Жена знаменитого украинского писателя-фантаста валентина бердник-сокоринская: «я продолжаю верить, что к олесю павловичу еще вернется речь и он поведает миру очень важную информацию… »
Полтора года назад «ФАКТЫ» сообщали, что писатель Олег Бердник после третьего инсульта поведал родным точную дату своей смерти. Бог милостив -- она не наступает… За Олесем Павловичем продолжает ухаживать его жена и самый близкий друг Валентина Бердник-Сокоринская. Удивительно, но даже сейчас эта женщина считает себя счастливой.
«Тяжело мне будет только без Олеся»
-- Валентина Сергеевна, глядя на вас, не скажешь, что вы вот уже пять лет подряд ухаживаете за тяжелобольным человеком.
-- После ваших слов мне вспомнился такой эпизод. В загсе женщина, регистрирующая наш брак, как водится, обратилась: «А теперь можете поздравить друг друга. Олесь Павлович поцеловал меня в лоб и так грустно сказал: «Тебе будет со мной тяжело». Так оно и получилось: тюрьмы, преследования, обыски, аресты… Но вспоминая ту его фразу, я настраивала себя на то, что может быть еще тяжелей, хотя в глубине души всегда ощущала, что тяжело мне будет только без Олеся…
Он и сейчас очень красивый: просветленное лицо, роскошные волосы, борода, которую я систематически подстригаю и расчесываю. Правда очень похудел -- до болезни весил 120 килограммов, а сейчас только 80. Но у него и румянец на щеках есть. И самое главное: от него исходит глубокое чувство любви, нежности.
-- С Олесем Павловичем вы общаетесь одними взглядами?
-- К счастью, у него и руки работают, поэтому он жестами объясняет мне свое отношение к услышанной информации. Дело в том, что я ему постоянно читаю. И он, бывает, просит меня повторить ту или иную фразу. По выражению его лица, а особенно глаз, я четко улавливаю его отношение к обсуждаемому предмету.
-- Интересно, а как Олесь Павлович отреагировал на американскую трагедию?
-- Когда я ему прочитала газетное сообщение, он долго смотрел на меня печальными глазами, а потом только покачал головой: мол, люди-люди, что вы натворили… Кстати, недавно мы просматривали его лекции, которые Олесь Павлович читал примерно десять лет назад в школе астросталкеров. Так вот в конце одной такой лекции из зала прозвучал вопрос о возможности третьей мировой войны. Бердник точно назвал место теперешних событий.
-- Вы одновременно и медсестра для Олеся Павловича, и близкая по духу подруга…
-- А я так приучена: какая специальность нужна, -- такую осваиваю. Когда нам с Олесем Павловичем надо было строить дом, мы его строили. Когда пришло время делать гобелены, мы трудились над ними. Книги писать? Писали. А теперь вот настало время работать медсестрой. Я и работаю. Недавно к нам приходили очень хорошие врачи из центра реабилитации Семена Глузмана. Остались довольны увиденным, а в конце спросили меня: « Если бы можно было сотворить чудо, что бы вы выбрали: чтобы муж стал ходить, продолжить жизнь… » В ту минуту я поняла, что для меня важно другое: я продолжаю верить, что к Олесю Павловичу вернется речь, и он хотя бы перед своим уходом поведает миру какую-то очень важную информацию. Ведь часто случается, что перед смертью слепые хоть на мгновение прозревают, а глухие начинают слышать.
«Он ставил печатную машинку на колени -- вот и весь его письменный стол»
-- Скажите, Олесь Павлович заботился о вас и о детях, как это принято в традиционных семьях?
-- Слава Богу, традиционно этот вопрос никогда не стоял. Ведь Олесь Павлович никогда не жил для себя. Сейчас многие удивляются тому, что Бердник написал множество своих книг, даже не имея письменного стола. Дело в том, что в год нашего переезда в село Гребни на берегу Днепра его как одного из организаторов и членов Украинской (Гельсинской спилки) сразу же арестовали. А когда через пять лет мой диссидент вернулся из тюрьмы, я уже и огород сама завела, и хату немного в порядок привела. А он, как и следовало того ожидать, не за быт наш взялся, а за книги. Обычно вставал в шесть часов утра, не завтракая закрывался в своей крошечной, как купе вагона комнатушке: полочка с записными книжками да кровать. Места для стола там нет… Помню шила я ему куртку (для крупного Олеся трудно было найти одежду в магазине), а он просил меня, чтобы в ней обязательно было восемь карманов: четыре внутренних и столько же внешних. В каждом из них Олесь носил записные книжки по своим восьми романам, над которыми трудился одновременно. И я часто смеялась, когда случайно слышала от людей, что Бердник, мол, такой толстый стал… Так вот, Олесь привык ставить печатную машинку на колени -- вот и весь его стол. За шесть часов успевал напечатать двадцать страниц готового текста. Помню, когда выполнит свою норму, вылазит из кабинета как чумной (двери там невысокие, во весь рост он не мог стоять), а глаза сияют. И я уже до самого вечера кормлю его: двадцать страниц научной фантастики -- это не шуточки, очень много энергии забирают. За столом Олесь читал мне написанное. Случалось, что текст мне не нравился, и я открыто об этом говорила.
-- Олесь Павлович обижался?
-- Естественно. Иногда случались целые баталии. Что говорить, всякое бывало.
-- Не представляю, как он мог помогать вам в огороде…
-- А он почти и не помогал. И я совершенно на него за это не сердилась. Как ему наклоняться к лопате, имея два метра роста! Лишь однажды был случай, когда он честно, в прямом смысле слова, отпахал на огороде. Как раз с деньгами было очень трудно -- купоны тогда ходили, которых ни на что не хватало. Из-за безденежья мы не могли нанять трактор, чтобы вспахать огород, когда подошло время подготовить его под картошку. Взяли у соседей плуг, Бердник впрягся в него, а я сзади плугом управляла…
-- Но сам огород, особенно в пору, когда он цветет и наливается плодами, Олесь Павлович наверняка любил.
-- Еще как любил! Он всегда вставал раньше меня и сразу же шел в огород. И когда наступало время бахчевых, Олесь Павлович брал там арбуз или дыньку, разрезал их прямо на месте и смаковал. Он любил все есть с грядки, каждый цветок любил потрогать руками. Дверь его кабинета выходит прямо в огород. Похоже, что там Олесь Павлович черпал энергию для написания книг. А сейчас наш сын Данко по утрам делает то же самое, что раньше делал отец. Я готовлю завтрак, а он в это время бродит по огороду. А потом несет к столу то ли дыньку, то ли помидор. Ну как не будешь за тем огородом ухаживать…
«У нас все о'кей»
-- А Олесь Павлович сейчас реагирует на еду? Есть ли у него какое-нибудь любимое блюдо? Может ли он в теперешнем состоянии хоть кусочек мяса съесть?
-- Чего-чего, а мяса совсем не ест -- организм не принимает. Он ведь на протяжении сорока лет не брал в рот мясной пищи. А в остальном, как и прежде, непривередлив. Любит молочные продукты, борщи. Я его с ложки кормлю. И он обязательно после еды целует мне руку. А еще любит конфеты, виноград, хотя эти деликатесы редко бывают в нашем доме. Но в день получения пенсии -- обязательно. Когда я одеваюсь, чтобы идти за деньгами, говорю Олесю: «Сегодня у нас праздник». Он обязательно улыбнется, поднимет большой палец руки вверх: мол, у нас все «о'кей».
-- И какие же конфеты любит Олесь Павлович?
-- Больше других ему нравится «Южная ночь». Когда я даю ему конфеты, то обязательно говорю: «От Кабана». В нашей семье это означает примерно то же, что в других семьях «от зайчика». Дело в том, что когда наш сын был маленьким и я впервые прочитала ему сказку про рукавичку, он страшно испугался самого слова «кабан». И дабы успокоить малыша, Олесь Павлович однажды приготовил сюрприз: купил ему большую детскую машинку, поставил ее во дворе и говорит Данко: «Ты бы видел, что тебе Кабан передал! Я возвращался домой и в долине встретил его. Кабан мне сказал, что очень тебя любит и подарил машину». С тех пор наш сын перестал бояться Кабана, а этот символ из неприятного превратился в положительный.
-- Но с болезнью Олеся Павловича наверняка не стало той атмосферы тепла и уюта, которую он создавал прежде?
-- Все это, к счастью, сохраняется. Олесь Павлович, как царь, лежит на огромной кровати. Мы ему купили ортопедический матрас фирмы «Венетто» размером 210 на 180. Его кровать, что целый дом. Когда у меня есть время, я, надеваю пижаму и прихожу к нему. Мы читаем, общаемся. В такие минуты я совершенно не чувствую, что Олесь больной человек. Иногда дети и кошка тоже запрыгивают к нему на кровать.
-- Олесь Павлович часто улыбается?
-- Довольно часто. Особенно он радуется, если к нему кто-то заходит. Когда он чувствует себя одиноким, свистит.
-- Не понимаю, как может свистеть человек в таком состоянии.
-- Я ему специально купила свисток, чтобы разрабатывал легкие. Свистеть в него вовсе несложно. До этого были надувные шарики. Он попробовал надувать их и сразу обиделся -- Олесю показалось, что я хочу из него клоуна сделать. Потом пришла мысль о свистке. Это оказалось очень удобным: в любой момент меня можно позвать. Да к тому же, это упражнение тоже хорошо тренирует легкие. Женщины в Гребнях, заслышав знакомый свист, говорят мне: «Валя, спеши! Твой «милиционер» уже свистит»…
430Читайте нас у Facebook
