Певец и священник Олег Брыжак: "Люди, которые стремятся к безграничной власти, в конце концов проиграют"
Среди погибших пассажиров самолета «Германвингз», потерпевшего крушение во французских Альпах, был солист Немецкой оперы в Дюссельдорфе, бас-баритон, выходец из бывшего СССР Олег Брыжак. Чуть больше полугода назад он исполнил одну из центральных партий в постановке «Кольцо нибелунгов» на знаменитом фестивале в немецком городе Байройте. Для этого дебюта отцу Олегу пришлось пожертвовать не только уже запланированным отпуском во Франции, но и окладистой бородой. Зато можно говорить о сенсации: состоялся долгожданный дебют русскоязычного певца в одной из центральных партий на Зеленом холме! Олег Брыжак, солист Немецкой оперы на Рейне (Дюссельдорф), заменил сошедшего с дистанции коллегу, Мартина Винклера, всего за неделю до начала фестиваля. После «Золота Рейна» взыскательная байройтская публика дружными овациями одобрила нового Альбериха.
Олег Брыжак — давно состоявшийся вагнеровский певец. На ведущих сценах Германии, Австрии, Америки он спел не только Альбериха, но и Клингзора, и Голландца, и Ганса Сакса. В свободное от сцены время отец Олег служил протодиаконом в украинской православной церкви. Интервью «Немецкой волны» с певцом, сделанное тогда же, очень много говорит об этом безвременно ушедшем талантливом человеке.
— Отец Олег, расскажите, как вас «настигло» приглашение в Байройт?
— Внезапно. Я несколько раз бывал в Байройте на прослушиваниях. Потом меня пригласили на партию Клингзора на 2016 год, но никакого разговора об Альберихе не было.
— Сколько у вас было времени, чтобы ввестись в роль?
— Неделя. Пришлось репетировать с десяти утра до десяти вечера. Костюм и грим — за неделю. Впрочем, мне в моей карьере не раз приходилось выручать театры в день премьеры, а то и за два-три часа до спектакля.
— Расскажите о себе. Вы родом из Казахстана?
— Я продолжаю о себе говорить, что я родом из Советского Союза. Приехал в Германию как раз во время августовского путча (1991 год. — Авт.). Получил образование как баянист в Караганде, сперва в музыкальной школе, потом в училище. Стипендия была маленькая, 30 рублей, и мы, студенты, подрабатывали в хоре.
Меня заметил руководитель, предложил перейти на вокальное отделение. Я сперва отказывался, потому что был, должен вам честно сказать, неплохим баянистом. И у меня имелся прекрасный концертный инструмент — «Юпитер». Отец уговорил меня стать вокалистом, три дня уламывал.
— Отец был музыкантом?
— Нет, хотя прекрасно играл на гармошке, гитаре, скрипке, мандолине и балалайке. Отлично пел, правда, фальшиво, но у него был сильный тенор. Консерваторию я закончил, уже будучи солистом театра в Алма-Ате. Потом пел в Челябинске, во Львове. Последняя моя остановка — Капелла имени Глинки в Санкт-Петербурге.
— А как вы оказались в Германии?
— В 1990 году я пел в Штутгарте на международном конкурсе колоратурных певцов имени Сильвии Гести, получил вторую премию и приглашение в театр Карлсруэ. С 1996 года я — солист Немецкой оперы на Рейне в Дюссельдорфе.
— Говорят, что к Вагнеру певец должен приходить в зрелом возрасте. Каков был ваш путь?
— Альбериха я спел в 34 года. Но что касается таких партий, как Зигфрид, Хаген или Ганс Сакс, то я не советовал бы их петь рано. Тут нужен певческий опыт. Иначе споешь один-два раза, а потом просто потеряешь голос. Честно говоря, когда я приехал в Германию, Вагнер для меня был чем-то непонятным, скучным. Понимание этой музыки приходит по мере того, как ты ею занимаешься. В Вагнере, не все это понимают, очень важна связь между музыкой и текстом. Смысл и звучание каждого слова необыкновенно значительны. Для меня как для вокалиста Вагнер — это вызов чисто технически. Но я не устаю повторять, что Вагнера следует петь с наслаждением. Только если ты наслаждаешься, находишь вкус в этой музыке и этой игре с текстом, только тогда ты можешь ее хорошо петь.
— Вы пели на множестве больших сцен. Чем от них отличается Байройт?
— Честно? Ажиотажем. Медийной шумихой.
— Вы ввелись в постановку, скажем так, спорную. Насколько комфортно чувствуете себя в этом «Кольце»?
— Начнем с того, что вписаться за такой короткий срок сложно в любом случае. Для меня было главным просто изучить «географию» этого спектакля. Кроме того, мы, певцы, работаем с музыкальным материалом. Режиссеров, к сожалению, не можем выбирать.
Но я хочу одно сказать, не касаясь лично этого режиссера, про современных режиссеров вообще: cегодня в мире накопилось столько проблем, геополитических, межнациональных, социальных, что режиссеры, естественно, хотят показать эти проблемы на сцене. Мои претензии к сегодняшним композиторам: где новые оперы, которые отвечали бы времени и проблемам? Нет их! Режиссеры как-то пытаются компенсировать это, пользуясь классической музыкой. И я их понимаю. Даже если их представление об этой музыке не всегда совпадает с моим.
— Франк Касторф прочитал «Кольцо» как противостояние двух систем: империализма и социализма. А о чем для вас эта музыка?
— Все «Кольцо» Вагнера построено на весьма определенном послании к человечеству: люди, которые стремятся к безграничной власти, в конце концов проиграют.
— Не устаешь удивляться актуальности Вагнера. Вот мы сидим с вами на Зеленом холме, беседуем, а всего в паре тысяч километров отсюда идет война…
— Мне очень больно на это смотреть. Я невольно вспоминаю судьбу моего отца: он был украинцем. Когда пришла немецкая армия во время войны, ему исполнилось 15 лет. Его отправили в Германию на работы. Он выжил там, но когда вернулся домой, был осужден как враг народа на 25 лет лагерей и отправлен в казахстанский ГУЛАГ. Там, на поселении, я и родился. До 1960-х годов люди не могли выехать оттуда.
Лишь в конце шестидесятых отец был реабилитирован. Но мне посчастливилось в каком-то смысле: я вырос среди людей, которые представляли все национальности Советского Союза. Там были и немцы, и грузины, и латыши, и литовцы. Мы, дети, выросли в абсолютно интернациональном обществе. И сегодня для меня сказать, что одна нация лучше, чем другая, просто немыслимо. Я люблю Украину, я люблю Россию, я люблю Казахстан. Для меня межнациональная рознь — что-то непонятное. Как можно делить Россию и Украину? Давайте будем честно говорить: половина России — украинцы. А сколько русского населения в Украине? Но самое страшное для меня, это я говорю уже не как оперный певец, а как протодиакон, что в этом конфликте гибнут люди. Каждый день, каждый час. Гибнут дети. Нет и не может быть политических целей, которые это могли бы оправдать.
— Где вы служите, отец Олег?
— В украинской православной церкви в Крефельде. Я был рукоположен в дьяконы в Украине, в церкви Московской патриархии (тогда не было еще разделения), в конце 1980-х годов. Моим искренним желанием было уйти в церковь, и это желание меня и сегодня не оставляет. В нашем приходе есть люди из России, Украины, Казахстана, бывшей Югославии, православные немцы, эфиопы. И мы не допускаем у себя никакой межнациональной розни.
— На каком языке вы служите?
— На украинском и на немецком. Евангелие читается на двух языках. А возгласы и ектиньи — я уже смотрю, кого сегодня больше.
*Протодиакон Олег Брыжак служил в украинской православной церкви в Крефельде. Богослужения вел на украинском и немецком языках (фото с сайта DW)
По материалам «Немецкой волны»
подготовила Наталия ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»
Читайте нас у Facebook
