Создание армии начинается с Родины. Если ее нет, все остальное не имеет смысла
Бурлит поток руководящих решений отечественных политиков в духе «закидать подлого врага не умением, так численностью и ура-патриотизмом». Воссоздание массовой Национальной гвардии, а затем настойчивые предложения восстановить призыв — лишнее тому подтверждение. Что, ж значит пришло время поговорить об основах военного строительства. Да простят меня господа «генералы армии», массово расплодившиеся на просторах от Государственной службы охраны до таможни и прокуратуры и адмиралы в количестве, превышающем численность военных кораблей.
Страсть к всеобщему призыву от имени тех, кому «так послужить и не удалось»
Множество государственных мужей ныне проявляют пламенное желание вернуть всеобщий призыв. Для этих стратегов хотелось бы еще раз напомнить, что солдат — это не тот, кого одели в военную форму и дали в руки оружие, а тот, кто при этом имеет желание и способность сражаться. Текущие события раз за разом это подтверждают, но кроме постсоветских призывов «закрыть грудью амбразуру» ничего более разумного в ответ не происходит. Плюс подленькое желание, соответствующее духу времени: закрыть эту амбразуру не своей грудью. Подобная традиция просматривалась еще в поздний советский период, когда было популярным изречение: «Кадровый офицер — это человек, которого мы кормим в мирное время, чтобы в военное время он отправил нас на фронт». Только под него теперь подстроились еще и пламенные политики.
Для них на всякий случай напомним, что всеобщий призыв в начале советской истории решал отнюдь не мобилизационные вопросы. Он призван был обеспечить единство армии и народа. Этакая мысль о народной армии, в которой всеобщая воинская повинность одновременно является и «священным правом» и «почетной обязанностью» гражданина. К сожалению, вернуться к подобному «почетному единению» на сегодня нет никакой возможности. Государство совершенно не то. По этому поводу наши нынешние американские «собратья по оружию» давно пришли к единственно возможному и бесповоротному выводу: вопрос всеобщего призыва не решить до тех пор, пока в обществе стоит вопрос справедливости отношений. Американские экономисты пошли еще дальше и расценивают всеобщий призыв «как скрытый, несправедливый и далеко не всеобщий налог». За счет которого молодых людей принудительно вписывают в нерыночные отношения. Восполняя недоплаченную часть «пламенным патриотизмом».
Поэтому, когда схлынет сегодняшний «наказной патриотизм», давайте признаем честно: стратегия всеобщего призыва состоит в предоставлении дешевой рабочей силы для удовлетворения потребностей страны. Пока никто из ее сограждан не готов расплачиваться за это в открытую. Через свои налоги.
Причем покрывать потребности страны через всеобщий призыв — это еще исключительно дорогое и неэффективное удовольствие. Дорого восстанавливать только что сокращенную систему военкоматов. Которые вновь будут изображать бурную деятельность и ловить уклонистов. А параллельно содержать целую «армию» взяточников, позволяющих «откосить». Дорого оплачивать пустое время солдатам-срочникам. Дорого спонсировать комитеты солдатских матерей, забирающих из части пострадавших после принудительного воспитания «любви к родине» случайными сослуживцами, которых на темной улице обходишь десятой дорогой. Еще дороже содержать вооружение, которое не могут освоить непрофессионалы без технического образования и финансовой мотивации. И дорого потом вывозить все это с поля боя (пример — из Крыма) в разбитом и неработоспособном состоянии.
Тем не менее, рассуждения нынешних «лидеров» о создании и насыщении призывниками все новых и новых подразделений отдают уверенностью и непогрешимостью. Хотя многие из этих «старших начальников» (цитата из устава) давно не способны собрать (а уж тем более — удерживать) устойчивый мужской коллектив кроме как на условиях коммерческой выгоды. А тут вдруг о патриотизме. Чистом и неподкупном.
Провозгласить и собрать подразделение на этой основе можно. Но обеспечивать поддержание боеготовности — тяжкий труд. Все вот смеются, что в советское время солдаты подметали плац и красили бордюры. Однако в этом состоял не тайный коварный замысел подрыва армии, а банальная неспособность обеспечить повседневную «боевую работу». А дальше приходит понимание того, что все наиболее глупые и вредные мысли лезут подчиненному в голову во время того, как он шатается без дела. Поэтому давайте загрузим его хотя бы хозяйственными делами. Как бы чего не случилось. И нынешний «массовый призыв» по уровню реальной «боевой работы» не так далеко ушел. Вот только-только стихнет накал страстей, и все это проявится. Вернее, уже сейчас в полной мере проявляется на «блокпостах» и «баррикадах».
Поэтому на сегодня крайне важно остановиться на уровне патриотического добровольного призыва. Который покроет нужды текущей ситуации. А по мере увядания патриотического порыва следует замещать его порядочной профессиональной армией. И в этом состоит наше единственное объективное преимущество перед нынешним «вероятным противником» с Востока. Побеждать не числом, а умением. В противном случае с каждым новым призывом «закрыть грудью амбразуру» в сочетании с сомнительной порядочностью взаимных отношений в невоенных условиях мы все ближе приближаемся к выводу Карла Сэндберга — американского историка и публициста из времен, когда Америка еще находилась на распутье между всеобщим призывом и профессиональной армией: «Когда-нибудь объявят войну, и никто не придет».
Историческая традиция военной присяги
Теперь о той самой военной порядочности. Военная присяга — вроде как давняя историческая традиция. Которая по советским временам перешла в разряд «само собой разумеющейся». И даже по окончанию сомнительного «совка» мало кто задумался, какой же в этом моральный и юридический смысл. Особенно в условиях, если «родина» по нескольку раз изменилась.
Начнем с того, что в самом юридическом плане присяга не несет базовой нагрузки. Большинство государственных законов (разновидностью которых являются и военные уставы) повествуют о правах и обязанностях гражданина. То есть факта гражданства вполне достаточно, чтобы нагрузить обязанностями и привлечь к ответственности. Присяга — нечто иное. Это в меру торжественный и в меру публичный акт (при друзьях и товарищах) о верности моральным принципам и убеждениям.
При этом настоящая историческая традиция состоит в том, что к присяге на верность принято привлекать исключительно людей, обладающих честью и достоинством. Которые способны дать слово и за это ответить. Именно это «слово» они публично давали.
Состоявшийся молчаливый «демократический» переход к посылу о том, что все в наше время обладают честью и достоинством — это сомнительный аванс на будущее. Или побочный результат всеобщего советского призыва. Нам еще многое предстоит переосмыслить после нынешних крымских событий.
Хотя на самом деле ситуация «когда Отечество изменилось» случилась не впервые в нашей истории. Но даже когда «красные» привлекали в свои ряды «белых» офицеров в качестве военных специалистов, их не заставляли присягать на верность трудовому народу перед общим строем. От них требовали «дать слово» о верности дальнейшей службы. И дальше полагались на личное благородство. То есть на пересмотр морального императива о том, что присягают раз в жизни, никто не покушался. Возможно, приставляли «для верности» рядом комиссара. Однако привлекать к службе царских офицеров не брезговали. Даже после их возможного пребывания в отрядах Белой гвардии. Существовал официальный запрет на привлечение к службе только тех, кто вступил в ряды Белой гвардии непосредственно во время Гражданской войны. Считалось, что в этом случае они совершили свой выбор «по убеждению». Тех же, кто находился в действующей армии и до этого, вполне могла разбросать по разным лагерям естественная череда событий. И верность ранее данному слову в том числе. Это учитывалось.
Можно вспомнить о том, что в этот же период, когда в Австрийской империи было принято решение о создании национальных подразделений (в том числе — украинских сечевых стрельцов), им было разрешено присягать не австрийскому монарху, а «родному краю».
Можно вспомнить, что будущий герой Гражданской войны Тухачевский во время Первой мировой войны находился в немецком плену. И условия немецкого плена на то время «для людей чести» были вполне щадящими: пленным русским офицерам разрешалось выходить в город без охраны. Под личное обязательство о возвращении. Во время побега в революционную Россию Тухачевский с товарищем это обещание нарушили (формально расписавшись «по ошибке» друг за друга). Не очень благородно. Однако уважение к немецким порядкам Тухачевский сохранил. Что проявилось в доказанном (или не доказанном) заговоре против товарища Сталина «в сотрудничестве с немецкой властью» через двадцать лет после плена. Поскольку у товарища Сталина были уже несколько иные «революционные» представления о порядочности.
У многих наших современников еще на памяти показательные переприсяги «на верность украинскому народу» во время распада СССР. Но мало кто вспоминает, что по прошествии этой национальной эйфории офицеров, прибывавших в Украину для дальнейшего прохождения службы из других регионов бывшей необъятной Родины, никто к очередной показательной присяге не принуждал. Оно и понятно: все они когда-то присягали своему народу, частью которого на тот момент была и Украина. Но даже в эти юридические формальности никто не углублялся. Просто ставили в личное дело штамп «Принял присягу на верность украинскому народу» — и делу конец. Были бы на самом деле честь и достоинство. Но, к сожалению, к нынешнему моменту они существенно поисчерпались. И не в формальной присяге здесь дело. Кому именно в настоящий момент «переприсягали» в Крыму — каждому из участников подобного действа предстоит еще в душе разобраться…
…И это еще не все таинства отечественной военной ситуации. Многие таинства еще последуют. Если мы и дальше будем закидывать противника исключительно показным патриотизмом. Поэтому закончить хотелось бы изречением старого американского солдата времен их гражданской войны: «О Господи, если ты существуешь, спаси мою страну — если она заслуживает спасения». (1861 год).
4715Читайте нас у Facebook
