Народный депутат украины борис дейч: «когда читаю в булгаковской «белой гвардии» строчку «мама, светлая королева, где же ты? «, всегда к горлу подкатывает ком»
Изначально наше интервью планировалось как предъюбилейное — 23 августа Борису Давыдовичу Дейчу исполняется 70 лет. Но, как оказалось, даже в такие «исторические» в жизни каждого человека моменты не может он говорить только о себе. Беседовали мы в общественной приемной, где встречи с народным депутатом уже дожидались несколько его избирателей.
«Воспоминания накатывали волна за волной, не успел оглянуться, как набралось на целую книгу»
— Борис Давыдович, буквально на днях вышла ваша книга «О времени и о судьбе». Дань моде, или наступило время, когда действительно есть что сказать и захотелось это сделать?
— Хотите — верьте, хотите — нет, но даже предположить не мог, что сяду и возьмусь за ручку. Месяц назад неожиданно пришло очень теплое письмо от одноклассника, который, увидев меня по телевизору в Верховной Раде Украины, с удивлением узнал во мне друга Борю — мы не виделись более полувека. Буквально через неделю — еще одно письмо. На этот раз от одноклассницы — с ее братом мы не просто вместе учились, а были друзьями, но связь с ним потерялась, как мне казалось, навсегда. Память вернула меня назад, в далекое прошлое. Начал делать письменные наброски, не представляя, что в итоге выйдет. Но воспоминания накатывали волна за волной, не успел оглянуться, как набралось на целую книгу. Работая над ней, я не ставил своей задачей осветить политические события, дать оценку их участникам. Это воспоминания не политика, а прежде всего, человека, товарища, отца, друга. Поэтому в предисловии я так и написал: «Эта книга не для политиков, журналистов или любителей «клубнички» от политики. Эта книга о друзьях, товарищах, родных. Эта книга для друзей, товарищей, родных. Эта книга для тех, кто мечтает о карьере с нуля, без «блата» и надежды на удачу, а в расчете на себя, свой ум, и, прежде всего, труд и еще раз труд».
— А теперь вернемся к вашему юбилею. Если не секрет, кого ожидаете в гости?
— Честно скажу, никогда не любил юбилеи. Ни официальные, ни частные. Слишком много в этих мероприятиях наносного, не совсем искреннего и часто утомительного для души, если это не связано с действительно близкими и дорогими для тебя людьми или событиями. Поэтому приглашаю тех, с кем учился, работал, жил и живу сегодня, — родных и близких друзей.
— Вы никогда публично не рассказывали о своих родных.
— В книге как раз об этом и пишу. Мне не удалось составить генеалогическое древо своего рода. Не могу сказать, что я особо упорствовал в этом: всегда находились дела, казавшиеся более важными. А когда спохватился, выяснилось, что это не так просто.
Мама и отец жили на территории, которая в разные периоды становилась то частью Румынии, то Австро-Венгрии, то переходила в состав Молдавии или Западной Украины. Начало прошлого века было бурным, многие архивные документы не сохранились. Знаю только, что родители матери и отца были ремесленниками. Мои родители родились в поселке Солотвино Раховского района Закарпатской области. А познакомились они в Бухаресте, где отец проходил срочную службу. Мама окончила гимназию, что было редкостью для девушки, свободно владела немецким и французским языками. Их стремительный роман закончился свадьбой. Они переехали в Солотвино, и 23 августа 1938 года на свет появился я. Так случилось, что Раховский родильный дом закрыли на ремонт, и маму отвезли на другую сторону реки Тисы, в городок Сегет. До 1940 года оба населенных пункта входили в состав Румынии. В моей метрике сделали соответствующую запись о рождении в иностранном государстве, и она долгие годы основательно отравляла мне жизнь.
В советское время для карьерного роста требовалась безупречная анкета. Вплоть до начала 90-х при устройстве на работу в листке по учету кадров надо было заполнять графы о том, не проживал ли ты на оккупированной территории и не были ли интернированы твои родственники. А здесь — такой явный повод для вопросов.
Отец работал портным. Мама ему помогала, и, я думаю, на первых порах семья жила неплохо. Но румынские, венгерские, молдавские, польские, украинские границы продолжали перекраиваться. Постоянно менялась власть. Часть северной Буковины и Бессарабии отошла к Украине. В поисках стабильности и покоя в 1940 году мама с отцом и со мной на руках сели на последний пароход из Галаца и переехали в город Рени тогда Измаильской, а впоследствии Одесской области. В том же году здесь родилась моя сестра Лида. Родители сняли часть дома, стали обустраивать быт. Но началась война.
Я плохо помню эвакуацию и долгий путь в город Серов Свердловской области. В 1943 году родилась моя младшая сестра Светлана. А в один из дней 1944 года отец ушел из семьи. Маме было 30, когда она осталась с тремя маленькими детьми на руках. Мы с ней никогда не обсуждали эту тему, даже когда я стал самостоятельным, взрослым человеком: она была очень гордой и независимой. Конечно, ей было несладко. Мама бралась за любую работу, чтобы прокормить, одеть, обуть детей, во всем отказывала себе.
«Мама — человек номер один в моей жизни»
— Хорошо помню День Победы,- говорит Борис Давыдович. — Люди высыпали на улицы, собрались у репродукторов, слушали Юрия Левитана. То тут, то там звучали песни, раздавались автоматные очереди — стреляли в воздух. Мама засобиралась в Рени.
Мы выгрузились в родном городе с нехитрыми пожитками, пришли на улицу, где когда-то стоял наш дом, и обнаружили, что после бомбежки он был разрушен. Просить о помощи было некого, таких, как мы, оказалось много. И рядом — никого, ни бывших соседей, ни друзей, ни знакомых. Нас приютила семья цыганского барона. Рени стоял в руинах. Некоторое время мама безуспешно искала жилье и работу. Но потом устроилась уборщицей в школу, где нам дали комнату — бывшую мастерскую, подсобное помещение, там стояли кровать и стол. 1 сентября я пошел в первый класс. В быту все говорили на молдавском языке, а преподавание в школе велось на русском.
— Учеба вам давалась легко?
— Особенно математика. Меня хвалили. Помню, одноклассники утром не отходили от школьных окон, ждали, когда появлюсь во дворе, бежали навстречу, просили тетрадь с домашним заданием, пристраивались в укромном месте, чтобы списать задачи и примеры, — смеется Борис Давыдович.
1945 год был на редкость урожайным. Но уже следующим летом изобилия не стало, а еще через год, в 1947-м начался голод. Из школы тогда можно было уходить, окончив всего четыре класса. Таких выпускников принимали в ФЗУ.
— Мы собрались на семейный совет, — вспоминает Борис Дейч. — Я понимал, как семье трудно, а в ФЗУ давали спецодежду, кормили, платили небольшую стипендию и быстро обучали рабочей специальности. Но тут в маме заговорила примерная гимназистка, которая понимала преимущества хорошего образования, и она категорически высказалась за десятилетку. И вот мне в 12 лет пришлось начать работать, чтобы помогать семье. Сбивал ящики, вместе с приятелем ходили подрабатывать на маслобойню. За смену мы зарабатывали полкруга макухи, его спрессовывали из жмыха, остающегося после отжима семян. Был такой деликатес в моем детстве. А еще нам позволяли насыпать за пазуху очищенные от кожуры семечки. Дома мама бережно ссыпала их в мешочек, поджаривала и подкармливала нас.
— Вы рано повзрослели…
— Потому что был единственным мужчиной в доме. Мама советовалась со мной по многим вопросам. Уходили лучшие ее годы, но она выстояла, вытерпела, сделала все, чтобы я и две мои сестры получили образование и стали самостоятельными и самодостаточными людьми. Впоследствии, когда появилась возможность, я всегда старался отдать ей долг, согреть, защитить. Она благодарила, но заверяла, что не мыслила иной жизни — без нас. И если бы все повторилось сначала, ничего бы в ней не изменила. Когда читаю в булгаковской «Белой гвардии» строчку «Мама, светлая королева, где же ты?», всегда к горлу подкатывает ком (голос Бориса Давыдовича задрожал). Я сильный, взрослый мужчина, окруженный детьми, внуками, я успешен в карьере, счастлив в семье, но чувствую себя очень виноватым перед матерью. Мне кажется, недолюбил, недожалел, недодал тепла… Молодость эгоистична: карьера, профессия втягивают тебя в свою орбиту так, что порой невозможно вырваться. Поездку к маме откладываешь на лето, на отпуск. А потом находятся, как кажется, более спешные дела, более важные проблемы…
Мама ушла из жизни в 1985 году, и сегодня уже ничего не исправить, но все равно она остается человеком номер один в моей жизни. Кстати, многие годы в Судаке под моим патронатом проводятся международные конкурсы бальных танцев. Однако никто не знает, что это тоже память о маме. На открытии первого конкурса я легко завальсировал с одной из участниц, а журналисты на следующий день с изумлением написали в газетах о моем умении танцевать классический вальс. А научила меня этому тоже мама.
«Своим невесткам прощаю все!»
— В народе еще говорят, что за каждым успешным мужчиной стоит женщина. Кто ваша супруга, и кто в доме «хозяин»?
— (Смеется. ) У нас патриархат. Я женился в 1960 году, через два года — золотая свадьба. Жена родилась в Судаке, а познакомились мы в Симферополе.
— Любовь с первого взгляда?
— Нельзя сказать, что я увидел Жанну и обомлел, — улыбается Борис Давыдович. — После неудачной попытки поступить в Симферопольский педагогический институт на физико-математический факультет я пошел работать в швейную мастерскую. Жанна хотела быть фармацевтом, но недобрала положенные баллы. Ее семья решила, что на следующий год дочка вновь поедет поступать, а пока пусть приобретет специальность, которая пригодится в жизни. Так мы оказались в одном коллективе. Молодежи у нас было много. Однажды в обеденный перерыв разгорелся спор. Моя собеседница оказалась яростной антисемиткой. И вдруг неожиданно ко мне на выручку бросилась одна из работниц, объясняя, что людей вообще нельзя делить на плохих и хороших по национальному признаку. Именно после этого я стал внимательнее присматриваться к хорошенькой девушке, — улыбается Борис Давыдович. — Познакомились. Начался конфетно-букетный период. А в 1957 году меня призвали в армию. Отслужив три года в городе Бельцы Молдавской ССР, я приехал в Рени, получил паспорт, военный билет и вернулся в Крым. По направлению облместтоппрома я поехал работать в Азовск: в 22 года меня назначили начальником цеха промкомбината. В подчинении у меня находилось 40 человек. Мы расписались с Жанной в Ближнегородском сельском совете. К месту регистрации ехали на велосипеде, невеста сидела на раме, — смеется Борис Дейч. — И уже 48 лет она рядом со мной. Начинали с нуля, вместе работали, заочно учились. Супруга по профессии технолог швейного производства, многие годы работала начальником планово- производственного отдела на Судакском комбинате бытового обслуживания.
— Теперь понятно, почему на вас идеально сидят пиджаки, — чувствуется безупречный вкус профессионала. Так говорят женщины. Раскрыла вам тайну? Скажите, сами подбираете себе гардероб или все же доверяете супруге?
— Одежда, обувь и все прочее — это заслуга Жанны.
— Борис Давыдович, вы — строгий отец и дедушка?
— (Смеется. ) Я был строгим отцом, но стал добрым дедушкой. Между моими сыновьями разница в семь лет. Оба они живут в Донецке, женаты. У старшего — сын, а у младшего двое. Я иногда говорю: в нашей семье только одна юбка, а остальное — брюки. Старший внук уже работает, он закончил тот же вуз, что и его отец и дядя, — Донецкий политехнический институт. Только мой сын — горный инженер, а внук закончил факультет «Финансы и аудит». Дети младшего сына еще учатся в школе.
— Приезжают к вам часто?
— Обязательное посещение — 1 Мая и, конечно, летние и зимние каникулы. Они любят Крым, и к деду с удовольствием едут.
— С невестками общий язык запросто находите? Какой вы свекр?
— Так как у нас в семье не было девочек, то своих невесток Марину и Татьяну считаю дочерьми. Я прощаю им все, смеется. Для меня они в равной степени дороги и любимы. И много лет подряд я намеренно дарю им одинаковые подарки.
— За плечами — насыщенные событиями годы. Скажите, вас предавали когда-нибудь? И как переносили это?
— Предавали и не один раз. К сожалению, жизнь такова, что без этого не обходится. Каждое предательство оставляет рубец на сердце. Но все равно мое кредо — делать добро людям, прощать их. Их потом Бог наказывает. Поэтому, невзирая ни на что, надо помогать людям.
— Вы — оптимист…
— Конечно. Если бы не был им, то ничего бы не достиг в жизни. Как и у любого человека, у меня бывают взлеты и падения. Но все равно надо подниматься и двигаться вперед. Тем более у меня есть такой надежный тыл — моя семья.
— 70 — солидная цифра. Она у вас не вызывает сожаления? Чего бы не желали повторно пережить? Хотелось бы что-нибудь в прошлом поправить, от чего-то отказаться?
— Скажу коротко и честно — нет. Мне не стыдно оглянуться назад. Да и оглядываться некогда. Чего не хотел бы пережить повторно, так это испытаний военных лет и их последствий. И хотя в то время я был мал, но шрам на сердце с тех пор остался на всю жизнь. Может, поэтому всегда обостренно воспринимаю даже намек на возможность любого конфликта, особенно межнационального. Именно избегать, пресекать такие конфликты, гасить их в зародыше приходилось мне в последние годы.
Что же касается цифры 70, то по ее поводу сожалений тоже нет. Потому, что чувствую достаточно сил, энергии, поддержку избирателей, друзей для того, чтобы смотреть вперед в будущее и работать, работать, работать.
788
Читайте нас у Facebook
