Юрий гайсинский: «в деле гкчп фигурировали ныне действующие лица, в частности депутаты от компартии»
Когда нынешний прокурор Киева Юрий Гайсинский учился в школе, он увлекался театром и даже играл в школьном драмкружке героическую роль Опанаса из «Думы про Опанаса» Эдуарда Багрицкого. Роль героя, а иногда и героя-любовника, которую он и в жизни охотно бы сыграл, как шутит Юрий Александрович, всегда привлекали его. Ему нравилась свойственная актерам свобода в общении, умение понять другого человека. В старших классах у него даже была мысль о поступлении в театральный вуз. «Но потом, постепенно, я стал юристом», -- вспоминает он.
«Я сохранил свое лицо, уйдя в свое время из прокуратуры»
-- У вас это «я постепенно стал юристом» звучит, прямо как у Жириновского.
-- Обычно иронизируют по поводу его фразы «у меня мама русская, а отец -- юрист». Мне этого говорить не надо, потому что у меня и отец еврей, и мама еврейка. Правда, я с детства воспитывался во второй семье отца, где матерью для меня стала украинка -- Гайсинская Надежда Алексеевна, которая действительно была юристом. Она работала председателем районного суда в моем родном городе Полтаве. И она для меня родная.
-- То есть вы потомственный «юрист»… А кем вы себя ощущаете в душе -- адвокатом или прокурором? Все же у вас богатый опыт работы и тем, и другим. Защитник вы или нападающий?
-- Наверное, я все-таки больше прокурор. Но юрист. Я и стал учиться на юрфаке из-за обостренного чувства справедливости.
-- Справедливость и закон не всегда в паре ходят. Знаете поговорку: «Вас как судить, по закону или по справедливости?»
-- Чаще эти понятия совпадают. Хоть закон всегда балансирует «между». Например, как совместить закрепленное законом право народа на информацию и право человека на доброе имя, формализованное в законе в обязанность хранить тайну следствия!
-- В последние, не побоюсь этого слова, тяжелые для вас четыре года до назначения на нынешнюю должность вы чувствовали диктат этого самого права народа на информацию?
-- Мне в этом смысле повезло. Я сохранил свое лицо и, уйдя в свое время из прокуратуры публично, гласно, громко, шумно, все-таки чувствовал, что люди сомневались во всем том, в чем меня обвиняли… Я это чувствовал, как говорится, спинным мозгом. В общении с людьми в это время и по окончании моих депутатских полномочий я почти никогда не чувствовал плохого, «зневажливого» отношения ко мне. Это укрепляло мою уверенность в себе, что очень важно, особенно после выхода в свет книги Алексея Шеховцова «Антимафия в законе. » С публикацией этой книги я получил моральную сатисфакцию, необходимую для каждого нормального человека, которого оболгали. И главным лжецом был Григорий Омельченко.
-- Вы человек мстительный?
-- Нет, совершенно.
-- Не думали защитить свою честь и достоинство в суде?
-- Я обращался в Шевченковский суд и, безусловно, победил, но председатель суда принял совершенно незаконное решение, которое было проштамповано на коллегии городского суда.
-- А сейчас, в свете новых обстоятельства, когда проверка вашей деятельности закончена и Генпрокурор публично заявил о том, что перед законом вы чисты, а с должности заместителя Генерального были сняты незаконно, вы собираетесь получать сатисфакцию в суде?
-- Еще не вечер, я ничего не забыл… Вы задали вопрос: мстительный ли я? Я просто имею очень хорошую память, естественно, помню добро -- всегда. Но помню и зло. Впрочем, для меня это уже история.
-- А если Григорий Омельченко обратится к вам за помощью или защитой? Ему время от времени кто-то угрожает, он постоянно находится в ожидании покушения -- в основном перед выборами… Если он сообщит об угрозах в свой адрес, вы поможете?
-- Право человека на жизнь, на свободу передвижения -- священное право… Безусловно, я буду делать все, чтобы обеспечить его личную безопасность. Хотя в свое время он и на жену мою, и на мать, и на дочь беременную нападал. Как-то разговаривал я с дочкой, и она мне говорит: у него ведь тоже дети есть… Мне даже в голову не приходило, что у него есть дети, жена, родня, на которую можно нажать. Я сравниваю эту ситуацию с рингом: выходят два боксера на ринг, они должны драться по правилам. И вдруг, когда вы на ринге, бьют твою мать, твою дочь, твою жену -- и у тебя шансов на победу нет! Гришка не смог ничего сделать со мной и пошел по такому пути.
«Из моих подзащитных осуждены лишь единицы»
-- Из прокуроров в адвокаты уходят довольно часто, а вот из адвокатов в прокуроры… Я, например, только вас знаю. Обычно адвокат осведомлен о тайнах своих клиентов, которые в любой момент могут стать обвиняемыми, подозреваемыми. Это большое искушение -- использовать свои знания, адвокат еще и деньги получает от своих клиентов -- тоже, следовательно, связан. И как быть с этическими нормами, запрещающими адвокату когда-либо выступать против своего клиента?
-- Начну с того, что, учитывая мою высокую квалификацию, которую имел как юрист, как профессионал, у меня была возможность выбора клиентов. Хотя адвокат бывает и представителем по гражданским делам или по уголовным представляет интересы потерпевшего и тогда становится вторым прокурором -- это тоже надо учитывать. Из моих подзащитных осуждены лишь единицы, остальные не были осуждены и были полностью оправданы. Это обычная житейская проблема, нашим законом давно предусмотренная. В такой ситуации прокурор обязан взять самоотвод либо ему заявляется отвод в случае, если он имеет какую-то личную причастность к делу. Если бы это было не так, то прокурора, который не имел бы НИКАКИХ житейских связей, надо было бы с Луны к нам присылать. Во всех странах случаи, о которых вы говорили, расследуют другие лица, другие прокуратуры, специальные группы -- если это, допустим, прокурор самого высокого ранга. Надо мной есть Генеральный прокурор, который может это оформить, или же я сам могу самоотводом оформить -- достойно, этично, морально. Эти нормы намерен соблюдать неукоснительно.
-- Вернемся к конкретным клиентам. Были ли вы адвокатом, например, Игоря Ткаченко (говорят, его кличка Череп), которого не так давно как-то странно выпустили из СИЗО на подписку о невыезде?
-- Это абсолютная ложь -- о человеке по имени Игорь Ткаченко я узнал в прокуратуре, когда он был арестован, а потом освобожден. Я никогда его не видел и защитником его не был.
-- Я помню, вы защищали Мушко, руководителя «Украгротехсервиса», а сейчас в одном из своих интервью упоминаете это предприятие в числе тех, что брали кредиты под гарантии государства и деньги не вернули. Между вами что-то произошло?
-- Ничего не произошло. Я был личным защитником Мушко. И его в конце концов признали невиновным. Меня же в то время не только отстранили от защиты -- Генеральный прокурор Дацюк еще требовал лишить меня права заниматься адвокатской деятельностью. Я тогда ответил ему в прессе: «Давайте сделаем так: вы направьте запрос в Харьковский юридический институт с тем, чтобы узнать, как учился Дацюк и как учился я. Я окончил институт с красным дипломом, он же перебивался кое-как». Дело Мушко было прекращено по реабилитирующим обстоятельствам, то есть он был признан невиновным. А что касается «Украгротехсервиса» -- организации, где он работал (кажется, работает и сейчас), -- они взяли кредиты под гарантии украинского правительства и не вернули их. К тому же они одни из наиболее крупных должников уже не иностранных фирм или банков, а государства, то есть нас с вами! Потому что украинское правительство иных денег, кроме бюджетных, не имеет.
-- О каких суммах кредитов, не возвращенных этими фирмами, идет речь?
-- В общем не возвращено около 500 млн. долларов. Эта сумма вполне соответствует уровню тех кредитов, которые мы просим у международных финансовых организаций.
«Прокурор города -- фигура более чем самостоятельная»
-- Юрий Александрович, а как вы относитесь к киевской милиции, к ее профессиональному уровню? Прокуратура возбудила уголовное дело по факту злоупотреблений в Радянском РУВД. Противоположная сторона заявляет, что на злоупотребления жаловались с единственной целью -- прекратить проверки, которые осуществлялись в рамках уголовного дела и закона. Это, случайно, не объявление войны столичной милиции?
-- Я хорошо отношусь к милиции вообще и к киевской -- в частности. Потому что без этого государственного института функционирование нормального демократического государства было бы невозможно. Что же касается конкретного дела, все было так: к нам обратился с жалобой народный депутат Украины Мельничук. Чтобы получить объективную картину, мы начали проверку и поручили ее проведение прокуратуре Шевченковского района. В результате проверок подтвердилось все, сказанное Мельничуком. Возбудили уголовное дело. Начальник Радянского РУВД Школьный потребовал у проверяемой структуры деньги на ремонт чего-то там… Спонсорство, к сожалению, имеет место и от этого никуда не денешься. Но спонсорство -- дело добровольное. А он, говорят потерпевшие, ставил вопрос совсем иначе… Мы разбирались и пришли к выводу, что инициатор этого -- начальник милиции. Что нам делать? Я подписал письмо начальнику Киевской милиции Михаилу Корниенко с просьбой отстранить Школьного от должности, чтобы тот имел время приходить на очные ставки, другие следственные действия, -- пока как свидетель. Приводить начальника принудительным приводом -- это уже слишком! Я уважаю милицию.
-- Это первый ваш конфликт с милицией?
-- Первый. И сразу такой громкий!
-- Насколько прокурор города самостоятельная фигура?
-- По закону -- достаточно самостоятельная. Я могу принять любое решение по поводу всего, что происходит в столице Украины. Ее территория -- средоточие всех, без исключения, проблем украинского государства. Поэтому прокурор города -- более чем самостоятельная фигура. Только проявляй эту самостоятельность, если духу хватит! И квалификации!
-- Ваши отношения с Генеральным, похоже, проверены временем.
-- В 89-м я был кандидатом в депутаты Верховного Совета Союза и снял свою кандидатуру в пользу редактора журнала «Огонек» Виталия Коротича. У него 50 на 50 было, а за меня, как показывали соцопросы, готовы были проголосовать 30 процентов избирателей. Я считал, что у Коротича больше влияния, что он демократ. Ну, да ладно! Я сошел с дистанции и остался депутатом районного Совета в Харькове. И вот прокуратура решила меня снять, объявив, что я не соответствую занимаемой должности. Генеральный прокурор Союза Александр Яковлевич Сухарев не дал согласия на мое увольнение, и я остался работать. Меня вызывали сюда, в Киев, и на коллегии я познакомился с Михаилом Алексеевичем Потебенько. На следующий год, когда меня избрали депутатом Верховного Совета Украины, ко мне подошел тоже избранный Потебенько, пожал руку, поздравил и сказал: «Все, что было, забыли! Народ тебе доверил -- будем работать!» У нас были совершенно нормальные, честные отношения. Сильные! На уровне Генерального прокурору скорее нужна не квалификация (хотя она у Потебенько есть), а дух, сила, чтобы сказать: «Нет!» «Да» сказать легче, а вот «нет» -- ох, как тяжко! У него всегда духу хватало.
-- А у вас?
-- Думаю, что да. Не хватает пока дипломатических способностей, но я над этим работаю, стараюсь.
-- Чего, по-вашему, не хватает нашим прокурорам, представляющим обвинение в суде? Зарплаты, моральной заинтересованности? Ведь большинство дел в судах рассыпается оттого, что государственный обвинитель неубедителен. До суда дело кое-как доводят, а дальше что -- лень, отсутствие профессионализма?
-- Вы перечислили факторы и упустили один -- временные возможности прокурора готовиться…
-- К заседанию?
-- Конечно. Всегда говорю журналистам: я с симпатией к вам отношусь, но придите, посмотрите, как прокуроры и следователи работают. Ведь прокуроры и следователи -- не только прокуратура, но и милиция, налоговая милиция… Они перегружены.
-- Хороший адвокат тоже обычно перегружен.
-- Хорошему адвокату, каким бы он хорошим ни был, дается один обвиняемый или подсудимый, редко -- два. Суперредко -- три! Но это уже невероятные случаи. А по делу, случается, проходят 5--10 подсудимых -- и один прокурор… 5--10 адвокатов -- и один прокурор! По крупным делам. Те факторы, о которых вы сказали, конечно, имеют место. Надо думать, каково оптимальное количество прокуроров, и обеспечивать это количество.
«Своим возвращением в прокуратуру я обязан внуку»
-- Вы возглавляли следственную комиссию по ГКЧП. Это дело совсем похоронено?
-- Как вам сказать…
-- В деле фигурировало слишком много ныне действующих лиц?
-- Много, в частности депутатов -- особенно от Компартии. Не случайно, когда меня назначили на должность прокурора города, с протестом выступили Симоненко и Крючков. Ну и Омельченко, естественно! Я был председателем парламентской комиссии (тогда она называлась «Временная комиссия Президиума Верховного Совета»), созданной 26 августа 91-го года. Потом члены комиссии определились, проголосовали и были поддержаны в отношении к Компартии Украины Президиумом Верховного Совета. Этот Указ, как вы знаете, не отменен Верховным Советом, и Конституционный суд рассматривает это дело уже второй год. Возглавив комиссию, я еще не знал, что стану первым заместителем Генерального прокурора, а когда стал, надзор за следствием осуществлял не я, а другой заместитель -- Даниленко.
Я публично высказал сомнения в его организаторских способностях, после чего начались конфликты, в том числе и по делу ГКЧП. Например, в мае 92-го на страницах газеты вдруг появился текст постановления о прекращении дела в отношении ГКЧП, которое подписал Даниленко. Об этом не знали ни я, ни Генеральный прокурор. Стали выяснять, провели коллегию, продлили следствие и спустя полгода задним числом Шишкин (Генеральный прокурор), видимо, подвергшийся шантажу, вдруг говорит мне, человеку, ожидающему и требующему отмены постановления Даниленко: все уже отменено! По этому делу было принято и множество других сомнительных решений, и в итоге оно было прекращено за отсутствием состава преступления… 88 томов дела -- настоящий клад для историков, журналистов -- находятся в архивах Генеральной прокуратуры.
-- А как вашу опалу переживали родные, семья?
-- Очень тяжело. Особенно стыдно мне было перед внуком -- ему сейчас шесть лет. Я очень боялся, что он спросит меня: «Дед, ты что, преступник?» Так что своим возвращением в прокуратуру я обязан внуку.
1250Читайте нас у Facebook
