В Николаеве закрыто дело против врачей, по вине которых после родов умерла молодая женщина
Марьян, мама которого умерла через пять дней после родов, в прошлом году пошел в первый класс. Следствие по делу о смерти в николаевском роддоме 26-летней Марины Капустиной («ФАКТЫ» писали об этой трагедии в феврале 2010 года) велось… семь лет. Суд в Николаеве на первом же заседании закрыл уголовное производство в связи с истечением срока давности. Апелляционный суд оставил это решение без изменений. Но родные умершей женщины надеются добиться, чтобы врачи были признаны виновными, и подали кассационную жалобу в Высший специализированный суд Украины.
«Почти в бессознательном состоянии дочь заставили выйти на улицу и повезли в другую больницу в каких-то «Жигулях»
— Марина и Саша жили душа в душу, у них была настоящая любовь, — рассказывает мать умершей Марины Капустиной Ольга Жукова. — Но с ребенком не спешили: у Марины был врожденный порок сердца. В шесть лет дочь перенесла операцию, после которой Марину наблюдали медики, обследовали в Киевском институте сердечно-сосудистой хирургии.
Ольга Жукова — по профессии врач-кардиолог — делала все, чтобы сохранить здоровье единственной дочери. В семье прекрасно понимали возможные риски, связанные с беременностью Марины. Поэтому будущую маму, вставшую на учет в николаевском роддоме № 1, планировали отправить рожать в Киев. На этом настаивали специалисты Национального института педиатрии, акушерства и гинекологии, где Марину обследовали до родов. Мол, чтобы все прошло удачно, необходимо лечебное учреждение более высокого уровня аккредитации, нежели николаевский родильный дом.
— Марину наблюдал кардиолог в Николаеве, — продолжает Ольга Евгеньевна. — Планировали ехать в столицу, однако в ночь на 26 декабря 2008 года у дочери преждевременно отошли воды, и муж срочно отвез ее в городской роддом. Утром я приехала туда. Медработники заверили, что с Мариной все в порядке, нарушений в работе сердца нет, а в их учреждении сердечницы рожали много раз, и у них имеется достаточный опыт удачных родов. Ничего не оставалось, как довериться коллегам. Тем более что ехать в Киев было поздно. В тот же день Марина родила мальчика весом 2 килограмма 800 граммов. Абсолютно здоровенького.
Однако 28 декабря самочувствие молодой матери начало ухудшаться. Перебои в работе сердца, бледность, удушье… В роддом вызвали «скорую», сделали кардиограмму. Прогрессировала сердечная недостаточность. В материалах расследования отмечено, что такого пациента нельзя было оставлять без специального лечения в кардиологическом отделении больницы. Однако Марина все еще находилась в роддоме…
Для поддержки сердца и нормализации давления роженице назначали препараты, целесообразность применения которых ее мать как врач оценивает критически.
— Клофелин и атенолол — для ее состояния это было недопустимо! — говорит Ольга Жукова. — Потом доктора стали отрицать применение атенолола. Исчезла и запись о нем в истории болезни. Но у меня есть копия эпикриза, с которым Марину переводили в реанимацию. Там записан этот препарат. Утром 31 декабря, через пять дней после родов, дочка сообщила, что вроде бы должна состояться консультация кардиолога. Марину хотели перевести в кардиологическое отделение ближайшей больницы. Я помчалась в роддом. Едва вошла в палату, как мне дали в руки малыша. А потом увидела, что мою Марину в больничном халате под руки ведут по коридору на улицу. Даже не ведут, а почти тащат… Зимой на улицу без теплой одежды!
Выяснилось, что до этого к ней никто из персонала почти три часа даже не подходил. Возможно, врачам под Новый год было не до пациентов. Лишь когда доктора поняли, что все может закончиться трагически, срочно решили действовать. Хотя я считаю, что врачи просто хотели не допустить смерти в стенах роддома, чтобы не испортить статистику.
Марину, которая была почти в бессознательном состоянии, не повезли на каталке, а заставили идти. Погрузили в какие-то «Жигули» и отправили в реанимацию в положении сидя, что тоже недопустимо. Я с ребенком на руках села в нашу машину, и мы вместе с зятем поехали следом. Видела, что Марина с трудом вышла из автомобиля, и ее (опять-таки, сидя) повезли на каталке в палату. Я побежала за дочерью. Она посмотрела на меня, протянула руки и потеряла сознание. Минут через двадцать нам сообщили, что Марина умерла.
Смерть пациента — это всегда чрезвычайное происшествие, по которому проводится проверка. Результаты служебного расследования были отражены в справке, которую подписали восемь николаевских специалистов. Вывод состоял в том, что медицинский персонал сделал все от него зависящее для спасения Марины Капустиной, но смерть ее была неотвратимой. А кроме всего прочего, пациентка нарушала режим и оставляла стационар, что недопустимо…
— Записи о «нарушениях режима» появились потом, да и вообще история болезни была переписана, — утверждает Ольга Жукова. — Даже следователь удивлялась — как все «каллиграфично»! Стационар патологического отделения, где Марина находилась при угрозе срыва беременности, она действительно ненадолго покидала — мы ездили делать кардиограмму. Ведь в отделении такого оборудования нет.
Потом был вывод экспертной группы Министерства здравоохранения, который от нас поначалу хотели скрыть. Говорили, что этот документ «только для служебного пользования». Главный акушер области Евгений Громадский в кабинете показал мне его издалека и сказал, что моя дочь… не давала разрешения ознакомиться с этим документом.
Пришлось моему мужу устроить в облздравотделе скандал. После этого копию экспертного заключения прислали нам по почте. Содержание документа из Минздрава полностью опровергает выводы местной экспертизы. Выбранная врачебная тактика была признана необоснованной, смерть Марины можно было не допустить.
В правоохранительных органах, куда я обратилась, все это зачем-то решили еще раз проверить. Документы выслали для независимой экспертизы в Крым. Шел 2013 год, я понимала, что они просто тянут время… Независимая экспертиза подтвердила выводы Мин-здрава, но прокуратура запросила еще одну, «самую подробную», экспертизу в Главном управлении судебно-медицинских экспертиз Минздрава Украины. Там уже конкретно расписали, кто из врачей что должен был сделать и чего не сделал.
Но доктора принялись обвинять в смерти дочери… меня. Мол, зачем вы вообще согласились на роды? Должны были настоять, чтобы вам дали вертолет, и лететь в Киев.
«Если потребуется, дойдем до Европейского суда по правам человека»
— Я прекрасно понимала, что время работает на виновников смерти Марины, — признается Ольга Евгеньевна. — Экспертизы длились годами. Но следователи меня заверили, что во время их проведения следствие приостанавливается. Оказывается, ничего подобного!
В течение семи (!) лет уголовное дело то открывали, то снова закрывали. Передавали из милиции в прокуратуру и обратно. Заявительнице пришлось писать в Администрацию президента, Генеральную прокуратуру, Уполномоченному по правам человека в Украине. И, хотя по бюрократической лестнице письма спускались в Николаев, замять расследование не удалось.
Подозреваемыми, а затем и обвиняемыми стали заместитель главного врача роддома Ольга Галдина, заведующая отделением Алла Украинская, врач-терапевт Ирина Сидельникова, а также главный врач роддома Евгений Волохов. Согласно Уголовному кодексу им грозило лишение свободы на срок до двух лет с последующим лишением права занимать определенные должности.
В ноябре прошлого года в связи с болезнью главного врача расследование в его отношении выделили в отдельное производство и приостановили. Суд состоялся только над тремя обвиняемыми и закончился… так и не начавшись.
— Государственный обвинитель — прокурор Андрей Петренко — очень быстро произнес, что ходатайствует о… закрытии уголовного производства на основании истечения срока давности совершенного преступления, — говорит Ольга Жукова. — И это называется «государственное обвинение»? Уже потом, после суда, прокурор признался, что дело получил четыре дня назад и не вникал в него. Истек срок давности — значит, надо закрывать.
Меня в прокуратуре уверяли, что будут требовать признания вины обвиняемых, хотя освободят от ответственности по сроку давности. Поймите правильно, я никого не хочу сажать в тюрьму. Но такие врачи не должны работать в роддоме. Ведь на месте Марины может оказаться любая женщина.
Ходатайство прокурора поддержали трое обвиняемых и их адвокат, который передал судье Сергею Медюку три ходатайства об освобождении от уголовной ответственности каждого из обвиняемых. Суд решил закрыть уголовное производство. Гражданский иск остался без рассмотрения.
Как прокомментировал начальник отдела процессуального производства прокуратуры Николаевской области Сергей Лукащук, действия прокуратуры в данном случае были законными. Потерпевшая сторона имеет право требовать возмещения морального и материального ущерба в гражданском судопроизводстве.
Состоялось и заседание по обвинению главного врача Евгения Волохова. Оно имело такой же результат. С той лишь разницей, что не прокурор просил закрыть дело, а судья зачитал ходатайство обвиняемого о закрытии уголовного производства. И прокурор с ним согласился. Вчера апелляционный суд оставил это решение без изменений. Гражданский иск на возмещение морального ущерба подан в Центральный районный суд Николаева.
«Извините, так получилось, мы не хотели», — Ольга Жукова услышала это от докторов только через семь лет. После суда врачи просили мать умершей роженицы не добиваться наказания для них.
Но сдаваться Ольга Евгеньевна не намерена.
— Если потребуется, дойдем до Европейского суда по правам человека, — говорит женщина, потерявшая единственную дочь.
Маленький Марьян часто спрашивает у папы и бабушки, где его мама. Когда-нибудь ему все расскажут…
6045Читайте нас у Facebook
