Суд оценил жизнь валерия в пять тысяч долларов. Дешевле автомобиля. Тем не менее это победа», — говорит георгий тиосса, выигравший гражданский иск против львовского регионального фтизиопульмонологического центра, в стенах которого скончался его брат
Четыре года назад «ФАКТЫ» рассказали о жителе Червонограда Львовской области Валерии Тиоссе, умершего страшной смертью через шесть дней после того, как в его горло попала рыбная косточка. «В тот день ничего не предвещало беды, — вспоминала жена Валерия Леся. — Был очень теплый солнечный день. Суббота. Мы решили пообедать. Но Валера сказал: «Я ничего не хочу есть, разве что сушеную таранку». Это была рыбка не больше ладони. Он проглотил кусочек и схватился за горло: «Что-то меня укололо… » Мы засуетились, конечно. Пытались помочь ему достать эту косточку. А когда не получилось, Валера, немного расстроенный, сказал: «Надо же, так испортил семейный вечер!.. »
Доктора решили поискать рыбную косточку в пищеводе
У Валерия поднялась температура, саднило горло. Он позвонил младшему брату Георгию, медику по образованию. «Все будет хорошо, — успокоил брат. — Помнишь, три года назад у меня тоже была похожая ситуация? Так я сам вытащил косточку из горла, полоскал горло фурацилином и до сих пор, как видишь, жив-здоров! Но на всякий случай сходи к лору».
Лор-врач ни рыбной косточки, ни следов укола в горле Валерия не обнаружил. Но, перестраховываясь, написал направление во Львовский региональный фтизиопульмонологический лечебно-диагностический центр. Там у Георгия был знакомый: когда-то в этом центре врачи спасли жизнь их отцу-фронтовику. Он позвонил коллеге. «Нет проблем! Приезжай!» — ответил тот.
Врачи сделали пациенту рентген, но ни косточки, ни повреждений от нее не нашли. И все же решили, что больному лучше побыть в больнице. Оставив брата, Георгий уехал домой в Червоноград. А когда днем позвонил в отделение, ему сказали, что Валерий отдыхает после обследования пищевода — эзофагоскопии. «Постороннего тела в пищеводе нет», — сообщили врачи, и обрадованный Георгий решил забрать брата домой. «А я вам его не отдам! — воспротивился начмед. — У него состояние средней степени тяжести, температура, болит горло, надо бы его понаблюдать». «Я готов приехать в любой момент, — сказал брат. — Любые деньги. Любые лекарства… » Но начмед ответил, что пациент всем обеспечен, а врачи к тому времени уже уйдут.
Георгий попросил кого-то из врачей позвать Валерия к телефону. (В 2000 году мобильная связь была дорогим удовольствием и мобильного у Валерия не было. ) Но тот сообщил, что больной «где-то гуляет».
— В тот день с братом я так и не поговорил, хотя звонил несколько раз, — вспоминает Георгий Тиосса. — Его якобы не могли найти. Но, когда мы приехали к брату на следующий день с его женой и сыном, оказалось, что Валерий не гулял, а все время лежал на кровати. После обследования эзофагоскопом ему стало плохо. Выглядел брат ужасно: серое одутловатое лицо, потухшие глаза. Слева, под челюстью, где был укол рыбной косточкой, появилась опухоль. Он жаловался на сильную боль в груди. Рядом с Валерой стояла банка с бурыми сгустками, куда он постоянно сплевывал мокроту. Мы бросились к нему: «Валерочка, что случилось?» Он сказал: «Вчера они сорок пять минут шуровали кривой металлической палкой у меня в пищеводе (погибший имел в виду процедуру эзофагоскопии. — Авт. ). А сегодня утром опять туда полезли. В груди все болит, температура под сорок… Я всю ночь не спал… »
Взволнованный Георгий попытался выяснить у врачей, что происходит с братом. Не добившись внятного ответа, попросил пригласить консультантов из другой больницы. «Такая консультация нецелесообразна», — ответили ему и, назначив дополнительное лечение, сказали: «Видите, ваш брат вниманием не обделен».
Он хотел остаться на ночь у постели брата, но тот попросил отвезти его родных на ночлег из Львова в Червоноград. Зайдя на следующее утро в палату к Валерию, жена Леся и брат Георгий увидели, что он весь горит. Глаза были мутные, из груди вырывались хрипы. «Лесенька, я умираю», — прошептал Валерий. Леся подскочила к мужу, обняла его. Мужчина до сих пор помнит, как из-за спины Валерия Леся полными ужаса глазами посмотрела на него и беззвучно, одними губами, повторила: «Юра, он умирает!.. »
Врачи назначили дополнительное лечение. Но пациенту становилось все хуже и хуже. «Посмотрите, как ему плохо! — нервничала Леся. — Сделайте же что-нибудь!» «Якщо не подобахться, як ми лiкухмо, можете його забрати!» — отрезал один из врачей.
«Валерий прохрипел: «Я не доживу до завтра»
… Когда дело касалось здоровья брата и его семьи, Георгий становился похожим на заботливую наседку. Искал нужных специалистов, договаривался о лечении, придирчиво следил за ходом лечения, не упуская ни одной мелочи. Ведь мелочи так важны! Вот и два месяца назад младший брат помог Валерию перенести операцию по замене тазобедренных суставов в зарубежной клинике. И радовался как ребенок, когда увидел, что операция дала результат и Валера, хоть и с палочкой, но уже вполне уверенно начал ходить. До сих пор Георгию удавалось держать любую ситуацию под контролем. И вдруг… осечка.
Мужчина бегал за врачами, умоляя их что-нибудь сделать. Те прятались за фразой: «Больной стабилен, лечение адекватное». Когда врачи ушли домой, Георгий забежал в ординаторскую и позвонил в облздрав с просьбой прислать врачей-консультантов хотя бы к завтрашнему утру. Но до утра еще надо было дожить. Он отправил жену брата на ночлег к знакомым во Львове, а сам остался в палате.
— Это были самые страшные минуты в моей жизни, — вспоминал Георгий. — Валера не мог лежать: хоть как-то втянуть воздух получалось только сидя. Изо рта вырывались хрипы. У него сильно болело в груди, и брат корчился на кровати, не зная, какую найти позу, чтобы боль хоть немного утихла. И я ничем не мог ему помочь!
«Посмотрите, как он страдает! — хватал за руки мужчина дежурного врача и медсестер. — Дайте же ему, наконец, морфин!» Но морфин больному не дали. Утром он попросил врачей вызвать лора и вскрыть гнойник, но ему ответили, что оснований для оперативного вмешательства нет.
— Наконец утром я поехал в облздрав и привез на своей машине специалистов — отоларинголога и челюстно-лицевого хирурга, — вспоминает брат Валерия. — Состоялся консилиум. «Гнойник на шее, образовавшийся от укола рыбной костью, еще не сформирован, и операцию делать рано, — сказали мне. — Но мы переводим его в реанимацию». Прошу их: «Переведите его в областную клиническую больницу!» А мне отвечают: «Больной уже нетранспортабельный. Мы его не довезем… »
На следующий день, 4 ноября 2000 года, брата вывели на несколько минут из реанимации в коридор. Он прохрипел единственную фразу: «Я не доживу до завтра… » Это были его последние слова.
Брат уже не мог дышать: гнойник сжал ему горло. Срочно вызвали заведующего ЛОР-отделением Львовской областной клинической больницы Юрия Гаевского, которого я привез на своей машине. Увидев пациента, он сказал: «Немедленная операция!»
Во время операции у Валеры на 10 секунд остановилось дыхание. Казалось, все, конец!.. Но врачи боролись за его жизнь до конца. Сделали ему трахеотомию и вскрыли злосчастный гнойник, из которого излилось 120 миллилитров гноя. Когда доктор Гаевский и реаниматологи выходили после операции, они были мокрые от напряжения, у них дрожали руки… Я был очень благодарен этим людям, которые до последнего пытались спасти моего брата.
С души спала тяжесть: гнойник уже вскрыт, значит, опасность миновала. Хирург Юрий Гаевский, приехавший из областной клинической больницы, тоже радовался: «Я встиг! Я врятував людину!» Все родные Валеры были на седьмом небе от счастья. Смеялись, плакали, ездили в церковь молиться… Я звонил в реанимацию еще несколько раз. Там сообщали, что с братом все в порядке. На следующее утро, уверенные, что отвоевали Валерика у смерти, мы заехали к нашему 85-летнему папе, чтобы порадовать старика. Оттуда я позвонил в реанимацию. Там сказали: «Вы знаете… Он умер… »
Газеты запестрели подробностями нового «дела врачей»
Георгий потребовал комиссионного вскрытия на кафедре патанатомии Львовского мединститута, который в свое время закончил.
— В экспертизе участвовали человек двадцать, в том числе и врачи, которые лечили моего брата, — рассказывает Георгий Валентинович. — Перед экспертизой я увидел одного из тех, кто лечил Валерика, и подошел к нему: «Ви негiдник i вбивця!.. » Он отпрянул от меня: «Не зрозумiв». Другой врач — хирург Юрий Гаевский, которому наша семья очень благодарна (он приехал из областной больницы, чтобы вскрыть Валере гнойник), тоже там присутствовал. Он был потрясен смертью Валеры. Подошел ко мне со слезами на глазах и сказал: «Як так? Я не розумiю! Я ж зробив все правильно! Вiн мав жити!.. » Но главного ни он, ни я не знали: мы думали, что самая большая опасность — гнойник на шее, а у Валеры был пробит пищевод. Судмедэксперты нашли там два разрыва. Они определили, что разрывы причинены эзофагоскопом в результате обследования. Правда, позже от руки дописали в заключении «возможно». Для меня это был шок.
— Что меняло это обстоятельство?
— Картину смерти Валерия. Она стала складываться в одно целое… На второй день после госпитализации Валеры во Львовский фтизиопульмонологический центр его обследовали жестким эзофагоскопом Мезрина с вставленным туда бронхоскопом «Олимпус». Позже я узнал, что эзофагоскоп Мезрина — сорокасантиметровая металлическая труба диаметром 15 миллиметров, один из самых травмоопасных. (Сейчас его практически не применяют, это музейная редкость. — Авт. ). Именно жесткие эзофагоскопы Мезрина, по статистике, чаще всего причиняют травмы пищевода. Пищевод рвется в том случае, если врач-эндоскопист, продвигая инструмент, сделает неловкое движение или излишнее усилие. В таком случае пищевод получает как бы сквозное ножевое ранение. Пациента нужно срочно оперировать. Иначе развивается медиастенит — воспаление средостения, что неминуемо ведет к летальному исходу.
Получалось, что Валере дважды пробили пищевод во время обследования. У него сразу же появилась боль в груди, после чего резко поднялась температура. Врачи, наверное, заподозрили неладное, раз на следующий день провели еще одно аналогичное обследование.
— Но на суде эндоскопист сказал, что патологических изменений в пищеводе во время повторного обследования не обнаружил.
— Человек, двадцать лет проработавший эндоскопистом, не мог не увидеть этих разрывов. Наверное, взвесив все за и против, врачи попросту решили… пищевод не ушивать.
— Но почему?!
— Провести такую операцию — означало признать свою врачебную ошибку и нести за нее ответственность. Кроме того, неизвестно, как закончилась бы операция, ведь прогноз в таких случаях не очень благоприятный. И если бы не комиссионная судмедэкспертиза, об этих разрывах пищевода так никто и не узнал бы… Думаю, медики были осведомлены о реальном положении вещей. Иначе почему не пустили меня к Валере в день обследования? Почему категорически отказывались приглашать консультантов из других больниц? Почему тянули до последнего с операцией гнойника? (Кстати, экспертиза впоследствии признала ее запоздалой!) Они словно знали, что брат и так умрет. А умирал он страшно: в горле давил гнойник, снизу гнил пробитый пищевод. А это мощная интоксикация, сепсис, смерть…
Это было серьезное обвинение. Нанести больному раны в пищеводе и попытаться их скрыть, обрекая человека на верную смерть? Здесь пахло криминалом. Газеты запестрели шокирующими подробностями нового львовского «дела врачей». Обезумевший от горя брат умершего, сам врач, бросал открытые обвинения в адрес специалистов, лечивших Валерия.
Но эти обвинения надо было еще доказать. А вот с этим было сложно.
«Брат пациента вел себя агрессивно»
В ноябре 2000 года, через девять дней после смерти брата, Георгий Тиосса подал заявление в Галицкую прокуратуру города Львова, но та в возбуждении уголовного дела отказала. Через суд, в 2003 году, с помощью адвоката Михаила Бордюка удалось отменить это постановление, и суд обязал правоохранительные органы решить вопрос о возбуждении уголовного дела. Дело было возбуждено и передано в Сиховское РОВД.
Когда четыре года назад после обращения Георгия Валентиновича в «ФАКТЫ» я приехала в сиховскую районную милицию, следствие было в самом разгаре. Но милицейские начальники не захотели делиться его подробностями. Тогда я сама встретилась с врачами львовской больницы, где умер Валерий Тиосса. На встречу пришел едва ли не весь медперсонал. Главврач сказал, что у них лучшее учреждение в Украине, они спасли сотни жизней. «Но не всегда врачи властны над ситуацией, при том, что мы делали все возможное», — подчеркнул он.
— Семья погибшего считает, что вы распороли пищевод и бросили пациента на произвол судьбы… — задала я главный вопрос.
— Это наглое обвинение, что мы бросили больного! — сказал заведующий эндоскопическим отделением, который эзофагоскопом осматривал Валерию пищевод. — Все мы люди опытные. Я уже почти двадцать лет работаю на данной манипуляции. И такой вариант — сделать вид, что ничего нет, — я считаю наглостью. Я возмущен!
Врачи долго объясняли свою версию происхождения разрывов в пищеводе: пациент-де страдал болезнями пищеварения, желудочный сок повышенной кислотности забрасывался в пищевод. Соляная кислота проела дыры в пищеводе, и за день до смерти он «самопроизвольно разорвался». А потом пожаловались на плохое поведение брата умершего пациента. Дескать, разве можно верить всему тому, что такой «невоспитанный» человек говорит?
— Георгий Валентинович вел себя агрессивно, — рассказали врачи. — Он ругался, топал ногами, врывался в кабинет и мешал работать!..
Топать ногами, конечно, нехорошо. Но не топать — еще хуже… Когда в 2003 году я писала очередной материал о халатности врачей, мама умершего от банального отравления 21-летнего Андрея Дударева из Феодосии рассказывала о странном феномене, происходящем с родными пациентов в стенах больницы. Родственники пациентов, особенно советское поколение, настолько верят врачам, что становятся похожими на загипнотизированных кроликов. Во всем полагаясь на медиков, они перестают адекватно воспринимать действительность, в то время как их родные погибают от халатности и бездействия медперсонала. Тогда же мама умершего парня попросила напечатать в «ФАКТАХ» ее обращение. «Оно может спасти чью-то жизнь», — говорила она. Звучало оно так:
«Люди, не будьте спокойными, попав в наши больницы! Если вы видите, что на ваших родных не обращают внимания, то требуйте, кричите, стучите кулаком по столу, приводите врачей в чувство так, как делал доктор, когда бил моего сына по лицу! Пусть говорят, что вы сошли с ума, зато вы спасете своих родных. А если будете сидеть, полностью доверившись врачу, потеряете ребенка, как мы потеряли сына… »
Георгий Тиосса, по утверждению врачей, требовал и ругался. И все равно — не спас…
— Я не ругался, — устало объяснял потом мне Георгий. — Наоборот, вел себя слишком покорно и уничижительно. Как баран… Заглядывал врачам в глаза, подвозил их домой… Был слишком дисциплинированный. Брат корчился от боли, а я ждал, пока врачи соизволят ему дать таблетку. Я не делал ему инъекций, не давал обезболивающих таблеток. Хотя мог! Идиот… Он так страдал. А я все боялся нарушить схему лечения… Я начал шуметь, когда явственно увидел, что брат угасает…
Еще четыре года после выхода статьи в «ФАКТАХ», которую брат умершего вместе с другими материалами дела разослал в Генеральную прокуратуру, Нине Карпачевой, в Европейский суд, на ведущие украинские телеканалы, мы перезванивались с Георгием. Мужчина рассказывал о многочисленных судах, решение которых они оспаривали, о бессонных ночах, когда его терзала тоска по умершему брату, о 91-летнем отце-фронтовике, который ожидал, когда же накажут виновных в смерти сына, но так и не дождался: умер прошлым летом.
Меня поражало то упорство, с которым он восемь лет изо дня в день продолжал борьбу. Это напоминало сражение Дон-Кихота с ветряными мельницами. И вдруг, недавно позвонив герою своей публикации, я узнала: он таки одержал победу.
— Мы выиграли суд! — сообщил Георгий. — Львовский апелляционный суд отменил решение Сиховского районного суда, который отказал нам в удовлетворении иска о возмещении морального ущерба, И постановил: иск удовлетворить частично и взыскать со Львовского регионального фтизиопульмонологического центра 30 тысяч гривен компенсации в пользу жены и сына Валерия.
«Следствие признало: врачи ненадлежаще исполняли свои обязанности, что привело к смерти больного»
— Как вам удалось выиграть это сражение? — спрашиваю у известного червоноградского адвоката Михаила Бордюка, который почти восемь лет защищает интересы семьи погибшего Валерия Тиоссы. (Представителем семьи на всех судах был Георгий Тиосса. Жену Валерия Лесю и их сына Диму старались лишний раз не травмировать. )
— Это было нелегко, — рассказывает Михаил Иосифович. — После того как мы добились, что прокуратурой Галицкого района города Львова было возбуждено уголовное дело и его расследованием занялась сиховская районная милиция, мы ждали, что следствие, а потом и суд, расставят все точки над «i». Следствие признало: врачи ненадлежаще исполняли свои обязанности, что привело к смерти больного. В частности, Валерия Тиоссу поместили в больницу не по профилю, отсутствовало постоянное наблюдение лор-врача, своевременно не приглашались врачи-консультанты смежных специальностей. Также комиссионная судмедэкспертиза, проведенная главным бюро Министерства здравоохранения Украины, признала применение эзофагоскопии при существовании других, более щадящих методов, преждевременным и нецелесообразным. Было установлено, что гнойник под челюстью врачи вскрыли с опозданием. И самое главное: прогноз для жизни пациента был бы более благоприятным, если бы врачи вовремя диагностировали и ушили разрывы пищевода и вскрыли гнойник. То есть Валерия можно было спасти…
Скрывая свои неправильные действия, врачи прибегли к фальсификации медицинских документов, на что также обратила внимание экспертиза. Были признаны верными первые выводы обл-здравотдела о неправильности действий медработников Львовского фтизиопульмонологического центра. И хотя следствие признало, что врачи ненадлежаще исполняли свои обязанности и это привело к смерти больного, уголовное дело закрыли за недоказанностью умысла.
— Почему это стало возможным?
— В старом уголовном кодексе, который действовал в 2000 году, ответственность за ненадлежащее исполнение врачами своих обязанностей, прямо предусмотрена не была. Врачу, по уголовному законодательству тех лет, грозила уголовная ответственность только в случае, если его обвиняли в умышленном непредоставлении медицинской помощи или в умышленном либо неумышленном нанесении телесных повреждений при оказании медицинской помощи или в действиях, которые привели к смерти (неумышленном убийстве).
— Разрывы пищевода, нанесенные во время обследования, подпадали под одну из этих статей?
— Подпадали. Но в том-то и дело, что доказать, что разрывы были причинены врачом во время обследования больного, нам не удалось… Первично при патологоанатомическом вскрытии эксперты констатировали, что разрывы пищевода произошли после обследования эзофагоскопом. Однако другие экспертизы, которые были проведены за эти восемь лет, постарались разрыв пищевода «смазать». То есть эксперты четко осознавали: за несвоевременное вскрытие гнойника к уголовной ответственности врачей не привлекут, а за разрыв пищевода, как за нанесение тяжких телесных повреждений, очень даже могут!
Думаю, здесь сработала пресловутая корпоративная солидарность. Медики прикрывали друг друга. И в окончательном вердикте написали, что происхождение разрывов в пищеводе объяснить невозможно. Чем спасли своих коллег из Львовского фтизиопульмонологического центра от скамьи подсудимых.
Но если бы нам удалось доказать, что пищевод разорвал врач-эндоскопист во время обследования эзофагоскопом, он понес бы за это уголовную ответственность как за нанесение тяжких телесных повреждений, которые привели к смерти.
— Львовский фтизиопульмонологический центр уже выплатил деньги?
— По словам жены умершего, частично деньги уже взысканы исполнительной службой. Медицинское учреждение обращалось в суд с просьбой отсрочить исполнение решения суда на полгода. Но в день, когда этот вопрос должен был решаться, они отозвали это заявление.
— Вы удовлетворены решением Львовского апелляционного суда? — спрашиваю у Георгия Тиоссы.
— Частично. О том, что суды продажные, сейчас только ленивый не пишет. И этим даже уже и судей не оскорбишь. Но тут попался какой-то нетипичный суд, который профессионально прочел то, что было написано в деле именно так, как написано, и сделал все что мог в ходе судебного расследования. С другой стороны, суд уменьшил сумму морального ущерба больше, чем втрое, и постановил уплатить семье брата 30 тысяч гривен. Это пять тысяч долларов. За жизнь человека… Дешевле автомобиля. Безусловно, эта сумма несоизмерима с потерей, которую перенесли родные Валеры. И все же я считаю выигранный процесс большой победой.
— Вы знаете, где сейчас врачи, лечившие вашего брата?
— У меня никаких «разведданных» нет. Наверное, продолжают спокойно жить и работать. Они ведь отделались легким испугом. Приказом по облздраву в 2000 году главврачу Мельничуку вынесли выговор. Начмеда по хирургии Биляка назначили исполняющим обязанности заведующего вторым торакальным отделением, заведующего эндоскопическим отделением Раковича перевели на должность исполняющего обязанности отделением, заведующего вторым торакальным отделением Клецана перевели на должность врача-ординатора. Лечащего врача Петришина и эндоскописта Раковича направили на переаттестацию. Вот такое «страшное» наказание за смерть человека. Но в 2003 году, когда начался гражданский процесс, где рассматривался иск о возмещении морального ущерба, облздрав… отменил два пункта этого приказа. В одном из них говорилось о причинах смерти моего брата, в другом речь шла о наказаниях виновных. Словом, облздрав отпустил им грехи. Понятно, что это было сделано для того, чтобы лишить нас доказательств виновности врачей. Дело мы тогда проиграли.
— Восемь лет борьбы. Что вы сейчас чувствуете?
— Какая-то тяжесть с души спала. Но виновных нужно наказывать дальше. За намеренное затягивание дела. Есть такое понятие «разумный срок ведения дела». Восемь лет — это выход за все пределы.
— Вы не устали бороться? Это каторжный труд. А брата уже не вернуть.
— Устал!.. Но потому что брата уже не вернуть, я и буду бороться дальше. За это время было сплошное затягивание дела и ожидание, что человек сдастся, что у него не будет просто сил бороться с системой, что не хватит средств. Но если мне понадобится для восстановления справедливости потратить всю свою жизнь, я ее потрачу… Врачи у меня забрали многое, если не все. Валера был частью меня. Мы с ним одинаково чувствовали, видели, дышали. А теперь его нет… До сих пор перед глазами картина. Мне сказали забрать его вещи и вынесли окровавленный белый спортивный костюм и его костыль. Костюм я выбросил. Костыль до сих пор стоит дома в углу…
466
Читайте нас у Facebook
