вашу редакцию. Потому что считаю: «ФАКТЫ» и «СОБЫТИЯ» — самые лучшие в Украине газеты из тех, которые я знаю. Это я безо всякого говорю. Мне самому интересно, как вам удается этого достичь? У меня, например, когда я работал в журналистике, было на этот счет немного способов. Один из них: я старался брать на работу людей, которые убеждены, что они лучше, чем я. В «Огоньке» репортером я держал Артема Боровика, в отделе публицистики работал Дима Бирюков, который сейчас редактирует «Семь дней». Они, как и многие, были переполнены амбициями!.. И их надо было убедить в том, что я тоже не дурак, а потом дать каждому такую работу, которая сделает его жизнь интересной.
Второй способ: я просил журналистов никогда не приносить мне материалы, которые они не обсуждали бы дома. Говорил, делайте то, что вам самому интересно, а писать статьи для кого-то еще — это совершенно мертвое дело. Убеждать в этом было сложно, потому что, понимаете, мы ведь росли не в информационной, а в пропагандистской среде. Наша литература, журналистика были пропагандистскими. А теперь мы попали в совершенно другую среду — информационную. Это настолько профессионально другая задача, что просто я удивляюсь тому, как у вас получается заниматься не пропагандой, а информированием.
— У нас действует правило: прежде чем подавать на подпись редактору материал, убедись, что он интересен лично тебе… Виталий Алексеевич, а вам приходилось заставлять журналистов «Огонька» писать так, как вам видится то или иное событие?
— Я думаю, главная цель каждого руководителя — убедить своих подчиненных в том, что он делает правильно, а значит, его просьбы надо выполнять. В чем безнадежность нынешней украинской политики? В том, что никто из руководителей этой политики не может заставить никого делать то, что он хочет.
Газеты, политики, страны делаются коллективом, командой. Если сегодня меня назначат президентом Украины, ничего из этого не получится: у меня нет команды, которая приводила бы в порядок страну.
— Но и в журналистике, и в политике есть звезды, которые знают, как жить другим…
— Звезда — это прежде всего самовнушение. Причем свидетельствующее об ущербности психики. Я, например, дружил со многими интересными, достойными людьми, которые себя звездами не считали. Покойный классик украинской литературы Николай Платонович Бажан мне говорил: «Я всю жизнь себя ощущаю Остапом Бендером, который бежит впереди автопробега. Мне кажется, что и произведения, и известность — это все случайно откуда-то на меня свалилось, и я не понимаю откуда».
Константин Симонов рассказывал: «Ты знаешь, я всю войну просидел по штабам, теперь вдруг я — герой, а тех ребят, которые были со мною рядом, поубивали». В конце своей жизни Константин Михайлович снял фильм про кавалеров ордена Славы. Это — солдатский орден. И завещал свой прах развеять над полем. Понимаете, вот это люди!..
Никогда в жизни я не был диссидентом, но из-за повальной эпидемии звездной болезни до сих пор не хочу быть членом Союза писателей. Кроме ПЕН-клуба, я не состою ни в одном другом. (Смеется. ) Просто ужасно утомляет количество людей, переполненных ощущением собственной гениальности. Им надо постоянно говорить, до чего они уникальные… Это как с красивыми женщинами, понимаете?
— Что же ужасного в красивых женщинах?
— Красивые женщины — замечательные. Но до тех пор, когда они начинают считать, что их красота — это отдельное качество. Для меня подобное неприемлемо, ведь передо мной же не фотография, а живой человек. Приятно, конечно, на нее смотреть, но мне же — причем с возрастом — все больше и поговорить надо.
— Вот давайте и поговорим о том, почему у нас поощрение одних не является стимулом роста для других…
— Наверное, из-за нашей ущербной психологии. Я десять лет отпреподавал в Америке, где возвышение кого-то провоцирует других на то, чтобы развиваться — мол, а что, я хуже? Я тоже, дескать, могу! У нас эта психология еще нигде не привилась. Поэтому очень часто люди успех коллег не считают стимулом для себя. Как следствие, во многих коллективах, сообществах просто нет понимания и ощущения общей цели. А когда этого не существует в государственном масштабе, это становится национальной трагедией!
Вот сейчас, скажем, в США идут президентские выборы. Как только кандидаты от одной партии Хиллари Клинтон и Барак Обама не обзывали друг друга! Но с кандидатом определились — и Хиллари Клинтон уже выступает вместе с Обамой, а муж Хиллари на всех митингах рассказывает, что лучше президента, чем Обама, вообще не может быть. Почему? Да потому что у них есть ощущение общей цели, задачи.
Если вы меня спросите, какая национальная идея Украины и к чему она сейчас бежит семимильными шагами, то я… не знаю.
«Борясь за национальную культуру, необходимо хоть в какой-то степени обладать ее зачатками»
— Виталий Алексеевич, то, что вы не знаете, или мы не знаем, это не так страшно, как то, что этого не знают те, кто ведет Украину…
— В том-то и дело! Сегодня утром от нечего делать я сидел и переключал телеканалы. Попал на передачу о национальной культуре, об украинском языке… Но как на украинском языке говорят наши руководители? Это же не украинский язык! Это бог знает что! О чем это свидетельствует? О том, что они не читают по-украински, они не читают хороших книг. У меня, у городских ребят, язык появлялся от хорошего чтения. Общения с людьми с изысканным украинским у нас не было! У нынешних руководителей нет общения с украинским языком. Сражаясь за него, они его коверкают, по сути, убивают! А ведь борясь за национальную культуру, необходимо хоть в какой-то степени обладать ее зачатками.
— На ваш взгляд, почему мы сейчас столкнулись с такой проблемой, ведь зачастую свое видение национальной культуры нам насаждают люди, ею, по сути, не обладающие?
— Я помню Киев разных времен. Помню, как в разные годы в город вкатывался определенный контингент населения. Я очень сочувственно и трепетно отношусь к большинству своих коллег по литературе. Но ребята, которые приезжали из сел, изначально воспринимали город как враждебную среду, от которой ничего хорошего ожидать нельзя. Поэтому они боролись — добывали пост, пробивали квартиру.
Помню, наши писатели меня возненавидели после того, как на съезде я сказал коллегам, что первую половину жизни они борются за квартиру в Киеве и должность, а вторую половину жизни пишут о том, как в селе лучше. Вы спросите, почему? Потому что они, получив квартиру, не хотели ею рисковать. Вот и писали о том, как хороши украинские села.
Мне терять было нечего. Тем более что я был врачом по первому образованию и знал, что, в случае чего, не пропаду. Но многих коллег было жалко.
Что происходит сейчас? Человек выбивает квартиру, добывает высокую должность. А дальше начинается какая-то сфера, ему непонятная. Но чтобы оставаться в ней, не выпасть, он начинает свой собственный уровень объявлять национальным.
Для Украины главной трагедией всегда был провинциализм. Страшный провинциализм, к которому привыкали, который стал частью жизни. Все, что не было украинским, становилось для нас вражеским. Да, у Украины была трагическая и тяжелая судьба, но, например, нынешнее восприятие русской литературы, как литературы противостоящей, враждебной, это ужасно.
Вот в США во время Великой депрессии (начавшейся в 1929 году) к власти пришел Франклин Рузвельт. В те годы у американцев был колоссальный комплекс неполноценности по отношению к Европе! Произведения искусства, литературы, не апробированные Европой, в США тогда ничего не стоили. Что сделал Рузвельт? В деградирующей Америке времен Великой депрессии выдали, кажется, около двухсот грантов молодым писателям, чтобы они уезжали и писали в Европе. И Стейнбек, и Хемингуэй, и Фитцджеральд — все жили в парижах: за счет федеральных денег. А уже в 1938 году американская писательница Перл Бак получила Нобелевскую премию по литературе. И пошло дело.
Короче, у многих народов существовали целые программы спасения от провинциализма. Да, украинская литература была трагическая, задавленная, затравленная! Ну не было у нас своего графа Толстого, не было интеллигентного Чехова. Даже в советские времена мы не могли похвастаться своим Горьким, Маяковским, Шолоховым. Ну не было — и не надо! У нас не получилось, и этому есть миллион причин. Но для украинской литературы это должно было быть стимулом, а не поводом для враждебности.
Я помню, когда на Солженицына навешали всяких там нобелевских премий и он приехал в Гарвардский университет с лекцией. Говорил, что «Америка, вообще, подлая страна, она откачивает мозги из других стран… » Солженицын говорил такое, а его слушали и… терпели.
Потом Александр Исаевич вернулся в Россию, выступил, заявил: «У вас нет демократии, у вас развал всего, у вас… » Его тоже слушали — и терпели.
Таких писателей Украина, в общем-то, не рождала. Рождала штабных писарей. Это очень плохая традиция. И когда появлялись талантливые ребята, то они уезжали.
— Вы ведь тоже уехали в Москву…
— Но как! Когда меня забирали в Москву и было решение Политбюро на этот счет (Виталий Коротич возглавил в 1986 году журнал «Огонек». — Ред. ), мне в Киеве говорили: «Да ти шо? Ти пропадеш там! Там тебе розтопчуть». Я приехал в Москву и почувствовал себя как дома! Потому что если ты что-то умеешь, то не пропадешь нигде!
Продолжение беседы журналистов «ФАКТОВ» и «СОБЫТИЙ»
с Виталием Коротичем читайте
в еженедельнике «СОБЫТИЯ» (»ФАКТЫ» по понедельникам),
который появится в продаже
7 июля.
415
Читайте нас у Facebook
