ПОИСК
Події

«в первые сутки после аварии наша спецгруппа пять раз выезжала на разведку к стенам взорвавшегося реактора»

0:00 27 квітня 2006
О малоизвестных событиях, произошедших накануне ядерной катастрофы и сразу после нее, рассказывает бывший заместитель главного инженера Чернобыльской АЭС Николай Карпан «В ту роковую ночь, 26 апреля 1986 года, я спокойно спал у себя дома, в городе энергетиков Припяти, что в трех километрах от Чернобыльской АЭС, — вспоминает Николай Васильевич.  — Никаких предчувствий беды не было. Взрыва реактора я не слышал, разбудил меня телефонный звонок. Позвонила родственница жены, жившая тогда в райцентре Чернобыль, это километрах в пятнадцати от станции. Женщина была очень напугана: прервав ночную смену, вернулись домой строители, работавшие над возведением пятого и шестого энергоблоков, рассказывали, что на станции, скорее всего, в четвертом блоке, случилось что-то из ряда вон выходящее… »

«К 1 Мая ЧАЭС хотели наградить орденом Ленина»

- Я руководил группой физиков Чернобыльской АЭС, поэтому, услышав тревожное сообщение, немедленно отправился на станцию, ведь многие решения следовало принимать только после того, как их квалифицированно оценят ученые-физики, — продолжает Николай Карпан.  — Добирался через лес на велосипеде, но дальние подступы к ЧАЭС уже были оцеплены милицией. Пришлось вернуться в Припять и разбудить своего непосредственного начальника — заведующего отделом ядерной безопасности. С его домашнего телефона мы дозвонились директору. Под утро за нами прислали директорскую «Волгу». На ней мы примчались на ЧАЭС и проследовали в бункер, где уже находилось все руководство станции.

- Какая там царила обстановка?

- Конечно, невеселая. Наша станция числилась передовой, к 1 Мая ожидали награждения ее орденом Ленина. Поговаривали даже, что директор, Виктор Брюханов, получит звание Героя Социалистического Труда. А тут вдруг колоссальная авария.

РЕКЛАМА

- Где располагается бункер?

- Под главным корпусом станции, слева от входа. В бункере большой зал с рабочими местами и несколько комнатушек. Людей там было немного, все заняты делом. Нашему отделу нужно было собрать информацию по важнейшему вопросу: в каком состоянии находится аварийный реактор. Следовало взять пробы воздуха, грунта и воды. Руководить первыми экспедициями к стенам аварийного энергоблока выпало мне. Меня спросили: «Какой персонал и какая техника вам потребуются?» Попросил выделить бронетранспортер с водителем, прислать квалифицированного дозиметриста и фотографа. Вот таким мы увидели реактор спустя несколько часов после аварии (Николай Васильевич указывает на два больших снимка над своим рабочим столом.  — Авт. ). Эти фотографии сделал штатный фотограф ЧАЭС Анатолий Рассказов. Он снимал не только с земли — в тот же день облетел реактор на вертолете. Снимки энергоблока были самыми первыми, они позволили оценить степень разрушения реактора. Больше в тот день к энергоблоку никто не летал. Рассказов ушел проявлять пленки, а мы с начальником смены радиационной безопасности Юрием Абрамовым через каждые два часа выезжали к реактору. Побывали там пять раз. Через открытый люк бронетранспортера Юрий делал замеры радиационного фона, а я записывал эти данные. Было четко видно: над реактором клубился пар, вокруг валялись обломки строительных конструкций. Анализ проб показал, что ядерное топливо попало в окружающую среду.

РЕКЛАМА

«Радиацию выводил многочасовым пребыванием в парной и квасом»

27s05 DSC_7544.jpg (17592 bytes)- Вы тогда испытывали страх?

- За себя — нет, — говорит Николай Карпан.  — А вот за семью очень переживал, тем более что мои дети были совсем маленькими: год и три года. При первой же возможности позвонил жене, сказал, чтобы закрыла окна, не выходила на улицу и сделала влажную уборку в квартире. Покинуть город никто не мог: ни общественный, ни личный транспорт из Припяти не выпускали. От сердца немного отлегло, когда удалось вывезти семью. А я еще до 5 мая ездил домой ночевать.

РЕКЛАМА

- Какую дозу облучения получили?

- Большую, но точной цифры не знаю. Как профессионал отдавал себе отчет в том, что от прямого излучения не убережешься, ведь оно проникает даже сквозь бетонные стены. Предохраняться следовало от зараженной пыли. Для этого органы дыхания защищали респираторами, а чтобы уберечь кожу и волосы, как можно чаще меняли спецодежду. На санпропускниках, к счастью, был большой ее запас. Сбросил загрязненную спецовку — и в душ. Если кожу отмыть не удавалось, появлялись язвы. У меня, например, язва на руке не зажила до сих пор. Но это далеко не худший случай. У некоторых ликвидаторов площадь подобных повреждений кожи составляет десятки квадратных сантиметров… Получив в мае недельный отпуск, я поехал на родину, на Урал. Часами просиживал в бане и пил квас. Таким образом вывел из организма изрядное количество радионуклидов.

- Вам довелось в первые сутки после аварии участвовать в принятии важных решений по ликвидации ее последствий?

- К сожалению, руководство станции прислушивалось не ко всем нашим рекомендациям. Например, возник вопрос: продолжать ли подачу воды в аварийный реактор? По нашим расчетам, реактор и без воды мог охлаждаться до приемлемых значений. Но воду подавали еще в течение суток, вылили около десяти тысяч кубометров. В реакторе она становилась радиоактивной, а затем разливалась по помещениям, еще больше загрязняя их.

Главным просчетом стало то, что не удалось предотвратить колоссальный пожар. Он вспыхнул в разрушенном энергоблоке под вечер 26 апреля — спустя примерно 17 часов после аварии. Огонь бушевал всю ночь. В Припяти из окон верхних этажей было видно это жуткое зрелище: языки пламени поднимались на десятки метров — на высоту стоящей рядом с реактором трубы! Пламя было белым, это означало, что температура достигла нескольких тысяч градусов. Плавились, превращались в лаву или выбрасывались в воздух тысячи тонн загрязненных радиацией веществ. Радиационный фон вокруг станции из-за этого вырос в десятки раз.

Мы с коллегами предвидели возгорание и за несколько часов до пожара дали четкие рекомендации, как его предотвратить. Следовало ввести в разрушенный реактор дополнительные объемы поглотителя — вещества, которое препятствует цепной реакции деления ядер. Мы предложили использовать в этом качестве борную кислоту. Достаточно было хотя бы полтонны ее смешать с водой и ввести в реактор с помощью, например, гидропушки. Но этого не сделали. То ли проигнорировали наше предложение, то ли не смогли достать борную кислоту. Последствия оказались кошмарными, гигантский пожар поначалу даже не пытались тушить. И это правильно, ведь он был таким мощным, что с ним нельзя было справиться никакими силами.

«Авария случилась из-за того, что несколько труб, по которым под большим давлением подавалась вода, разорвались»

- А как же пожарные?

- Они были на станции в первую ночь аварии, — рассказывает Николай Карпан.  — Кстати, многие из них облучились, находясь, так сказать, в режиме ожидания. Ночью по тревоге к ЧАЭС съехались пожарные из всех ближайших населенных пунктов, и до утра их держали возле станции — на всякий случай.

В первую ночь обломки более десятка кассет с ядерным топливом из реактора вылетели на крышу (подсчет был сделан потом, во время уборки крыши), и пожарные Чернобыльской АЭС, жертвуя собой, сумели их потушить. А следующей ночью, когда горел реактор, посылать людей на борьбу с огнем не было смысла: они ничего не смогли бы сделать. Да и чем гасить? Водой? Это бы только усугубило ситуацию…

- Вам удалось восстановить картину того, что произошло в момент аварии?

- Да, я изложил это в книге «Чернобыль. Месть мирного атома». Оказалось, не все, кто тогда находился на смене, слышали, как взорвался реактор, но последствия ощутил и увидел каждый из них: начал вибрировать весь энергоблок и даже машинный зал. Он огромный, поскольку является общим для всех энергоблоков. Тряслись стены, многочисленные трубопроводы, кабели, оборудование… Послышались грохот, хлопки, с потолка посыпалась штукатурка. По машзалу прокатилась взрывная волна, поднявшая огромное облако пыли. Пылевая завеса стояла на всей станции. Взрывом снесло крышу реакторного зала, ее обломки провалили плиты перекрытия турбинного зала и упали на работающее оборудование. Рвались кабели и трубопроводы, в том числе те, по которым подавалось масло. Возникла угроза взрыва водорода, который находится в турбогенераторе… Словом, ситуация внутри станции сложилась очень тяжелая. Люди остались на своих рабочих местах, шли на смертельный риск. Например, многие были облиты с ног до головы водой активностью 200 рентген. Сразу переодеться не было возможности, и люди проходили в мокрой одежде три часа, получив за это время 600 рентген (200 умножаем на три) — почти смертельную дозу. От облучения, полученного в ту ночь, 23 работника ЧАЭС вскоре скончались. Еще один, Валерий Ходемчук, погиб непосредственно на станции — его так и не нашли. Персонал спас ситуацию, но об этом говорят мало. Ведь еще в советские годы работников ЧАЭС власти решили сделать крайними, свалив на них вину за аварию.

- Якобы причиной взрыва стала ошибка в управлении реактором во время проведения физического эксперимента…

- Эту версию внушили людям. На самом деле взрыв произошел, когда эксперимент уже был завершен, причем успешно. Причина аварии была в том, что в реакторе разорвалось сразу несколько каналов, по которым под большим давлением подавалась вода. До Чернобыльской катастрофы было два ЧП, когда рвалось по одному каналу: в 1979 году — на Ленинградской АЭС и в 1982-м — у нас на ЧАЭС, в первом блоке. Что затем происходило? Вода хлестала на раскаленный графит и выкипала. Но когда рвалась одна труба, давления образовавшегося пара было недостаточно, чтобы сорвать крышку реактора. А 26 апреля 1986 года порвалось несколько труб…

За полгода до катастрофы инспектор по ядерной безопасности Курской АЭС Александр Ядрихинский написал письмо в Госатомнадзор СССР с требованием безотлагательно остановить все реакторы типа чернобыльских из-за их опасной конструкции. Ему посоветовали еще раз прочесть учебники по физике…

1434

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів