«Когда пленных боевиков спросили, почему они расстреляли машину с медиками, те ответили: «За медиков нам больше платят»
«А, „Ветерок“. Это ты носилась на скорой до Донецка и обратно?»
— У меня в скорой всегда есть сменное белье для раненых, — продолжает Галина Алмазова. — Из этого запаса дала «Амуру» белую футболку. А я камуфляж почти никогда не носила. Предстояло двигаться по дороге, по которой я еще не ездила. Маршрут прокладывали по навигатору. «Сейчас заедем в Еленовку, затем свернем к Курахово», — сообщил мне «киборг», глядя на экран навигатора. Однако умный прибор не мог нам подсказать, что Еленовка оккупирована. Трасса резко пошла в гору. Когда заехали наверх, дорогу нам преградил блокпост. Над ним развевался чужой флаг. А у нас на борту надпись «Вiд Закарпаття — захисникам Вiтчизни», орнамент вышиванки по всему периметру машины, изображения украинского флага и другая патриотическая символика. Развернуться и дать деру невозможно — нам мешали это сделать бетонные блоки. К тому же боевики открыли бы огонь. К счастью, они пропустили нас, не останавливая — скорая как ни как. К надписям и символике, выходит, не присматривались.
Услышала, что кто-то из них напомнил своим: «Моторола» сказал все машины проверять". Но на эти слова никто не отреагировал. Впереди оказался еще один блокпост. Там увидели, что нас пропустили на первом и тоже не остановили. Мы въехали на оккупированную территорию. Я спрятала машину за ближайшую остановку, чтобы нас никто не видел. Меня охватил жуткий страх. Думаю: «Сепарам джекпот выпал. Я в их „Трибунал“ (сайт сепаратистов, в который внесены имена украинских патриотов) попала, „Амур“ известный не только в Украине, но и за рубежом „киборг“, пулеметчик, его фотография (с кроликом в руках) помещена в популярном календаре. Меня сепары могут обменять на кого-нибудь из своих пленных, а вот Диму порежут на ремни. Что делать?» Мы ехали к медикам 25-й бригады. Я сбросила им нашу точку геолокации и написала, что с нами случилось. Предупредила: «Если через 40 минут не выйду на связь, знайте, где нас искать». На ходу придумала какую-то историю, чтобы рассказать боевикам, если они нас остановят. Диме сказала: «Ты только молчи». Мы сорвали с машины часть украинской символики, но убрать все наклейки было невозможно — прилеплены намертво. Я включила мигалки и повела машину к блокпосту. К счастью, на нем нас не остановили. Но возле следующего блокпоста стоял автобус с гражданскими. Постовой махнул его водителю, мол, отъедь, пропусти скорую. На это требовалось время, и нам пришлось затормозить. Думаю, сейчас боевики прочтут надпись на борту машины — и нам крышка. Однако они снова не обратили на нас внимания, и мы (о, чудо!) беспрепятственно проехали блокпост. Я дала по газам! Уверена, эта крайне неприятная история произошла с нами неспроста.
— Что вы имеете в виду?
— Незадолго до этого злоключения наша команда медиков дежурила в Водяном. С мобильной связью там очень плохо. Чтобы позвонить, нужно выйти на определенную точку возле озера. В один из вечеров мы с членом команды Ольгой Кулинич пошли позвонить, в это время по рации со мной связался один из медиков: «У нас „нора“! (это означало — начался обстрел) Нужно прятаться». «Знаешь, у нас каждый день „нора“. Дай позвонить», — ответила я. Сделала шаг, и в то место, где только что стояла моя нога, вонзился раскаленный кроваво-красный осколок. Не могу сказать, что меня это напугало. Я сорвала пучок травы, взяла им осколок (храню его до сих пор). Мы укрылись за какую-то стену и… начали смеяться. Человек ко всему привыкает, в том числе и к опасности. Вот и мы с Олей потеряли страх. Для меня расплата за это наступила через четыре дня, когда мы с «Амуром» едва не попали в плен.
До этого произошел похожий случай, когда мы с напарницей по экипажу «Крохой» дважды проехали на скорой до оккупированного Донецка и обратно.
— Заблудились?
— Вроде того — искали скрытую позицию украинских военных, с которой нужно было забрать раненых и погибших. Где конкретно за Авдеевкой располагалась позиция, мы не знали. К нам в машину должен был сесть боец, чтобы показать дорогу. Однако с проводником не сложилось, поехали одни. Нам сказали, что ребята, которых мы должны забрать, дадут о себе знать сигнальной ракетой. Мы помчались по трассе, лавируя на большой скорости между воронками в асфальте и сгоревшей бронетехникой. В итоге дважды доехали до Донецка и обратно, однако скрытую позицию не нашли. После этого нам все же посадили бойца. С его помощью и разыскали раненых. Оказалось, они нас видели, запускали сигнальные ракеты, однако мы их не заметили. Уверена, боевики нас тоже видели.
Читайте также: «Спасаю раненого, а у него из кармана выпадает граната…»: врач получил орден «Народный Герой Украины»
— Они открыли по вам огонь?
— Нет. Видимо, выручило то, что у нас была обычная гражданская скорая, да еще с донецкими номерами. Можно было принять нас за отчаянную бригаду городской скорой, не побоявшуюся выехать на вызов в самое пекло.
Спустя год, когда мы находились на другом участке фронта — в Трехизбенке Луганской области — комбат 92-й бригады, встретив нас, выпалил: «А, „Ветерок“, помню! Это ты носилась на скорой до Донецка и обратно, а мы не успевали тебе сигналы подавать».
«Сработали навыки автогонщицы: успела проскочить по узкой полоске между вершиной падавшего тополя и обочиной»
— Как на фронте празднуют 8 Марта?
— Военные относятся к женщинам, особенно медикам, очень трепетно, называют нас ангелами. Понимая, какие суровые условия на фронте, мы всячески стараемся привносить в жизнь ребят позитив — держимся бодро, шутим, поддерживаем добрым словом. На 8 Марта и другие праздники (День волонтера, Новый год) бойцы дарят нам кучу подарков. Запомнился случай, который произошел под Новый, 2015 год. Ребята собирались ехать из Песок в Константиновку, и один из солдат спросил, что мне привезти. «Вы и так меня задарили: под койкой ящик моих любимых мандаринок, настоящий растворимый кофе (тогда на фронте он был на вес золота), вдоволь конфет, молока, даже ананас. Что подарить? Цветочек аленький». Боец рассмеялся: «Оля Кулинич тоже этот самый цветочек попросила». И что вы думаете? Ребята умудрились раздобыть для нас алые розы…
— Профессиональные навыки автогонщицы выручали вас на войне?
— Конечно. Был такой случай. Мы забрали в Песках раненых, но сразу выехать оттуда не смогли — противник в очередной раз попытался взять поселок в окружение. Когда наша тяжелая артиллерия и танки деблокировали Пески, мы помчалась с ранеными по трассе по направлению к «Республике мост» (блокпосту украинской армии, расположенному под путепроводом). Дорога простреливается, но зато она прямая и там хороший асфальт. Я неоднократно пролетала по ней на большой скорости. Как говорили бойцы: «Тех, кто на 120 километрах в час, снайперы не берут».
Случай, о котором я рассказываю, произошел зимой. Трасса, понятное дело, была не чищенной, напоминала слоеный пирог: поверх асфальта лед, на нем — снег. Вдоль дороги растут высоченные тополя. Возле одного из них взорвалась мина, и я вижу, как тополь, словно в замедленной съемке ложится перед моей скорой. Затормозить не успела бы — слишком близко падало дерево, и скорость была больше ста километров в час, обочины заминированы… И тут сработали навыки автогонщицы: я успела отвернуть машину и проскочить по узкой полоске между вершиной падавшего тополя и обочиной. Ветки лишь сорвали с машины мигалку и поцарапали дверь. У меня тогда не было ни секунды на принятие решения. На уровне подсознания сработали профессиональные навыки.
Читайте также: «На 8 Марта ребята подарили мне гранату»: история любви дончанки и «правосека» из Львова
— Как получилось, что вы стали автогонщицей?
— По воле случая. Однажды, когда заехала на СТО заменить масло, незнакомый мужчина, представившийся автогонщиком, пригласил посмотреть на соревнования и помочь в судействе любительских ралли на серийных автомобилях. Мне предложили поучаствовать в них, и неожиданно для всех я заняла первое место. Среди примерно 50 участников была единственной женщиной. С этого началась моя карьера автогонщицы. После специального обучения еще и инструктором по контраварийному вождению стала. А основным моим занятием тогда была работа кризисного менеджера.
К волонтерскому движению я присоединилась еще до войны —23 марта 2013 года. Тогда на дорогах из-за сильнейшего снегопада произошел коллапс. Как раз были школьные каникулы, и автобусы с детьми, отправившимися на экскурсии, застряли на трассах. Машины скорой, даже автомобили пожарных, не всегда могли приехать на вызовы. Я прочла в «Фейсбуке», что организовалась группа, которая вытаскивает машины из снежных заносов, доставляет горячее питье, еду людям, застрявшим на дорогах. Этой группе (Hеlp Kiyv) был нужен координатор, и я вызвалась им стать.
Когда начался Евромайдан, я привозила по утрам в палаточный городок еду, медикаменты, теплые вещи, предметы гигиены. Вечером переодевалась и шла на Майдан дежурить. И так изо дня в день, пока не услышала, что нужны люди для мобильных медицинских бригад, чтобы оказывать помощь раненым. Я обратилась в Михайловский Златоверхий монастырь, где формировались эти группы, и сказала: «Я не врач и не медсестра, но знания и навыки по оказанию первой неотложной помощи у меня есть, крови не боюсь». Меня зачислили в группу медиков, выдали рюкзак с медикаментами, жилет с красным крестом. Только наша бригада спустилась от монастыря на Майдан, как сразу же довелось оказывать помощь человеку, в ногу которого попали осколки от гранаты.
После Революции достоинства началась моя фронтовая эпопея. Многие ребята-майдановцы ушли на войну добровольцами. Я собирала для них волонтерскую помощь — начиная от трусов, продуктов и заканчивая бронежилетами. А в конце июля — начале августа 2014 года ко мне обратился знакомый волонтер Алексей Липириди: нужен микроавтобус, чтобы отвезти на фронт припасы. Я написала пост в «Фейсбуке», и на него откликнулись незнакомые мне люди из Днепра: «Галина, берите наш бус». Я им отвечаю: «Едем на передовую, шансы, гарантии, что он останется цел, нет». А они: «Как будет, так и будет». Это была моя вторая поездка в АТО. Она продолжалась примерно неделю. Я тогда впервые попала под обстрел. Оказалось, что представление о войне, полученное мною из телесюжетов и статей, сильно отличается от действительности.
«Только ты отъехала, туда, где стояла твоя скорая, прилетела мина»
— Чем конкретно?
— Своей жестокой реальностью. Когда рядом с тобой взрываются мины, ракеты от «Градов», снаряды и ты не можешь высунуть носа из подвала или блиндажа, когда видишь огромное количество раненых и погибших, тогда начинаешь понимать, что такое война. Пока я не оказалась на передовой, думала, что гибель десятков людей на Евромайдане 19, 20 и 21 февраля 2014 года — самое страшное, с чем мне суждено столкнуться в жизни. Но на фронте я увидела несравнимо больше смертей и ранений.
А взять быт. В обычной жизни мы едим, пьем, когда посчитаем нужным, принимаем душ, извините, ходим в туалет, когда хотим. На фронте ты во всем этом сильно ограничен. Были случаи в Песках, когда по пять часов кряду не могла выйти из укрытия в туалет из-за сильнейших обстрелов. Однажды психанула, сказала, что так долго терпеть не могу — описаюсь. Выйду наружу, если даже там меня убьют.
В первые год-полтора войны не было в изобилии печек-буржуек, и мы грелись тем, что пили горячий чай или кофе. Но и в этом приходилось себя ограничивать, ведь выйти ночью в туалет не можешь — в темное время суток самые сильные обстрелы. Да и воды далеко не всегда хватало. Зачастую она была чуть ли не на вес золота — выдадут тебе 200-граммовую бутылочку воды и распределяй ее на целый день.
— Как вы стали водителем скорой на фронте?
— Подсобил «Хоттабыч» (позывной волонтера Ильи Лысенко, организовавшего в АТО «Екстрену медичну службу». — Авт.). В сентябре 2014-го он рассказал, что вскоре из-за границы получит новый автомобиль скорой помощи. Но пока не знает, кого посадить за руль, уже месяц ищет подходящего водителя. Говорю: «Я могу». «Хоттабыч» скептически посмотрел: «Женщина на фронте? Категорически трижды нет!» Но потом все же согласился.
— Были случаи, когда предчувствие спасало вам жизнь?
— Однажды в Песках мы забирали раненых с позиции, и мне вдруг стало так тревожно на душе… Быстро загрузив в скорую раненых ребят, завела мотор и помчалась на большой скорости — интуиция подсказывала, что нельзя долго задерживаться. За мной ехала машина волонтеров. Когда мы благополучно добрались до безопасного места, волонтеры наперебой стали спрашивать: «Галя, видела?! Только ты отъехала, туда, где стояла твоя скорая, прилетела мина». Ангел-хранитель берег меня во многих ситуациях. Когда в 2015 году Дебальцево было уже в окружении, мне позвонил Алексей Липириди: «Сможешь вывезти раненого генерала. Он где-то возле Дебальцево. Ты там все дороги знаешь». А у меня как раз одна машина была на дежурстве в Песках, а вторую полностью разбило «Градами». За генералом поехал экипаж другой скорой и… погиб.
В нашей команде быстрого реагирования «Вiтерець» подобрались люди общительные, неунывающие, любящие шутки. Но когда собирали нашего медика Артема к бойцам, оборонявшим новый терминал Донецкого аэропорта, впервые никому из нас не хотелось шутить, царило давящее молчание. Вся команда будто предчувствовала неладное. У меня сложилось впечатление, что и Артем это чувствовал. Вместе с бойцами он сел на БТР, и бронемашина помчалась по взлетной полосе. Вскоре на связь со мной вышел начмед 90-й бригады: «Галя, двоих потеряли на взлетке». «КТО?!» — вскрикнула я. Оказалось, один из них Артем. БТР случайно заехал к старому терминалу, который уже, к сожалению, находился в руках боевиков. Те открыли шквальный огонь, БТР загорелся. Двое человек спрыгнули с него, а горящий БТР уехал. Боевики видели Артема и его товарища, пробиравшихся ползком по взлетной полосе к своим, и стали по ним стрелять. Оба были ранены: один в руку и ногу, другой в ноги. Они пять часов находились на взлетке под огнем врага. К счастью, чудом остались живы.
«На фронте не принято желать медикам спокойной ночи»
— Есть приметы, которые соблюдают фронтовые медики?
— Да, одна из главных: медикам на войне нельзя желать спокойной ночи. Если кому-то все же вздумается нарушить это табу, в него летит все, что под руку попадет — тапки, берцы… Ведь если пожелать нам спокойной ночи, она уж точно выдастся тяжелой.
— Имеете какой-то оберег?
— У меня их было несколько. Один (письмо, написанное детьми моих друзей) до сих пор всегда со мной. А еще на войне все очень трепетно относятся к детским рисункам. Солдаты кладут их как обереги под каски, в карманы у сердца, под бронежилеты. Правда, зачастую стесняются об этом рассказывать.
Читайте также: Для тех, кто воевал, мирная жизнь кажется страшной, — санитар Татьяна Сидоренко
Талисманами наших машин всегда были мотанки и детские игрушки, которые нам передавали с мирной территории. Часто вся передняя панель моей скорой была заложена игрушками. Мы периодически дарили их местной ребятне. А одну игрушку держу в своем личном автомобиле. Ее связала мама солдата Ивана Лесникова, которого после тяжелого ранения в живот я вывозила из Песок и держала в руках его внутренности. К сожалению, Ваня умер через 10 дней в больнице.
А самые главные обереги наших скорых — иконы. Первую машину «Мистраль» получили от благотворительного фонда «Долина». Его глава Леся Мораль вышила для нас бисером икону. Мы повесили ее в «Мистрали». Эта машина попадала в несчетное количество опасных ситуаций, получала массу повреждений, но продолжает ездить. Но стоило ребятам убрать икону, как скорую очень сильно разбило. После этого случая я сказала: «Икона всегда должна быть в машине». Кстати, когда зимой 2015 года началось окружение Дебальцево, мы убедились, что наша «Мистраль» преодолевает особо сложные участки, которые ни одна другая техника, кроме танков, пройти не могла. В один из выездов в Дебальцево ее так потрепало, что живого места не было: стекла выбиты, кузов иссечен осколками. Машина доехала на одних ободах. Она словно понимала, что нужно выполнить задачу — доставить раненых в больницу Бахмута. И «Мистраль» справилась. А после этого уже больше не заводилась. Это была машина-ветеран — выпущена в середине 1990-х, причем, вероятно, «утопленница» — внутри много чего было сгнившим. Тем не менее на войне оказалась неимоверно живучей. К своим скорым мы относимся как к живым существам. Даже разговариваем с ними.
— Случалось, что боевики охотились за вами?
— Да. Осенью 2014 года, во время ожесточенных боев за широко известный 32-й блокпост (он находился в Луганской области возле села Смелое), мы в очередной раз вывозили оттуда раненых, а сепары целенаправленно лупили из минометов по нашим скорым. Мины ложились совсем близко, машины шатало от ударов взрывных волн. У нас закладывало уши. Мы еще тогда не знали, что в таких случаях нужно держать окна приоткрытыми — тогда уши закладывать не будет. Скорой, ехавшей передо мной, очередным взрывом разорвало колесо. Под огнем мы перегрузили раненых в мою машину и помчались дальше.
Если вы помните, в Широкино боевики расстреляли из ручного противотанкового гранатомета машину с медиками. Никто не выжил. Через некоторое время группа боевиков попала в плен. Командир 54-й бригады спросил их: «Медиков зачем подбили?» «Так за медиков нам больше платят», — ответил один из пленных.
«Машины у нас не бронированные. Мы старались прятать их от огня противника»
— Вы сами выбрали себе позывной «Ветерок»?
— Ник «Ветерок» у меня был еще в довоенной жизни. Когда создала на фронте свою «Команду швидкого реагування», она получила название «Вiтерець». Всем своим машинам мы дали собственные имена, как у ветров — «Мистраль», «Тайфун», «Бриз», «Вихрь»…
Машины у нас не бронированные. Мы старались прятать их от огня противника за какими-нибудь зданиями или в укрытиях в земле, вырытых специально для техники. Но это не всегда получалось. Их часто повреждало огнем артиллерии. Нашу первую «Мистраль» разбивало несколько раз. Фронтовая история машины началась с того, что осколок пробил крышу и влетел в салон. Там находился наш медик. Чудом его не задело.
Нужно понимать, что нынешняя российско-украинская война — это, в основном, артиллерийские обстрелы, огонь снайперов, пулеметчиков. Прямые боевые столкновения с врагом бывают, как правило, в ситуациях, когда, например, разведывательно-диверсионные группы противника нападают на наши блокпосты. Или, скажем, разведгруппы напарываются на засады.
Читайте также: Парамедик «Атеистка»: «Заметила, что, спасая раненого, приговариваю: «Боже, сделай так, чтоб он не умер…»
— Уже вернулись в мирную жизнь?
— Да. В декабре прошлого года забрала нашу команду с фронта — все-таки ВСУ должны сами справляться с эвакуацией раненых.
— Чем занимаетесь, кроме этого?
— Подбираю персонал для различных компаний. Недавно в Киевской школе экономики подготовили пособие для ветеранов о том, как открыть свой бизнес. А еще с подругой и сыном запустили собственный проект: формируем и продаем подарочные наборы, которые составляем из крафтовых экологически чистых продуктов и напитков, произведенных в Украине.
— О чем мечтаете?
— О путешествиях, о камине в собственном доме в лесу у озера, о покое. А еще хочу сниматься в кино.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали о Народном герое Украины Юлии Паевской (позывной «Тайра»), которая была парамедиком на столичном Майдане, а затем — фронтовым инструктором по тактической медицине.
Фото предоставлено Галиной АЛМАЗОВОЙ
6736Читайте нас у Facebook
