Михаил корниенко: «скорее всего, меня отравили на одном из официальных приемов, проводимых на уровне совета министров крыма»
После августовского звездопада, во время которого генеральские звания получили 85 человек, в нашей стране генералов стало столько, что в известный анекдот «нет ли у вас толковых полковников — диван передвинуть» впору вносить соответствующие коррективы. А ведь в полку украинских генералов есть не только офисные, из «новых», но и настоящие, заслужившие это звание в боях. В том числе и с криминалитетом. Сегодня празднует 60-летний юбилей один из настоящих генералов, Михаил Корниенко. В прошлые годы он руководил крымской и киевской милицией, исполнял обязанности министра внутренних дел, причем те месяцы, когда министерством рулил опытный Корниенко, многие профессионалы считают единственными с 2005 года, когда в МВД налаживался порядок. «Эра милосердия была», — смеется сам Михаил Васильевич. Сейчас он вице-президент одного из крупнейших отечественных концернов, что и неудивительно — профи его уровня без работы не остаются.
«Если к ГАИ относиться так, как сейчас, — лучше ее закрыть»
— Вы не скучаете за родной милицией?
— Скучаю, конечно. Ведь в милиции прошла значительная часть лучших лет моей жизни. И особенно моя ностальгия обостряется, когда видишь, что все делается не так, как мог бы сделать ты.
Я скучаю по той атмосфере требовательности, которая присуща милиции, по организованности, по управленческой деятельности. Та структура, в которой я работал, была построена по жесткому иерархическому типу, в ней были строгое вертикальное подчинение, дисциплина, ответственность. Сейчас этого в милиции, к сожалению, нет. И потом, скучаю просто за профессионализмом, который потихоньку утрачивается.
— Вот недавно в Луганской области за рулем краденой машины задержали заместителя прокурора центрального района Киева. При нем было незарегистрированное оружие. Но когда милиционеры узнали, с кем имеют дело, они сразу позвонили начальству и спросили, как действовать. К счастью, в этот раз им приказали действовать по закону.
— Когда это у нас кончится, я не знаю. Вспоминаю свою практику руководства столичным главком милиции. Когда народные депутаты допекли настолько, что работникам дорожно-патрульной службы невозможно было стоять на линии — им постоянно угрожали, унижали их, мы провели пресс-конференцию, где рассказали о том, как депутаты нарушают правила движения и обращаются с милицией. Один из наших работников, капитан Школьный, сын Евгении Мирошниченко, кстати, оказался принципиальным парнем. Он записал на диктофон, кто и как ему хамит. Я продемонстрировал журналистам диктофонные записи — и на какое-то время хамство прекратилось. После этого покойный министр Кравченко говорил: «Ну, ты молодец, что провел такую акцию. Ко мне десятки депутатов раз пять приходили на прием, пытались качать права. Но я им тоже популярно и быстро рассказал, что такое закон и по какую сторону закона находится народный депутат». А сейчас? Да если к ГАИ относиться так, как это делают в нашем государстве, лучше ее закрыть, как закрыли стационарные посты. И самое страшное то, что государство не поддерживает работников ГАИ, а наоборот.
— Вы вспомнили Юрия Кравченко. Каким он был министром?
— На моей памяти, самым сильным. И это не только мое мнение, но и руководителей МВД всех звеньев. Юрий Федорович очень много сделал для милиции.
— А вы верите в его самоубийство?
— Не верится. Это был очень сильный человек. Кстати, многие специалисты и профессионалы не верят.
— А насколько Юрий Кравченко был осведомлен о делах своих подчиненных? Кто был в МВД хозяином? По одной из версий, Юрий Дагаев, работавший тогда в Госуправлении делами, руководитель аппарата министра Эдуард Ферре и шеф милицейской наружки Алексей Пукач за спиной министра могли организовать и совершить убийство Георгия Гонгадзе. Насколько это было возможно?
— Думаю, за спиной министра что-то могло делаться. Каждый глава департамента или службы главного управления был в определенной мере самостоятелен. Еще более самостоятельными были заместители министра. Но есть вещи, о которых министр просто обязан знать. Такие, о которых вы спрашиваете, например. Его должны были об этом информировать. А вот информировали ли? Обо всем ли? Точно только то, что на высшем уровне, на уровне министерства никто не мог дать команду о лишении человека жизни. Это я исключаю. Действовала ведь и банда оборотней, никто же никому о них не докладывал. Допускаю, что могли с разрешения кого-либо из руководителей оперативных служб вести наружное наблюдение за журналистом, а потом произошел эксцесс исполнителя. Но об этом уже не доложили.
«Сыну моего соседа приказали передать мне, что для меня найдут киллера за 50 тысяч долларов»
— Может, когда-нибудь и мы с вами узнаем, что же тогда, в 2000 году, произошло. А какое дело лично вам вспоминается чаще других?
— Когда я пришел работать в Киев, пришлось бороться с «авторитетами». Теми же Фашистом, Авдышем, Савлохой. Я называю их по кличкам, потому что от этих людей было слишком много беды. Многие тогда не верили, что их могут осудить. Авдыш, будучи под судом, ушел на похороны, в которых судья разрешил ему поучаствовать, и не вернулся. До сих пор место его пребывания не установлено. Одно время он был в Азербайджане, в Пятигорске. А где теперь, кто знает. Фашист уже отбыл наказание, освободился. Савлоха умер в колонии. Нам удалось в те годы не только на законных основаниях отправить десятки бандитов за решетку, но и преодолеть сумасшедший нажим со всех сторон.
— При вашем руководстве был нанесен и сильный удар по основным крымским группировкам — «Сейлему» и «Башмакам». В годы, предшествовавшие вашему там появлению, в Крыму ведь убивали и взрывали буквально каждый день.
— Я работал в Крыму с 1995-го по 1997 год. Суровые были годы. Но как раз тогда благодаря усилиям Кравченко и молодого в то время президента Кучмы были заложены основы того, что позволило все-таки сломать хребет организованной преступности и серьезно ее потеснить, стабилизировать ситуацию.
— Не обидно теперь смотреть и читать о том, что активные члены группировок, до которых тогда «не дошли руки», теперь стали депутатами разных уровней?
— Помню, году в 96-м во время моего выступления с трибуны Верховного Совета Крыма мне задали вопрос: «Вот вы так резко говорите о бандитах, каким-то образом увязывая их с крымской властью. Так где же эти ваши лидеры и преступные авторитеты?» Я говорю: «Сидят в этом зале». После этого как-то сразу сессия Верховного Совета свернулась, а ко мне подошла известная журналистка Татьяна Коробова и спросила: «Михаил Васильевич, а вы не боитесь так выступать? Вы ведь можете и не выйти сегодня из Верховного Совета. И вообще, вы не боитесь за свою жизнь?» Я отвечаю: «Таня, никогда не боялся и не боюсь».
— Почему же? Это ведь естественно — бояться, если опасность реальна.
— Если бы я боялся, не пошел бы на эту работу.
— Вам угрожали когда-нибудь?
— Конечно.
— И насколько серьезно?
— В Крыму было серьезно. Когда я только начал работать, продемонстрировал жесткие подходы и меры, которые применялись ко всякого рода «авторитетам» и «авторитетикам». Мы их начали потихонечку арестовывать, задерживать и возбуждать уголовные дела. Они вычислили сына моего соседа по Донецку. Отец — порядочный человек, а сын в свое время ушел из милиции. Сложный мальчик. Вот они его и взяли «на короткий поводок». Несколько раз угостили в ресторанчике, а потом сказали: «Парень, надо рассчитываться». Велели ему ехать в Крым и найти Корниенко. Передать ему, что если он не перестанет вести себя в Крыму, как он это делает, они найдут человека за 50 тысяч долларов — сумму называли вполне определенную — и грохнут его. «Мальчик» пришел и рассказал об этом моей жене. У меня в Крыму квартиры тогда еще не было, жили в общежитии, туда он и пришел. Естественно, жена сразу позвонила мне, а я — ребятам. Говорю: сажайте его вместе с женой в машину и пусть едут сюда. Он все мне подтвердил, расплакался, пустил слюни. Заказать меня собирались представители группировок, против которых мы работали. Этих людей тихо потом взяли, а мальчика, конечно, обезопасили. Он немножко побыл в Крыму, а потом вернулся домой, вроде бы уже морально обновленный.
— После этого ничего подобного не было?
— В конце марта 1997 года случился инцидент. После одного из официальных приемов на уровне Совета министров Крыма у меня резко, до 42 градусов, подскочила температура. Скорее всего, меня отравили именно там, на этом же вечере, потому что двоих депутатов, которые на этом банкетике должны были обязательно присутствовать, почему-то не оказалось. Они и сейчас находятся в бегах. Если бы не мой водитель, который буквально заставил меня ехать в больницу, не знаю, что было бы. Долго врачи не могли определить, что со мной, положили меня в реанимацию. Начался острый панкреатит, и мне сделали операцию. Кравченко тогда прислал мне начальника медицинской службы МВД, который курировал лечение. Я ведь лежал в обычной городской больнице.
— Определили, что это был за яд?
— К сожалению, нет. Да так и не стоял вопрос, надо было спасать жизнь. В том же 97-м в Крыму был убит Николай Зверев, начальник «бандитского» отдела Управления по борьбе с организованной преступностью. Это был уже полный беспредел. Бандиты пошли на крайний шаг. Николай был очень принципиальным человеком, чистым, честным, который не шел ни на какие сделки с совестью. Мы с ним встречались почти каждый день, потому что я ему доверял. Я очень часто присутствовал при проведении в УБОП оперативных мероприятий, он же вначале относился ко мне настороженно, ведь начальников УВД в Крыму было принято менять, как боксерские перчатки. Но когда Николай понял, что можно работать без оглядки, в его лице я встретил единомышленника. Он никогда не жаловался на то, что ему угрожали, что трудно работать. Разве что во время нашего с ним последнего разговора он сказал: «Я не понимаю, почему так ведут себя судьи. Мы вот бьемся, как рыба об лед, прокуратура нам здорово помогает (прокурором Крыма тогда был Владимир Шуба, начальником главка СБУ — Александр Касьяненко. Мы втроем знали, что можем дышать, ощутить спину другого человека, я знал, что мне не нанесет удар в спину ни прокурор, ни начальник главка СБУ), но суды далеки от того, чтобы работать так, как мы работаем». Как-то вечером, когда мы подводили итоги очередной операции, которую проводило МВД, сообщили, что кто-то убит. Еще не знали кто, но у меня было нехорошее предчувствие. Выехали на место. Говорю: «Слушайте, ребята, а не Зверев ли это, а ну, посмотрите быстро документы у него». Лицо убитого было обезображено, было уже темно. Я узнал куртку, в которой он ходил. Одевался он очень скромно, жил бедно, действительно честно. Там я дал себе клятву, что должен с этими бандитами в Крыму покончить. Мы очень оперативно вышли на того, кто заказал убийство. Это один из известных политиков, который и сейчас прячется в Верховной Раде. Живет спокойно. Достать его, к сожалению, сможет только Всевышний. У нас это не получилось — ни у меня, ни у Москаля, который пришел в Крым после меня. Но мы
довольно оперативно, буквально в течение недели-другой вышли на след банды, убийц. Наивных ребят, которым за это убийство заплатили не такие уж большие деньги.
«Николай Белоконь говорил мне, что разочаровался во многих людях»
— А моменты приятного общения в Крыму или в Киеве случались? Ведь начальник крымской милиции всегда принимает участие во встрече самых высоких гостей полуострова…
— Конечно, мне приходилось встречать всех высших должностных лиц, прилетавших в Крым. Я отвечал за их безопасность. Прилетал, например, наследный принц Уэльский. У королевы Англии в одной из генеалогических ветвей есть татарские корни. Чарльз прилетал, чтобы посетить Бахчисарай. Естественно, родственников, людей с голубой кровью, там он не застал, посетил несколько татарских семей, посмотрел Бахчисарай. Вроде бы остался доволен. По его манерам сразу было понятно, что это аристократ. Доступный, демократичный, без какой-либо чванливости, но одновременно очень достойный.
Запомнилась и встреча с президентом Узбекистана Исламом Каримовым. Он прилетал с дочерью и женой, побыл у нас недолго. У меня он спросил о криминогенной ситуации в Крыму. Я ему обрисовал ее, он покачал головой и говорит: «В Узбекистане все по-другому». Спросил об угонах машин и сказал: «У меня угоны прекратились, и знаешь почему? Мы ввели такую ответственность за угон машины: в тяжелых случаях — смертная казнь, а в остальных — лишение свободы до 15 лет». После ареста и осуждения ста первых человек угоны практически прекратились.
Приезжала и Елена Батурина, жена Лужкова. Она отдыхала с детьми на Форосской даче. Они были первыми, кто отдыхал в бывшей резиденции Горбачева. Сам Лужков приехал без кепочки, в спортивном костюме с золотой цепочкой с крестиком на шее.
Он говорил, что неплохо знает украинский язык, потому что, когда занимался бизнесом, сотрудничал с Рубежанским химзаводом. Рассказал, как зарабатывал деньги для Москвы. Дескать, когда они в московском правительстве обратили внимание, что на Старом Арбате хотят строиться иностранцы, посоветовались со специалистами, определили участочки земли для продажи. И начали продавать эти участки, причем очень дорого. Сотка стоила вначале от одного до шести миллионов долларов. Говорил: «Вы думаете, что кто-то отказался покупать землю по таким ценам? Ничего подобного. Были даже конкурсные процедуры. Мы продавали им землю, они платили нам за нее, а потом еще и выделяли соответствующую жилплощадь в своих зданиях. Так мы одновременно решали несколько проблем». Лужков все удивлялся, почему в Крыму власть так же не зарабатывает деньги.
— А давно ли вы видели экс-министра внутренних дел Николая Белоконя?
— В нынешнем году.
— Правда ли, что он в Москве так хорошо устроился, как говорит об этом в интервью, опубликованном недавно, и не собирается возвращаться?
— Выглядит он нормально, но, думаю, что в его интервью есть часть бравады. Не думаю, что ему так легко, ведь он привязан к Украине, все его корни отсюда. Он, естественно, переживает… И это заметно при разговоре. Он живо интересуется ситуацией в Украине, хотя прекрасно знает ее. Я думаю, он многое переосмыслил. Он говорил мне о том, что во многих людях разочаровался, а некоторые его просто предали. Что многое из того, что ему инкриминируется, выдумано. Во всяком случае, он не чувствует себя ни в чем виноватым и считает, что недалек тот час, когда он сможет вернуться в Украину.
— Что вы возите в подарок московским друзьям?
— Обычно езжу в Москву по службе. А друзья, конечно, просят, чтобы я привез им черного хлеба. А еще сервелата, который выпускается Макеевским мясокомбинатом. Он называется «Союзный сервелат». У него действительно вкус нормальной колбасы. Там любят все еще «Горiлку з перцем», но просят и «Житомирську на бруньках». Любую украинскую водку пьют с удовольствием.
374
Читайте нас у Facebook
