Дмитрий Сироштан: "Когда под Иловайском россияне расстреливали нашу колонну, я чудом даже ранения не получил"
— В ноябре в Киеве в Андреевской церкви уже демонстрировались вещи, которые мы нашли на месте боев под Иловайском, — рассказал «ФАКТАМ» на открытии в Национальном военно-историческом музее Украины (Дом офицеров) выставки «Герої не вмирають!» участник поисковых экспедиций Павел Нетесов. — Посмотреть экспозицию я пригласил бойцов добровольческого батальона «Миротворец». Один из них, увидев фотографию уничтоженного взрывом пикапа (джип с кузовом), сказал: «Это моя машина». Был уверен, что никто в том пикапе не выжил — уж очень сильно его разворотило взрывом. Представляете, как я был удивлен, когда узнал, что этот доброволец находился в машине и даже не был ранен! Его зовут Дмитрий Сироштан. Мужчина рассказал, как ехал в кузове, а затем его выбросило взрывной волной. По нашим фотографиям мы вычислили, что Дмитрий пролетел не менее 25 метров и оказался в соседней лесополосе. У него с рукава сорвало пристроченный нитками шеврон. Во время поисковой экспедиции мы нашли этот знак и привезли в Киев. Дмитрий сейчас должен сюда подойти, я вас с ним познакомлю.
*Павел Нетесов: «Этот подбитый российский танк мы сфотографировали под Иловайском. Там же нашли использованные гранатометы и другое оружие противника»
— Мы выходили из Иловайска большой сводной колонной, растянувшейся километров на пять, — говорит Дмитрий Сироштан. — В ней были шесть добровольческих батальонов — «Миротворец», «Херсон», «Донбасс», «Свитязь»… Там также находились остатки разбитых под Саур-Могилой воинских частей, в том числе 51-й бригады, на которую сейчас пытаются повесить всех собак за то, что она отступила. Я разговаривал с ребятами из 51-й. В ходе ожесточенных боев у них не осталось ни одного офицера. Несколько дней им на вертолетах доставляли патроны, еды почти не было… Когда закончились и боеприпасы, бойцы ушли. Около 400 человек из этой бригады пробились в Иловайск. Как только российская армия начала наступление (а это были именно регулярные части соседнего государства), этот город стал своего рода островком, остававшимся под нашим контролем, поэтому туда и устремились отступающие подразделения.
*Дмитрий Сироштан: «Несколько человек из нашего батальона целый месяц выбирались из-под Иловайска, питались тем, что удавалось найти, порой листьями»
Противник обещал предоставить коридор, чтобы украинские части могли выйти к своим. Я надеялся, что сдержат слово. Собралась большая колонна, и мы двинулись в путь. Ребята из моего батальона «Миротворец» (74 добровольца) ехали в трех автобусах ПАЗ, а мне двое бойцов из батальона «Днепр» предложили место в кузове пикапа. По ходу движения колонна пару раз пыталась изменить маршрут, но противник сразу же это пресекал — открывал артиллерийский огонь. Как потом выяснилось, нас загоняли на заранее пристрелянное место — низину, вокруг которой на высотах враг разместил орудия, «Грады», пулеметы… Это была классическая засада. В какой-то момент россияне открыли шквальный огонь. Мы их не видели. Нас расстреливали в упор, как в тире. Знаете, в самом Иловайске было не особо боязно — там мы просто сидели в железнодорожном депо. А вот в «мышеловке», которую нам подготовил враг, стало по-настоящему страшно.
— Обратите внимание, что у добровольческих батальонов были только автоматы, пулеметы и гранаты, бойцы перемещались на обычных автобусах, а противостоять пришлось регулярной армии, вооруженной танками, пушками, установками залпового огня, — замечает Павел Нетесов.
— Да, дорого мы заплатили за понимание: АТО — это не операция по наведению порядка, а настоящая война, — продолжает Дмитрий Сироштан. — Так вот, когда начался расстрел колонны, в наш пикап попал какой-то мощный боеприпас. Меня выбросило из кузова, и я приземлился в лесопосадке. Находился в таком состоянии, что даже не посмотрел, как там джип. Думаю, ребята, которые были в салоне, вряд ли выжили. Я пошел по посадке. Возле нее располагался российский секрет — несколько солдат без каких-либо знаков различия. Они находились в окопе, поливали наших свинцом из крупнокалиберного пулемета. К счастью, меня не заметили. Я бросил в них гранату. После этого у меня не осталось никакого оружия. Пошел дальше. Наткнулся на место, где стояли лагерем российские войска. Судя по тому, что увидел, жили они там несколько дней, а значит, прибыли заранее, ждали нас, пристреливали местность.
*Все, что осталось от джипа, в котором находился Дмитрий Сироштан
Я сам родом из Донецкой области, поэтому мне было проще, чем остальным ребятам, определить, куда идти. Добрался до поселка городского типа Старобешево. Переоделся там в гражданскую одежду. Со мной был паспорт с местной пропиской. Это позволило благополучно пройти два поста сепаратистов и оказаться на территории, контролируемой украинскими силами. Повезло, что на этих блокпостах стояли простые мужички, а не натасканные на выявление военных, окруженцев, иначе они бы вмиг меня раскусили. Не исключено, правда, что эти дядьки приняли меня за бомжа (я несколько дней не брился и не мылся), поэтому не тронули.
— Сколько вам понадобилось времени, чтобы выбраться к нашим?
— Один день. А вот несколько ребят из моего батальона «Миротворец» по месяцу выходили из окружения, питались тем, что удавалось найти, даже листьями. Потери батальона оказались относительно небольшими — погибли девять человек, один пропал без вести и двое до сих пор в плену. Когда начался расстрел колонны, мои товарищи выскочили из автобусов и пробивались из котла небольшими группами по пять-десять человек или в одиночку.
— Как на вас отразилось пережитое под Иловайском?
— Мы с товарищами по батальону говорим о чем угодно, только не о том «котле» — как-то само собой сложилось: эта тема стала своего рода табу. Моя психика вроде справилась с пережитым тогда стрессом, разве что начал страдать бессонницей.
— У вас есть оберег?
— Да, это детские письма: они были со мной в Иловайске, я и сейчас их храню.
— Сразу после событий под Иловайском и в районе Саур-Могилы украинская сторона поставила вопрос о том, чтобы вывезти тела погибших воинов, — говорит Павел Нетесов. — Сепаратисты согласились предоставить такую возможность, но поставили условие: в поисковых экспедициях не должно быть военных. Мы соблюдаем его неукоснительно. Когда подъезжаем к первому блокпосту сепаратистов «Гамалия», в каждую нашу машину садятся по одному сопровождающему с их стороны. Нужно сказать, что поначалу это были очень агрессивные люди. Скажем, мы нашли возле тела бойца документ, но сопровождающий сепаратист отнял его и разорвал. А ведь важно все, что помогает установить имена погибших. Чего стоили, например, такие выходки: мы укладываем тело в мешок, а сопровождающий снимает это на телефон и комментирует: «Укропы укропа копают». Нельзя было мириться с таким поведением. Провели на этот счет переговоры с руководством сепаратистов, и, нужно отдать им должное, впредь с нами ездили нормальные люди. Они занимались своим делом (в основном собирали на полях оружие), а мы — своим (поиском тел и вещей, способных помочь в идентификации). Некоторые сопровождающие даже помогали нам и защищали от неадекватных, никому не подчиняющихся вооруженных банд. Поисковые экспедиции (их снаряжают Национальный военно-исторический музей, организации «Союз «Народная память» и «Цитадель») проводятся до сих пор.
— Какие находки вас наиболее потрясли?
— Подбитая боевая машина пехоты. В ней заживо сгорели трое бойцов, причем до такой степени, что взять образцы для проведения ДНК-экспертизы невозможно. От жуткой температуры расплавился двигатель этой БМП, металл разлился по земле и застыл лужей, в которой, как в замерзшем льду, запаяны каска и штык-нож. Мы записывали заводские номера всей военной техники, какую только находили. Кстати, убедились, что украинские войска оказывали врагу достойное сопротивление. Например, обнаружили на месте боев подбитый российский танк. Сейчас всей этой техники там уже нет — местные разобрали на металлолом.
Нас нередко просят выяснить судьбу конкретных бойцов. Например, «афганцы» из Ирпеня Киевской области сообщили, что ищут своего товарища Максима Сухенко из батальона «Миротворец», исчезнувшего под Иловайском. Он был пулеметчиком, прикрывал отход ребят. Мы разыскали братскую могилу, в которой его похоронили местные жители. Привезли тело в Киев. Во время отпевания в Михайловском соборе бойцы «Миротворца» попросили поискать еще одного их товарища — Руслана Халуса. Я сразу же позвонил поисковикам, которые в это время находились в экспедиции под Иловайском, сказал им о Руслане, и услышал в ответ: «А мы как раз нашли его тело. Крестьяне убирали поле подсолнечника и наткнулись на Руслана». Представьте, вечером прихожу домой и узнаю, что вдова Максима Сухенко работает с моей женой в художественной школе — мир тесен.
— В Интернете была информация, что одного из погибших солдат пришлось снимать с линии электропередач. Это правда?
— Да. Зовут его Мирошниченко Александр Иванович. Этого воина ранило под Саур-Могилой. Товарищи положили его на броню боевой машины и попытались вывезти, но по дороге подорвались на фугасе, взрывной волной бойца зашвырнуло на провода ЛЭП. Местные власти посодействовали в том, чтобы снять оттуда тело — прислали электриков.
— Как много украинских воинов погибло в Иловайском котле?
— Вы наверняка слышали заявления якобы экспертов, что там полегло до полутора тысяч наших, на самом деле — около трехсот человек.
Кроме находок, привезенных из-под Иловайска и с Саур-Могилы, на выставке «Герої не вмирають!» представлены личные вещи нескольких погибших героев: командира 11-го батальона территориальной обороны «Киевская Русь» Александра Гуменюка, спецназовца, который спасал Мариуполь от российского вторжения в конце августа, полковника Вячеслава Галвы, 18-летнего бойца АТО Георгия Тороповского, разведчика капитана Всеволода Воловика (позывной Сева), айдаровцев Николая Лычака и Александра Давидюка…
Фото с выставки смотрите здесь
Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
5731Читайте нас у Facebook
