«когда на осужденных ребят надели наручники, я заплакала»
Валентина Сергеевна из тех людей, которым сочинение стихов помогает жить. Ее рифмы незатейливы, но полны света, который рассеивает тьму перед каждым, кто открывает для себя ее книжки. Может, оттого и обходили ее «огород» (как называет она свой дачный участок) те, кто постоянно грабил другие? Однако настал день, когда пришли и к ней: сначала -- чтобы обобрать, а потом и поджечь.
Когда выяснилось, что преступники -- подростки, она была потрясена: как могло случиться, что такое сотворили дети из школы, где в библиотеке лежат ее светлые и добрые стихи? Особенно поразило будущую учительницу то, что среди злоумышленников оказались мальчики, которые незадолго до этого помогали супругам Гусевым на огороде, после чего она с мужем угощали их медом.
Для Степана и Виктора было обычным делом стащить то, что плохо лежало
Был один из тех летних дней, когда воздух над дачами в крымском поселке Партенит пропитан запахами инжира и винограда. Хочется лечь и забыться… Но дачникам не до отдыха, особенно пенсионерам, у которых в прямом смысле день год кормит. Суетились по хозяйству и Валентина Сергеевна с Алексеем Прокопьевичем, когда калитка отворилась, и на участок зашел мужчина, ведя за собой двух подростков: «Хозяева, не найдется у вас работы?» Это был из известных в Партените пьяниц, а ребята -- его пасынки. Дело для мальчишек, конечно же, нашлось. А когда они устали, Валентина Сергеевна и Алексей Прокопьевич усадили их за стол.
-- Муж налил свежего меда, -- вспоминает Валентина Гусева, -- и мы пили чай. А потом выдал мальчишкам два ведра инжира. Инжир нынче в цене. Я сама его летом на пляже продавала. К лицу ли это бывшему педагогу? Но не брезговала. Жить-то надо…
Жить надо. Поэтому, как узнала Валентина Сергеевна на суде, для Степана и Виктора (из этических соображений имена подростков изменены. -- Авт. ) было обычным делом стащить то, что плохо лежало. Или даже хорошо -- на этот случай всегда под рукой находилось что-нибудь, чем можно разбить окно, взломать дверь.
Из досье «ФАКТОВ»
Каждый третий украинский подросток-правонарушитель живет в неполной семье, у 14 процентов несовершеннолетних преступников родители -- алкоголики, у четырех процентов -- ведут аморальный образ жизни, а у 10 процентов таких детей родные были лишены свободы. В органах внутренних дел ныне состоит 20,7 тысяч неблагополучных семей.
Из родителей у ребят -- мать, вместо отца -- отчим. Живет семья в однокомнатной квартире, поэтому Степану и Виктору места практически нет. С ранней весны до поздней осени мальчишки на улице, и даже ночуют в хибаре на огороде. В компании ребят, которая проходила по делу о поджоге, все такие: у кого отец пьет, у кого -- мать, а у некоторых -- оба. День у подростков, как следует из их показаний на суде, чаще всего начинался так: один из ребят рассказывал, где заприметил что-нибудь пригодное для сдачи в металлолом или продажи. И вся компания отправлялась по указанному адресу.
Из показаний Степана: «… Подошли к дачам. В одной сквозь окно увидели пневматическое ружье. Разбили стекло, влезли в комнату. Взяли ружье. В другой комнате увидели телевизор. Телевизор я отнес домой, матери сказал, что нашел на улице. Потом поехали в Алушту, купили пульки и стреляли… »
Из показаний Дмитрия: «… Я сидел дома. Пришел Андрей и сказал, что в санатории «Крым» можно взять несколько секций забора. Мы пошли… »
Из показаний Николая: «… На ограде в кафе увидели сумку. Взяли. Там было четыре гривни, огурцы, косметика. Пошли в игровые автоматы и деньги проиграли… »
Из показаний Виктора: «… Встретились около кинотеатра «Южный», пошли искать цветной металл… Залезли в домик. Взяли алюминиевые рейки… »
Из показаний Михаила: «… Выбили стекло, влезли в сарай. Взяли латунные трубки и троллейбусный провод… Сдали все это, получили деньги. Потратили на еду и игровые автоматы… »
«Через неделю после пожара у мужа стала дрожать одна рука, потом другая… »
В тот день, который отнял у Валентины Сергеевны и ее мужа нажитое годами трудов, все происходило по накатанному сценарию: «Мы играли в карты с Колей и Мишей, -- рассказал следователю Никита. -- Затем пришел Степан. При нем была пневматическая винтовка. Нам захотелось такую же. Степан сказал, что видел похожую у «деда Мазая»… Вечером мы пошли к деду. Я полез в вагончик. Коля остался сторожить… Ружья не нашли, но нашли алюминиевые бидоны и канистры. В одной был бензин. Мы его вылили. Еще взяли черпак, вилки три штуки… »
Отчего возник пожар, осталось невыясненным. Из одних показаний следовало, что ребята освещали вагончики спичками, и возгорание произошло случайно. Из других же можно было сделать вывод, что поджог был совершен с целью замести следы преступления.
Валентина Сергеевна понимала: воруют ребята не от хорошей жизни. Но зачем было устраивать пожар? Как и многим в Партените, дачный участок помогал им с мужем сводить концы с концами. Летом супруги перебирались в вагончик, а квартиру сдавали курортникам. Выращивали овощи, фрукты. А что теперь?..
-- Одиннадцать деревьев сгорело, -- с горечью говорит Валентина Сергеевна. -- Слава Богу, хоть пчелы остались живы. Но муж почти всю пасеку продал: здоровья у него теперь нет ею заниматься. Через неделю после пожара у него задрожала одна рука, потом другая… Болезнь Паркинсона сделала его совершенно нетрудоспособным.
Судя по протоколам, ни за время следствия, ни за время суда никто не задал мальчишкам вопрос: понимали ли они, что лишают стариков средств к существованию? То ли ни следователя, ни судью он не интересовал, то ли они посчитали бессмысленным задавать его подросткам, у которых в так называемых бытовых характеристиках указано, что они «склонны к правонарушениям». Написанные словно под копирку, эти характеристики заставили меня позвонить в школу, где эти ребята учились или учатся: неужто все эти дети урожденные преступники?
-- Нет, конечно, -- вздохнула завуч партенитской школы Раиса Алексеевна. -- Обыкновенные мальчишки. Только родителям они не нужны…
Да разве только родителям? В Партените более 500 школьников. В поселке для них работает музыкальная школа, но поди найди для нее 25 гривен в месяц. Если же кого интересует другой вид творчества, может ездить в Алушту, но билет в два конца стоит четыре гривни, которых у большинства родителей нет. Зато игровые автоматы в поселке на каждом углу: украл гривню -- получи удовольствие…
«Где трудиться в курортном городке? Родители от безысходности спиваются, дети идут воровать»
Да неужто в душе бывшей учительницы не закипала обида на этих мальчишек? Ведь у самой было нелегкое детство. Отца репрессировали за то, что семья его считалась зажиточной. Соловки, Беломорканал -- как он все это выдержал? Константиновка в Донецкой области, где отец работал «на химии», уже казалась чуть не раем. В Белоруссию ему после освобождения не разрешили вернуться, и они с женой поселились в селе Владиславовка Кировского района в Крыму. Там и родилась Валентина Сергеевна. А всего в семье было четверо детей.
Чтобы выжить, Валя, как младшая, ходила с матерью просить Христа ради. Она и сегодня помнит, как приговаривала: «Тетя, дайте али кукурузы али пшена». В школу после войны ходили кто в чем: Валина сестра в немецкой шинели, брат -- в латаных брюках… Но отец говорил: «Я болен, беден, и вам трудно придется. Если будете плохо учиться, вам скажут: «Вот кулацкое отродье!» Поэтому старайтесь». И они старались. Валентина окончила педагогический институт. И так хотела быть учительницей, что скрыла свой порок сердца.
Нелегко складывалась и судьба Алексея Прокопьевича. Тоже сын репрессированного, он окончил военное училище, служил. Но при исполнении одного из заданий был ранен, и пришлось ему менять профессию. Закончил университет и до недавнего времени преподавал труд в той самой партенитской школе, где учились поджигатели.
-- Уж как непросто нам с мужем было выбиваться в люди из нищеты, нося на себе клеймо детей врагов народа, а ведь не пошли воровать, -- говорит Валентина Сергеевна, но тут же делает поправку на время. -- Правда, перед нашими глазами не шастали на «мерседесах», а по телевизору не показывали, как эти «мерседесы» угоняют. Нас учили трудиться. А где трудиться мальчишкам в курортном Партените? Да и родителям их негде. На шесть тысяч жителей один санаторий и несколько кафе, которые в полную силу работают лишь в сезон. Родители от безысходности спиваются, дети идут воровать.
Поэтому когда я узнала, кто поджег наши вагончики, то сначала очень разозлилась. Потом написала легенду «Старик и вор» -- туда вся горечь и вылилась. А увидев, как в зале суда ребятам надели наручники, не смогла удержать слез. Так от Алушты до самого дома и проплакала…
Злоумышленникам дали от одного года до трех. Но за решетку попала не вся группа. Кому не исполнилось 16, тех оставили на свободе. Я пыталась с ними встретиться, но в школе их в тот день не было, а дома… Открывший мне дверь отец Никиты плохо понимал, чего я от него хочу. На усеянном крошками столе высилась недопитая бутылка, в тарелке стыла недоеденная похлебка -- мужчина торопился к ним вернуться, и ему, похоже, не было никакого дела, где «шляется» его отпрыск. А если вновь отправился на огороды? «Ну и что?» -- был ответ.
Справка. За различные правонарушения в органы внутренних дел Украины ежегодно доставляется не менее 80 тысяч несовершеннолетних.
Зато общественность начеку. Выходя из дома Валентины Сергеевны, я услышала, как из окна многоэтажки вырвалось: «Выродки!» И покатилось по петляющей между домами улочке. Стайка аккуратненьких третьеклассников с рюкзачками, как по команде, обернулась на голос: ну да, это им -- за то, что подожгли кучу листьев во дворе. Мгновение -- и ребятишки исчезли за ближайшим домом, а им вдогонку неслось: «Сегодня мусор поджигаете, а завтра?.. » Но за то, что будет завтра, разве с них, детей, спрос?
538Читайте нас у Facebook
