На концерте в кремле леонид утесов по просьбе сталина исполнил запрещенные тогда песни «мурка», «гоп-со-смыком», «с одесского кичмана»
Наверное, в XX веке ни в одной стране мира не было создано столько замечательных песен, как в Советском Союзе, и в то же время ни в какой другой стране не было таких гонений на эти песни. «Джон Грей», «Кирпичики», «У самовара я и моя Маша», «Бублички», «Гоп-со-смыком», «С одесского кичмана», «Шаланды, полные кефали», «Мандолина, гитара и бас», «Враги сожгли родную хату», «Три года ты мне снилась», «Мишка», «Мой Вася», «Ландыши», «Тишина», «14 минут до старта», «День Победы» -- вот далеко не полный перечень до сих пор не утративших своей популярности песен, запрещенных чиновниками от культуры и партийными идеологами. К этому перечню можно добавить огромный пласт так называемых блатных, лагерных, бытовых песен, которым на многие годы был заказан путь к исполнению… Кстати, недавно в московском издательстве «Современная музыка» вышел сборник «Запрещенные песни».
Главрепертком боролся с не только с «цыганщиной», но и с песней «нового быта»
В середине 20-х годов при Народном комиссариате просвещения была создана Главная репертуарная комиссия -- Главрепертком, который начал бескомпромиссную борьбу за искоренение популярных в народе песен, в том числе «шантанно-фокстротную музыку», «цыганщину», «жестокие» романсы. Не пощадили даже пользовавшиеся огромной популярностью песни «нового быта» «Кирпичики», «Манькин поселок», «Шахта N 3». Не повезло и шлягеру тех лет «Джону Грею» с новым текстом, в котором «испанец-красавец с силою Геркулеса» превратился в профсоюзного лидера.
К концу 20-х годов головная боль у Главреперткома от «цыгано-фокстротчины», казалось утихла, и тут появился Леонид Утесов со своим теа-джазом, на премьерном концерте которого прозвучали две песни, «Гоп-со-смыком» и «С одесского кичмана», из широко известной тогда пьесы Мамонтова «Республика на колесах». Эти блатные песни с незатейливыми легко запоминающимися мелодиями и текстами, исполненные хрипловатым голосом Утесова, приобрели огромную популярность. Вскоре к вышеназванным песням добавилась душещипательная «Бублички», а затем «Лимончики». «У самовара», «Джаз-болельщик» и «У окошка» -- ловко закамуфлированная с помощью текста В. Лебедева-Кумача мелодия шедевра блатной лирики «Мурки». Эти записанные Утесовым на пластинки песни пользовались просто сумасшедшим спросом.
Чаша терпения руководителя Главреперткома Керженцева, не так давно разогнавшего новаторский театр В. Мейерхольда, переполнилась, и он издал грозный циркуляр, предписывающий соответствующим организациям прекратить тиражирование этих пластинок, оставшиеся из продажи изъять, а самому Утесову строго-настрого приказал снять эти песни из своего репертуара. На этом история с запретом утесовских песен не закончилась. Вот что через много лет рассказывал Леонид Осипович искусствоведу Леониду Марягину: «До войны было принято гулять по Кузнецкому. И вот иду я как-то днем от Неглинной -- снизу вверх, а сверху вниз по противоположному тротуару идет Керженцев. Увидев меня, остановился и сделал пальчиком. Зовет. Я подошел. «Слушайте, Утесов, -- говорит он, -- мне доложили, что вы опять вопреки моему запрету исполняли «Лимончики», «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком». Вы играете с огнем! Если еще раз узнаю о вашем своеволии -- вы лишитесь возможности выступать. А может быть, и не только этого». И пошел вальяжно сверху вниз по Кузнецкому.
На следующий день мы работали в сборном концерте в Кремле, в честь выпуска одной из военных академий. Ну, сыграли фокстрот «Над волнами», спел я «Полюшко-поле». Занавес закрылся, на просцениуме Качалов читает «Птицу-тройку», мои ребята собирают инструменты… Тут ко мне подходит распорядитель в полувоенной форме и говорит: «Задержитесь. И исполните «Лимончики», «Кичман», «Гоп со смыком» и «Мурку». Я только руками развел: «Мне это петь запрещено». «Сам просил», -- говорит распорядитель и показывает пальцем через плечо в зал. Я посмотрел в дырку занавеса -- в зале действительно сидит Сталин.
Мы вернулись на сцену, выдали все по полной программе, курсанты в восторге, сам усатый тоже ручку к ручке приложил.
Вечером снова гуляю по Кузнецкому. Снизу вверх. А навстречу мне -- сверху вниз -- Керженцев. Я не дожидаясь, когда подзовет, сам подхожу и говорю, что не выполнил его приказа и исполнил сегодня то, что он запретил. Керженцев побелел: «Что значит не выполнили, как вы исполнили, если я запретил?»
-- Не мог отказать просьбе зрителя, -- так уныло, виновато ответил я.
-- Какому такому зрителю вы не могли отказать, если я запретил?
-- Сталину, -- говорю.
Керженцев развернулся и быстро-быстро снизу вверх засеменил по Кузнецкому».
Песни Вадима Козина пользовались успехом у партийной верхушки
А вот с «цыганщиной» Главрепертком так и не справился. В этом жанре работали очень талантливые исполнители (В. Козин, Т. Церетели, К. Джапаридзе, И. Юрьева, Е. Юровская, М. Наровская), их выступления пользовались большим успехом не только у массового слушателя, но и у партийно-государственной верхушки, а пластинки с записями их песен и романсов пользовались большим спросом у населения.
Ныне здравствующий Никита Владимирович Богословский с запретительством столкнулся на заре своей популярности, когда дебютировал в 1937 году в кино великолепной музыкой к фильму «Остров сокровищ». Там прозвучали три песни с легко запоминающимися мелодиями и текстами В. Лебедева-Кумача, и их сразу запела вся страна. Две из них, «Песенка Дженни» и «Бей, барабан», появились вскоре в нотных изданиях и грамзаписи, а вот третья, «Песня пиратов», принесла молодому композитору массу неприятностей. Дело в том, что ее взяла «на вооружение» самая негативная прослойка советского общества -- любители зеленого змия. Прекрасно сознавая, что алкоголь -- один из главных врагов построения социалистического общества, власти разными методами боролись с этим недугом, и вдруг появляется нечто вроде гимна любителей спиртного. Эту песню нередко можно было услышать и вечером от горланящего ее на улице хорошо поддавшего гуляки.
Следующее запретительство на песню Богословского последовало после того, как в 1943 году появился с его музыкой фильм «Два бойца». В нем прозвучало три песни, две из которых -- «Шаланды, полные кефали» и «Темная ночь» -- сразу же стали очень популярными. И тут многие коллеги Богословского, работавшие в песенном жанре, обратились в соответствующие органы, и на песню было наложено табу: Бернесу, из репертуара ее исключить, тиражирование пластинок с ее записью прекратить, в радиоэфир не пущать. И даже когда наступила хрущевская «оттепель», вновь зазвучали многие запрещенные песни и появились пластинки с песнями Бернеса, на пластинке в вместе с «Темной ночью» были не «Шаланды», а другая песня Богословского и Бернеса, «Спят курганы темные», которая в годы войны была запрещена.
Едва закончилась война, как Никите Богословского вновь не повезло. 4 сентября 1946 года все газеты страны опубликовали «историческое» постановление ЦК ВКП(б) о второй серии фильма «Большая жизнь». В нем жесточайшей критике, равносильной запрету, подвергался фильм «за искажение советской действительности». В постановлении громили и драматургию, и режиссуру, и игру актеров, и музыку Богословского, вернее, песни, «проникнутые кабацкой меланхолией и чуждые советским людям». Речь шла о песнях «Три года ты мне снилась» и «Наша любовь» (»Звезды над лесом темным… ») Лишь через десять лет с песней «Три года ты мне снилась» Бернес познакомил миллионы поклонников песенного искусства, а вот «Наша любовь» так в репертуаре Марка Наумовича и не появилась.
Кто не знает замечательную песню М. Блантера и М. Исаковского «Враги сожгли родную хату»? Но, вероятно, мало кому известно, что из-за запрета авторы песни познакомили с ней массового слушателя лишь через 15(!) лет после ее сочинения. Летом 1945 года они принесли ее на радио, редакторам она очень понравилась, и вскоре прозвучала в исполнении певца Владимира Нечаева. После этого она на долгие годы исчезла из эфира. Причину ее запрета Михаил Исаковский впоследствии объяснял так: «Редакторы почему-то были убеждены, что Победа исключает трагические песни, будто война не принесла народу ужасного горя. Это был какой-то психоз, наваждение. В общем-то, неплохие люди, они, не сговариваясь, шарахнулись от песни. Был один даже -- прослушал, заплакал, вытер слезы и сказал: «Нет, мы не можем… »
После этого Блантер спрятал песню в архив и вряд ли бы к ней возвратился, если бы не случайная встреча летом 1960 года с М. Бернесом, который искал новую песню для гала-представления «Вас приглашают звезды». Тогда композитор и предложил ее Бернесу. Певец сразу понял, что «Враги сожгли родную хату» -- его песня, и исполнил ее с огромным успехом на концерте…
1920Читайте нас у Facebook
