Клара новикова пела на сцене карнеги-холла «тетя соня, вас любит наша улица… »
Клару Новикову не приняли в Киевский театральный институт, зато она с успехом закончила цирковое училище. Опять же в Киеве. С нашим городом у Клары Борисовны связаны детские воспоминания, переживания первого выхода на сцену и… успех. Правда, настоящее признание пришло к Новиковой в Москве. Теперь же тетю Соню знают не только в странах бывшего Союза, но и далеко за его пределами.
Не так давно в Москве издательством «Эксмо-пресс» была выпущена биографическая книга Клары Новиковой «Моя история». Ее тираж в 10 тысяч экземпляров разошелся за пару дней. Говорят, готовится переиздание этой книги.
О концерте в Карнеги-холле
Михаилу Михайловичу Жванецкому в тот год исполнилось шестьдесят, и его поклонники в Штатах ждали встречи с ним в Карнеги-холле. Участвовать в юбилейном концерте Жванецкий пригласил меня, Карцева и Спивакова, который прилетел в Нью-Йорк из Испании.
В четыре часа в день концерта мы пришли на репетицию. Огромный, почти на две тысячи мест зал. Множество ярусов. И голая -- без кулис -- сцена, выход на нее из двух дверей. Дверь, из которой предстояло мне выходить, была закрыта. Я попросила рабочего сцены открыть ее, но он сказал, что всему свое время -- у него еще много дел не сделано. Рабочие тщательно, буквально сантиметрами вымеряли сцену, чтобы поставить, где мы указали, микрофон и рояль. Потом попросили нас спуститься в зал и принялись опускать задник, на котором был изображен Жванецкий со своим портфельчиком. Потом мы ждали, когда рабочие чай попьют -- их права профсоюз охраняет, -- и времени на репетицию осталось крайне мало. А в последний момент рабочий открыл наконец мою дверь и, взяв меня за руку, провел к этой двери за сценой. Нашему дай на бутылку, он давно бы гораздо быстрее все сделал.
Никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах я в зрительный зал до своего выхода не смотрю. Боюсь этого. Но тут мне уж очень интересно было, что за люди на наш концерт пришли. Я знала, что многие прилетели из других городов Америки. И, приоткрыв свою дверь, заглянула в зал и увидела людей в дорогих одеждах, с бриллиантами. А какая-то женщина с первых рядов, что ужасно смешно было, кричала, задрав голову: «Фира, иди сюда -- тут свободное место». Это место стоило сто пятьдесят долларов, а там, на ярусе, -- сорок…
В первом отделении работали я и Карцев, а второе начинал Спиваков и в завершение выходил Жванецкий.
Я сделала монолог тети Сони и, ободренная успехом, запела. Мне Лора Квинт такую песенку написала: «Тетя Соня, вас любит наша улица… » Когда вторую песенку, про Бенину маму, пела, невольно подумала: «Какая наглость, могу сказать теперь, что я на сцене Карнеги-холла пела!..
«Вы хотите меня смутить, а я -- вас… »
Влад Листьев не скрывал, что идею передачи «Час пик» он позаимствовал у американского телекомментатора Ларри Кинга. А когда я была в Штатах, то видела Ларри Кинга на телеэкране и убедилась, что Листьев позаимствовал у него и подтяжки.
И, получив приглашение в «Час пик», я вспомнила, что как раз из Штатов привезла подтяжки, но муж их не носит. Направляясь в «Останкино», надела эти подтяжки, а сверху пиджачок, чтобы до поры до времени они не обнаружились.
Влад вошел в студию, его попудрили, и мы сели за стол. Он быстренько пробежал свое досье, в котором были собраны различные мои высказывания. Но мало ли я где чего говорила…
Он обращается ко мне: «А вот вы тогда-то сказали… »
Я отвечала что-то. И в какой-то момент смутилась было, зажалась, но не могла же я допустить, чтобы телезрители это увидели, и сказала Владу: «Вы меня хотите смутить, а я -- вас… » И распахнула свой пиджачок…
Неожиданность сработала -- он хохотал. А режиссер мне палец показывал -- во, класс! Это было уже в конце разговора, и, когда передача закончилась, я ожидала, что он как-то прокомментирует мой трюк. Но он уделил мне ровно столько внимания, сколько требовало эфирное время.
О вооруженном ограблении…
Это произошло в Чайковском, городе в Пермской области, где через несколько дней после Нового года я давала сольный концерт, собираясь к Рождеству возвратиться домой. И часа за два до начала концерта зашла в местный универмаг, который стоял как раз напротив Дома культуры. На втором этаже в ювелирном киоске рядом с каким-то золотом, бриллиантиками лежали всякие поделки из селюнита, лунного камня: маленькие ежики, пепельнички… Вот, думаю, замечательно -- накуплю всем подарков из натурального камня.
И стою у витрины. Примеряю пока колечки -- одно, другое. И Аркадич (мой первый директор, Юрий Аркадьевич Фурманов) рядом стоит. Все основные деньги, как всегда, у него. Я так и называла его: Кошелек на ногах. Так вот и Кошелек рядом со мной. А рядом с ним женщина с картонкой в руке, а на картонке тортик-полено. Такой тортик назывался «Сказка». На нем цветочки, грибочки из крема.
Вдруг крик сзади: «На пол! Вооруженное ограбление!»
И разбитая витрина… И крик отшатнувшейся девушки-продавщицы… Но что на самом деле происходит, по-прежнему не понимаю. Аркадич тянет меня за полу шубы: «Пойдем. Пойдем».
Он тянет меня от витрины, но я говорю: «Погоди. Что значит пойдем? У меня колечко на руке. Я не рассчиталась… » Но уже не чувствую руку Аркадича. Он не стоит уже рядом со мной. Как и та женщина, которая руку с тортом, чтобы никого не измазать кремом, чуть в стороне держала. Гляжу, Аркадич на полу лежит. Я ему: «Ты чего разлегся?»
Он открывает рот, но ничего сказать не может. Совсем как рыба -- лишь открывает рот беззвучно… Осматриваюсь наконец, вижу, в дверях мужик стоит. Лицо капроновым чулком затянуто, в руке -- пистолет. И те трое, что с ним, тоже с лицами в чулке и с пистолетами. Мужчину в камуфляжной форме, пожилого, они ногами бьют… Боже мой, что делать? У меня сумка, а в сумке -- ключи от квартиры, паспорта, валюта какая-то… И я так тихонечко, тихонечко иду вдоль стенки и останавливаюсь около киоска с видеофильмами. Может, за киоск, соображаю, сумку забросить. Нет, заметят, пожалуй, а меня из шубы вытряхнут. И ощутила вдруг дуло пистолета, приставленного к шее… «На пол!»
Я так и осела. Не легла, а осела и наблюдаю, что происходит. Все плашмя лежат, а то, что на витрине было, грабители в полотняный мешок сгребают. Тортик той женщины размазан по полу, а грибочки к киоску прилипли. Что будет теперь? Кто знает, может, стрелять будут? Но они очень быстро мешок свой наполнили и, приказав лежать, торопливо вышли. А когда они вышли, все встали, словно только что лежали на траве, отдыхали у речки. Отряхнулись и безмолвно стоят. Лишь девочка из киоска плачет, безутешно плачет. Все, что на прилавке было, они смели. Лишь серебряное колечко осталось, которое я мерила, -- у меня на пальце.
Когда мы с Аркадичем вышли, у дверей универмага уже стояли милиционеры с собаками, но грабителей и след простыл. Сходила в милицию, дала какие-то показания, а когда из милиции вышла, увидела, что люди уже идут на концерт. В клуб пришла в таком состоянии, что Лиля, мой костюмер, воскликнула: «Клара Борисовна, вы такая белая. Может, вам чайку? Вы ходили, вы замерзли… »
«Коньяку», -- говорю. Принесли «Метаксу». Выпила. Уняла дрожь в руках. Выхожу на сцену и говорю: «Я только что попала в вооруженное ограбление… » В зале хохот. Я не могла представить, что зрители, которые видели, когда шли на концерт, что около универмага стояли милиционеры с собаками, ничего не знают о том, что случилось только что у них в городе, не сразу поняла, как их веселит, что я начинаю концерт с такого монолога. За всю историю города, как мне сказали, не случалось ничего подобного, что грабители явно пришлые, откуда-то сбежавшие. Года через три я как свидетель получила уведомление, что они пойманы.
На следующий день сижу в гостинице и вдруг слышу по радио сообщение центрального информационного агентства о том, что Клара Новикова, будучи на гастролях в городе Чайковский, попала в вооруженное ограбление. Я испугалась, что и мама сейчас это слышит и что с ней уже истерика. Звоню в Киев: «Мамуля, вот только что передали, что я попала в вооруженное ограбление. Но со мной ничего не произошло. Вот видишь, я тебе звоню». -- «Какое вооруженное ограбление, Клара? Куда ты попала?»
Едва успокоила маму. Прошло какое-то время, и я поехала на гастроли в Германию. Закончился мой концерт в Берлине, совершенно триумфально закончился, и мне звонит Галя Базаркина (пародистка, она вышла замуж за бизнесмена и теперь живет в Германии) и говорит: «Клара, я тебя хочу повезти в один дом. Там тебя ждут, умоляют приехать. Такой стол приготовили».
Когда пришла, обалдела -- за столом столько баб. И бабы богатые собрались, там и там дома у них. А хозяйка, которая устроила этот прием, -- мама одного нашего бизнесмена, который не терялся тогда в Берлине, как и в Москве сейчас, впрочем.
«Расскажи что-нибудь». -- «Разве я сюда рассказывать пришла?» -- «Они собрались, чтобы тебя послушать. Ну расскажи что-нибудь, я тебя умоляю. Помнишь, у тебя было какое-то вооруженное ограбление -- в газетах об этом писали. Расскажи, что было».
И я рассказала, как страшно было: лица в чулках, пистолеты… И как на пол всех укладывали… И ту женщину вспомнила -- как торт, который был у нее в руке, размазался… Заканчиваю. И хозяйка спрашивает меня: «Кларочка, скажите, пожалуйста, а почему в России коробочки для торта не делают?»
О гастролях с Ефимом Шифриным в США
Был уже поздний вечер, когда концерт в Нью-Йорке закончился -- в тот год, в начале девяностых, мы с Фимой Шифриным гастролировали в Штатах, -- и на следующий день нам предстояло выступать в Филадельфии, но Нечаев, партнер нашего продюсера, повез нас в Брайтон в ресторан к некоему Лене, одесситу. Когда мы вошли в ресторан, музыканты уже зачехлили свои инструменты. Мы сели за столик, сделали заказ. Леня, хозяин, подсел к нам -- таким милым человеком оказался.
И вдруг такая картина -- дверь ударом ноги распахивается, колокольчики динь-динь-динь, и входят пятеро. Впереди -- маленький, черный как смоль и весь в коже.
И Леня говорит: «Все. Кошмар! Ребята, я вас умоляю, никуда не уходите. Я вас умоляю». Явно заискивая, Леня представил нас тому, что весь в коже: «Вот это -- наши гости. Это -- Кларочка Новикова, тетя Соня из Одессы… »
«А, гости из Москвы… Блюдо клубники, -- распоряжается, -- шампанское, коньяк. И по двести долларов в конверт!»
Так распорядился за счет хозяина, и клубники нам, хотя зима была, большое блюдо тут же принесли, и какой-то дорогой, не помню уж, коньяк, и конверты с долларами. Жалко было Леню -- он так безропотно угождал этому типу. Пасет он, что ли, его ресторан, подумала.
Тут музыка заиграла, и он воскликнул: «Артисты, да? Танцевать!»
Танцуем мы с Фимой ламбаду, и я его спрашиваю: «Что это такое? И кто это такой?»
Когда мы возвратились за столик, Нечаев принялся убеждать нас: «Все, что они попросят… Иди с ним танцевать».
Оркестр вновь заиграл ламбаду, и он действительно пригласил меня танцевать. Танцуем. Он мне до подбородка, и у него на цепочке черные очки висят. «Могу померить очки?» -- спрашиваю. -- «Меряй». -- «Мне идет?» -- спрашиваю. -- «Класс». -- «Могу считать, что мне подарили их?» -- Не сразу, но говорит: «Бери». -- А я говорю: «Да, господи, я такое говно не ношу». Так веду себя, когда мне страшно -- ва-банк играю.
Он в шоке, но танцевать продолжает. А когда к столу подходим, спрашиваю: «Как тебя зовут?» -- «Кадик». -- «Как? Гадик? Что за имя такое -- Гадик?» -- «Кадик. Кадик», -- повторял, соображая, как себя вести с такой бабой.
Но когда за столом разгулялся, стал накалываться, я поднялась: «Все! Надоело! Я устала. Мы концерт отработали. Рано утром нам ехать в Филадельфию. И я должна здесь ублажать тебя? Я хочу спать».
Нечаева перекосило. А я пошла к выходу. Фима тоже поднялся и уже впереди меня тюкает. Кадик же этот словно не замечает, что мы уходим, -- выпивает по-прежнему со своими людьми, веселится…
Леня нас провожает, и в дверях мы возвращаем ему эти конверты с долларами. Делаем это незаметно, и он в свою очередь потихонечку, чтобы Кадик, не дай Бог, не увидел, смяв их, куда-то затыкивает.
Выходит наконец и Нечаев. Мы садимся в машину…
1230Читайте нас у Facebook
