Валентина шевченко: «я знала, что меня считали любовницей владимира щербицкого. Но даже те, кто распускал эти слухи, понимали: это неправда»
«Самым трогательным подарком был огромный букет из белых роз, внутри которого алыми бутонами был выложен пионерский галстук»
- Валентина Семеновна, в прошлом году у вас был серьезный юбилей — 70 лет. В этом году вы с мужем отмечали золотую свадьбу. Много ли гостей пришло? А то ведь как бывает: человек при должности — море друзей, нет высокого поста — нет и друзей…
- На юбилей вообще гостей не звала, думала: сколько придет, столько и приму. Но все же готовилась, рассчитывала на 100 персон. А пришло более 300 человек! Я даже не успела уделить каждому должного внимания. Хотя со многими пришедшими не общалась долгие годы.
Самым трогательным подарком был огромный букет белых роз, внутри которого алыми бутонами выложили пионерский галстук. Этот букет в какой-то степени вернул меня к молодости, к лучшим годам моей жизни. Я ведь долгое время проработала в пионерии и комсомоле, где и приобрела многих настоящих друзей, которые со мной по сей день.
- Кстати, как вы отличаете тех, кто с вами искренен, от тех, которым просто что-то от вас нужно?
- Это умение приходит с годами. Настоящих друзей нашла еще в молодости, когда все находились в одинаковых условиях: были молоды и бедны, не имели нужных связей, а могли пробиться только благодаря своим организаторским способностям и уму. Когда же я стала членом Президиума Верховного Совета УССР, Политбюро ЦК КПУ, то очень многие старались «поклониться» мне, сделать комплимент, но я к подобному относилась сдержанно. Как говорят в народе, я не клевала на эти комплименты. Одним словом, научилась разбираться в людях и сейчас очень счастлива, что многие меня не разочаровали.
- Но все-таки в ком-то пришлось разочароваться?
- В основном в тех, с кем работала на последнем этапе своей партийной карьеры. Такие, к сожалению, есть. Некоторые до сих пор в политике. Да, было больно наблюдать, как партфункционеры быстро сориентировались, когда почувствовали, что в верхах к Валентине Шевченко изменилось отношение. Вот один характерный штрих: в 1989 году я сознательно ни с кем не советовалась и никого не предупредила о своем решении, просто на ноябрьской сессии Верховного Совета УССР заявила, что не буду никуда баллотироваться и ухожу из политики, хотя у меня не было запасных «аэродромов». Все народные депутаты после моих слов встали и аплодировали минут десять! Но ни один член Политбюро ко мне не подошел и не сказал: «Валентина! Ты делаешь глупости!»
Обычно после закрытия сессии партийные товарищи заходили ко мне в кабинет пообщаться и попить чайку. А после моего заявления вдруг быстренько разошлись… Заявление я сделала в ноябре, а оставалась «при должности» вплоть до 25 июня 1990 года. Все это время отношения с «единомышленниками» были очень прохладными.
- Валентина Семеновна, но вам же, говорят, покровительствовал сам Владимир Щербицкий?
- Так только говорят. Когда после моего заявления я в составе украинской делегации поехала в Москву на сессию Верховного Совета СССР, то коллеги из других союзных республик меня спрашивали: «Валя, ты что сделала?! Почему уходишь в расцвете сил, тебе же еще работать и работать!» Наши же молчали как в рот воды набрали. Я поняла, что стала неугодна многим из тех, с кем работала в Киеве.
- Чем же вы им так насолили?
- Дело в том, что для многих было большой неожиданностью, когда в 1985-м Владимир Васильевич Щербицкий (первый секретарь ЦК КПУ в 1972-1989 годах. — Авт. ) меня рекомендовал на должность председателя Президиума Верховного Совета УССР. Хотя к тому времени я уже 10 лет работала заместителем председателя президиума и шаг Владимира Васильевича был логичным. Однако в партии сложилась традиция рекомендовать на этот пост члена Политбюро, которому было далеко за 70. В составе Политбюро был такой человек, он считал, что это его место по праву, и даже говорил мне: «Валентина, мы с тобой еще поработаем», подразумевая, вероятно, что я буду и его замом. И вдруг Владимир Васильевич предлагает мою кандидатуру. Впоследствии мне рассказывали, что когда Щербицкий сообщил членам Политбюро ЦК КПУ о моей поездке в Москву на собеседование к Михаилу Горбачеву перед назначением на пост председателя, то на заседании была немая сцена, как в «Ревизоре».
- Не могли смириться с тем, что на такой высокий пост претендует женщина? Ведь, если не ошибаюсь, ни в одной союзной республике женщины не занимали таких должностей. Кроме того, вас называли любовницей Щербицкого…
- Я знала, что меня считали любовницей Владимира Васильевича. Как же иначе? Женщина и вдруг председатель Президиума Верховного Совета УССР! К тому же я была тогда еще и самой молодой в составе Политбюро ЦК КПУ. Но ни о какой любовнице не могло быть и речи! Более того, те, кто распускал такие слухи, сами знали, что это неправда! Щербицкий был очень строг в вопросах морали, кроме того, он был идеальный семьянин и просто благородный человек. Да и я ничего подобного не могла себе позволить. Я ведь на своих должностях и в комсомоле, и в Министерстве образования УССР (в 1969-1972 годах занимала пост замминистра. — Авт. ) была, образно говоря, как голая, перед всем обществом и партией. И если бы что-то себе позволила, то вылетела бы с позором из КПСС! Меня никто ни в чем таком никогда не мог упрекнуть.
Более того, когда Владимир Васильевич сообщил, что меня собираются рекомендовать на пост председателя, я отказалась. Но Щербицкий был категоричен. Заявил, что нужно, чтобы кто-то по-настоящему работал. Он знал, что у меня всегда был очень независимый характер и своя точка зрения на все вопросы. Причем я не боялась идти против мнения членов Политбюро.
«Я так и сказала Горбачеву: «Михаил Сергеевич, вы нарушаете Конституцию»
- Как с таким независимым характером вам удалось сделать высокую партийную карьеру? Ведь в советские времена необходимо было молчать и поддакивать…
- Никогда в жизни я никому не поддакивала. Наверное, такой характер начал формироваться еще со школы. Помню, в девятом классе меня пригласил к себе директор (а я была комсоргом школы) и сказал, что нужно организовать старшие классы на уборку кукурузы на два дня. В назначенный день я всех и собрала. Но приехали почему-то не два, а только один автобус. «Больше автобусов не будет, езжай как комсорг с десятым классом», — сказал мне директор. Я: «Нет, мы пойдем к начальнику автобазы. Вместе со мной в 9-м классе учится его сын». Пошли к его отцу, на автобазе выяснили, что школа заказала только один автобус. Но все же дали нам второй автобус, на котором мы и приехали в школу. Все от восторга кричат: «Ура!», а директор подходит ко мне и говорит: «Соплячка! Ты что, подрываешь авторитет директора школы?» Я недолго думая заявила ему: «А никакого авторитета у вас не было и нет». Дело в том, что директора страшно не любили и ученики, и учителя. Он был очень грубый, жил при школе, избивал свою жену, и все знали об этом. Какой уж тут авторитет.
В общем, от поездки в село меня отстранили. А потом еще появилось и распоряжение о моем исключении из школы на две недели. Более того, директор приказал мне привести родителей. Я никуда не пошла, села на спортивной площадке и сижу. Во время перемены ко мне подходит моя любимая учительница и советует ехать в горком комсомола — рассказать о самоуправстве директора. Я так и сделала. А ведь комсомолу только и надо было, что «прижучить» директора школы, чтобы показать свое влияние. На следующий день в школу приехала комиссия из гороно (городской отдел народного образования. — Авт. ), всех расспрашивали. В результате нашему директору вынесли взыскание.
Из-за этого инцидента мне было очень тяжело доучиваться, я даже не получила золотой медали. А когда на выпускном вечере всем выпускникам вручили аттестаты зрелости, меня… «забыли». Мои одноклассники подняли крик: «А где аттестат Соляник (это моя девичья фамилия)?» «А Соляник получит аттестат тогда, когда сдаст мне комсомольские дела по акту», — сказал директор. Меня, конечно, внутри всю аж колотит, но отвечаю: «На каком основании секретарь комсомольской организации будет сдавать дела директору школы? Я этого делать не собираюсь».
Потом был выпускной бал, я танцевала и веселилась со всеми, а после, закрывшись в кабинете, нарыдалась в волю. Утром мама спрашивает: «Где же твой аттестат?» Говорю: оставила в школе. А вскоре мой аттестат принес к нам домой учитель географии… А вы спрашиваете, откуда у меня такой характер…
- Я наслышана об отношениях в украинском Политбюро конца 80-х годов. Все-таки очень сложно было иметь мнение, отличное от других…
- Расскажу вам один случай. В конце 80-х в Украине зарождалось движение Руха (в то время это была не партия, а общественное объединение. — Авт. ). И в 1989-м Политбюро ЦК КПУ решило, что с «этим» надо что-то делать. Тогда существовал такой порядок: перед началом заседания всем членам Политбюро раздавали папки с материалами, которые запланированы для обсуждения. Причем материалы готовились даже для экстренных заседаний. Обычно такие папки мне привозили прямо в Верховный Совет. А тут я прихожу на Политбюро, материалы лежат на столе, мне их так и не доставили. Открываю, а там докладная записка идеологического отдела ЦК Компартии. Читаю: чтобы приостановить набирающее силу народное движение, необходимо поручить Президиуму Верховного Совета УССР принять постановление о запрещении Руха. Рекомендовать аналогичное постановление утвердить на сессиях областных, городских, районных советов. Я прочла эту записку и чувствую, что сейчас выйду из берегов.
Заседание подходило к концу, когда Щербицкий обратился к присутствовавшим: «Товарищи, у нас есть еще докладная записка идеологического отдела. Леонид Макарович, ваше слово». После выступления Кравчука я буквально вылетела на трибуну и заявила: «Владимир Васильевич, во-первых, на каком основании появляется записка, причем с поручением Президиуму ВС, о которой я ни сном ни духом не знаю? Во-вторых, Президиум постановления о запрете Руха принимать не будет!» Мне кто-то бросил реплику: вас обяжет это сделать Политбюро. «Политбюро меня может обязать как коммуниста, но как председателя Президиума Верховного Совета УССР — нет, потому что это нарушение Конституции, — заявила я. — Здесь сидит Генеральный прокурор республики, давайте спросим у него, ведь он вынужден будет его отменить». В зале тишина. Прокурор молчит (в то время Генпрокурором УССР был Петр Григорьевич Осипенко. — Авт. ). Я села на свое место. Чувствую, что сейчас заплачу, но держусь из последних сил. Щербицкий посидел в этой звенящей тишине, а потом говорит: «Вопрос не подготовлен, и его нужно снять с повестки дня».
- Одним из самых сложных периодов в истории Украины было утверждение независимости. Как этот процесс проходил «внутри» партии?
- В 1989 году в Москве готовился съезд народных депутатов СССР. Согласно Конституции, места в президиуме съезда занимали председатели президиумов Верховных Советов союзных республик, то есть президиум съезда не избирался. И вот мы сидим на совещании накануне съезда, которое проводит Михаил Горбачев. Вдруг он говорит: нам надо избрать президиум съезда народных депутатов СССР. На самом деле ему нужно было «затолкнуть» в президиум некоторых москвичей, очень больших «демократов»… Начинают подготовку к голосованию, выдвигают кандидатов. Я молчу. Они-то все привыкли, что я всегда первая выступаю, в крайнем случае вторая. Тут Горбачев и спрашивает: «А что это наша Валентина сегодня молчит?» (Он, кстати, всех называл только по имени и на «ты», чего никогда себе не позволял Владимир Щербицкий. ) «А о чем я должна говорить, — спрашиваю. — О том, что вы, Михаил Сергеевич, нарушаете Конституцию СССР? Ведь президиум съезда народных депутатов СССР не избирается». Горбачев махнул рукой: «Да ладно, Валентина, это не такое уж нарушение!» «Михаил Сергеевич, все начинается с малого», — возразила я.
«Однажды Щербицкий мне сказал: «У моей жены есть свободное время, а вы, Валентина Семеновна, в Москву приехали работать, а не по театрам ходить»
- Валентина Семеновна, а как вы познакомились с Владимиром Щербицким?
- На XVIII съезде комсомола Украины в 1962 году меня избрали секретарем ЦК ЛКСМУ. Вот тогда я впервые (все члены Политбюро были на съезде комсомола, в том числе и Владимир Щербицкий) его и увидела. Владимир Васильевич поздравил меня, сказал, что ему приятно видеть земляков (я родом из Кривого Рога, а он — из Днепродзержинска), и добавил: «Если у вас возникнут какие-либо вопросы, приходите. Щербицкий на тот момент уже был Председателем Совета Министров УССР.
Вскоре мне действительно пришлось к нему обратиться, — продолжает Валентина Семеновна. — Осенью того же года в «Артеке» проходило совещание секретарей ЦК комсомола союзных республик, в котором участвовала и я. Так впервые и попала в «Артек», посмотрела, как в лагере был организован отдых детей. А когда вернулась в Киев, пришла к Юрию Ельченко (тогда первый секретарь ЦК комсомола Украины. — Авт. ) и предложила построить в Украине, которая путевок в «Артек» почти не видела, свой лагерь для детей. Ельченко отвечает, мол, у нас есть «Молодая гвардия» в Одессе. Но ведь этот лагерь небольшой, говорю, может, его перестроить? «Такие вопросы нужно решать только с Владимиром Щербицким», — сказал Юрий Никифорович, и мы с ним пошли к первому секретарю ЦК КПУ.
Моя идея перестроить «Молодую гвардию» Владимиру Васильевичу понравилась, но он предупредил, что правительство стройкой заниматься не будет, выделит только деньги. «Хотите, комсомольцы, стройте сами. А проект стройки у вас хоть есть?» — спрашивает Щербицкий. Я возьми и брякни: «Есть, Владимир Васильевич». На самом деле проекта не было и в помине! Выходим мы с Ельченко на улицу. Юрий Никифорович в недоумении: что, у нас есть проект? Отвечаю: «Нет, но будет! Я поеду в Ленинград к своим друзьям по комсомолу, они мне помогут (ведь проектировал «Артек» как раз ленинградский институт)». Так и сделала. Через месяц проект был готов.
- Я слышала, что вы дружили с семьей Щербицких и даже были вхожи к ним в дом. Это правда?
- Никогда я, как говорится, не лезла на глаза Щербицкому, не бегала и специально не поздравляла его с праздниками. Более того, мы не дружили семьями, и в их доме я никогда не бывала! Порядок поздравлений был такой. 17 февраля у Владимира Васильевича день рождения. В этот день во время обеда (а члены Политбюро всегда обедали вместе, так было заведено) я, как единственная женщина, от всех членов Политбюро вручала ему цветы, потом поздравляли остальные. Выпивали по чарке и расходились. Никаких персональных поздравлений не было! Да и сам Владимир Васильевич не приветствовал подхалимажа.
С Радой Гавриловной Щербицкой у меня были официальные отношения, впрочем, как и с другими женами членов Политбюро. Исключениями были лишь поездки в Москву на съезды КПСС. Дело в том, что я очень люблю театр, но в те годы билеты в московские театры было не достать. Поэтому Раде Гавриловне, которая имела возможность бывать на спектаклях, я в шутку говорила: «Будете идти в театр — меня возьмите». Пару раз она меня приглашала на спектакли. Но однажды Щербицкий мне сказал, мол, у моей жены есть свободное время, а вы, Валентина Семеновна, в Москву приехали работать, а не по театрам ходить. Оказалось, что было вечернее заседание Политбюро, а я в это время смотрела спектакль. После такого замечания уже никаких культурных мероприятий с женой Щербицкого не было. Первый раз в дом Владимира Васильевича я попала… во время его похорон.
- Но ведь никто не поверит, что члены Политбюро общались только в официальной обстановке!
- А так и было! Со своими женами и мужьями мы выезжали в Залесье только после торжественных мероприятий 1 Мая и 7 ноября. Там все вместе обедали, немного выпивали, естественно. К нам частенько присоединялись академик Борис Патон, мэр Киева, еще несколько товарищей. Но, конечно же, спиртным не злоупотребляли.
- Помощник Щербицкого Виталий Врублевский как-то заметил, что без умения пить партийную карьеру трудно сделать. Вы с этим согласны?
- По своему многолетнему партийно-комсомольскому опыту скажу: нет. Кстати, Владимир Щербицкий совершенно не пил! А ведь где-где, а в комсомоле при желании можно было найти много поводов… Плюс частые командировки. Например, выезжаешь за город, остановились где-то в леску, на багажнике машины разложили закуску и давай… Но тот, кто делал себе карьеру через рюмку, как правило, спивался и уходил с партийной работы. Я знала многих талантливых ребят, любивших за компанию приложиться к рюмке. И где они сейчас?..
1866Читайте нас у Facebook
