Евгений Евтушенко: "Я никогда не был советским поэтом"
В воскресенье, 9 апреля, в подмосковном Переделкино похоронят Евгения Евтушенко. Так пожелал сам Евгений Александрович, хотел лежать в земле рядом с Борисом Пастернаком… Всемирно известный поэт Евгений Евтушенко скончался 1 апреля 2017 года в возрасте 84 лет в городе Талса (штат Оклахома). Там он жил и читал лекции в местном университете последние 25 лет. Произведения Евтушенко — стихи, поэмы, прозу — хорошо знают во всем мире. Он стал одним из символов хрущевской оттепели, выступал на знаменитых вечерах в Политехническом музее в Москве. Во многом благодаря Евтушенко и поэме «Бабий Яр», которую он написал за ночь в киевской гостинице, люди узнали о трагедии, которая произошла в столице Украины во время немецкой оккупации.
Последние годы своей жизни Евгений Александрович тяжело болел. В 2013 году он перенес ампутацию правой ноги. Необходимость операции была вызвана тем, что у Евтушенко не прижился титановый протез голеностопного сустава. В августе 2015 года ему сделали операцию на сердце — ввели кардиостимулятор. Недавно стало известно, что у Евгения Александровича был рак. Впервые болезнь диагностировали у него почти семь лет назад. Тогда же удалили почку. В начале нынешнего года состояние Евтушенко резко ухудшилось. Он снова прошел обследование. У него выявили рак четвертой степени…
12 марта Евгения Александровича госпитализировали в тяжелом состоянии. 1 апреля около 19.00 по киевскому времени у поэта остановилось сердце. Он умер во сне, окруженный родными.
В память о поэте приводим отрывки из прямой линии «ФАКТОВ», состоявшейся 27 августа 1999 года, на которой Евгений Евтушенко побывал в редакции нашей газеты и пообщался с поклонниками своего творчества.
*На прямой линии. Слева направо: Дмитрий Гордон, Евгений Евтушенко, Александр Швец, Эдуард Ханок, Виталий Коротич. 1999 год. Фото из архива «ФАКТОВ»
* — Это «ФАКТЫ»? Евгений Александрович?
— Да-да, говорите.
— Я Виолетта Николаевна Павленко из Полтавы. Сорок лет слежу за вашим творчеством. Начиная с 1959 года. Ваши стихи являются для меня идеалом.
— Спасибо большое, кто вы по профессии?
— Я доцент Полтавского технического университета. Почти 40 лет преподаю английский язык. Я всегда всем, с кем работала, внушала любовь к вам. Даже несколько лет назад в нашей библиотеке для сотрудников я читала лекцию-беседу о вашем творчестве. Приносила записи вашего вечера поэзии. Помню, в 1960 году меня потрясло ваше стихотворение «На мосту».
— С этим стихотворением у меня связан интересный случай. Когда я в последний раз влюбился (надеюсь, что это действительно в последний раз), повез свою жену показывать Париж. Это было 12 лет назад. Идем мы ранним утром по маленькому мостику над Сеной. С другой стороны моста навстречу нам движется негр — высокий, красивый, седой, с развевающимся по ветру красным шарфом. Вдруг он начинает ускорять шаг, руки его постепенно раскрываются, он уже не идет, а бежит ко мне и кричит: «Ев-ту-чен-ко!» Обнимает меня, вытаскивает из кармана портмоне, в котором лежит мое заламинированное стихотворение «На мосту» из студенческой газеты на французском языке. Оказывается, это стихотворение он носил с собой более 20 лет. С его помощью он объяснился с девушкой, которую очень любил и с которой у него теперь пятеро детей.
— Я позвонила, чтобы устроить для себя праздник души. К сожалению, за все эти годы я не смогла приобрести ваши книги, потому что вы пользуетесь слишком большой популярностью.
— Слишком, вы считаете? Вы оговорились или действительно слишком? Дайте мне ваш адрес.
— Как-то неудобно.
— Ничего, давайте.
— (Диктует адрес.) Но я позвонила вовсе не для этого.
— Хорошо, я понял. Виолетта Николаевна, я обязательно вышлю вам книгу. Это великое счастье, когда, скажем, одно и то же стихотворение может быть талисманом для человека с Берега Слоновой Кости и для такой очаровательной женщины, как вы, из города Полтавы. Спасибо за звонок, вы получите от меня книгу с автографом.
— Спасибо большое.
* — Добрый день. Мне нужен Евтушенко. Вас приветствуют из Киева, моя фамилия Петрошенко. Я примерно вашего возраста. Мне очень нравится ваша поэзия.
— Вам где-то около 22 лет, так же, как и мне? Моложе меня просто нет, ни на один год.
— Да, около 22 лет. Скажите, куда вы пропали, почему вас не слышно в Киеве?
— Вот сегодня (прямая линия состоялась 27 августа 1999 года. — Ред.) меня будут слышать много киевлян. Приходите на вечер.
— Евгений Александрович, вы живете где-то под Москвой или в другой стране?
— У меня русский паспорт, и я не собираюсь его менять. Хотя когда-то в стихах я мечтал: «Я хотел бы родиться во всех странах…» До сих пор так думаю и верю, что придет время, когда не будет ни правительств, ни таможен, ни партий, которые только ссорят людей. А будет огромная, великая страна человечества, которая спасет все индивидуальные особенности наций. Я верю в такое будущее, на него я работаю. Что же касается конкретики, то я преподаю в США русскую поэзию, европейское и русское кино. Делаю я это в удовольствие, у меня хорошие студенты, я их люблю. И прививаю им любовь к поэзии всех стран СНГ. Но не за счет моего отрыва от России или Украины. Я всегда езжу в глубинку бывшего Союза, где у меня много друзей, читателей. У народов нашей бывшей родины замечательная поэзия. Недавно я был в Грузии, меня там прекрасно принимали. Везде есть много проблем, но никто, как мы, не сможет понять друг друга, потому что нас соединяют вместе перенесенные страдания, общие победы, надежды, многие из которых не сбылись. Но пока мы живы, должны быть живы наши надежды.
— Большое вам спасибо, счастья вам.
* — Алло, вас беспокоит Макаренко Анатолий Викторович, капитан II ранга. С уходом шестидесятников остаются ли, на ваш взгляд, люди, способные сохранять и нести их идеалы?
— Хороший вопрос. Действительно, мы с вами пережили период крушения многих идеалов. Я, например, был всегда идеалистом-социалистом. Я никогда не был советским поэтом. Хотя меня в этом обвиняли. Но я честно скажу, я любил и люблю многое из того, что было в Советском Союзе. Мы ощущали себя людьми с общим будущим, боролись с бюрократией. Во имя этого будущего. Я принадлежу к людям, которые верят в социализм с человеческим лицом. Меня переделать невозможно. Это не означает, что я присоединяюсь к какой-то партии. Я не вступил в Коммунистическую партию только потому, что ее руководители (я не имею в виду рядовых членов) на каждом шагу предавали те идеалы, в которые они насильственно заставляли верить нас всех. И жизнь этих руководителей была полным опровержением тех идеалов, которые они якобы представляли. Точно так же случилось после так называемой победы демократии в России. Потому что многие наши руководители своим поведением, своим корыстолюбием, беспринципностью, аморальностью, порой дебилизмом скомпрометировали слово «демократия» настолько, что народ родил очень меткое, но жестокое слово «дерьмократия», слово «приватизация» превратил в «прихватизацию». Означает ли это, что для меня идеалы социализма скомпрометированы? Нет, скомпрометировано то, что мы называли социализмом в нашей стране. Хотя черты его, вопреки страшной бюрократии, страшной цензуре, были. Потому что для меня, например, Сахаров — борец против диктатуры, цензуры, борец за права человека — никогда не был антисоциалистом. Давайте вспомним его идею. Его идеей была конвергенция. Конвергенция в том смысле, что он видел: будущее человечества должно впитать в себя все лучшее, достигнутое до нас, минус наши преступления, ошибки. А у капитализма разве руки не в крови? Я думаю, нам не стоит терять веру. Наши идеалы были растоптаны не нами, а циниками, которые использовали идею точно так же, как инквизиторы в свое время использовали идеи христианства. Я считаю, что мы сейчас не должны поддаваться общественному пессимизму, мы должны помогать молодежи, заставлять ее верить во что-то искренне, воспитывать ее в духе порядочности. Тогда эти люди будут, независимо от их политических взглядов, порядочными. Воспитание порядочности, может быть, самая главная политическая и духовная задача наших народов. И если мы ее воспитаем, то, может быть, им удастся воплотить то, что не удалось нашему поколению. Вот во что я верю. Еще хочу сказать одну вещь. С моей точки зрения, быть пессимистом — это самый легкий способ выглядеть умнее других.
— Спасибо вам.
* — Алло, прямая линия? Это редактор газеты «Макеевский рабочий», из Макеевки. У нас на днях будет День города. Я хочу, чтобы вы что-нибудь сказали.
— Скажите, у вас есть факс?
— Есть (называет номер).
— Я вам пошлю приветствие. Договорились?
— Вы любимый всеми нами поэт и мой кумир. Успеха вам. Спасибо.
* — Евгений Александрович, добрый день, вас беспокоит ваша читательница и почитательница.
— Как вас зовут?
— Юлия Федоровна, экономист. Я очень люблю вашу поэзию, многое знаю наизусть. Мне немного обидно то, что вы писали о Павлычко. Дело в том, что в конечном итоге он сделал очень много полезного для Украины. Мне кажется, вы сделали больно человеку весьма достойному. В разное время о вас нелицеприятно писал Александр Солженицын…
— Видите ли, в чем дело. Во-первых, это неправда, что патриотизм позволялся всем русским, а украинцам он не позволялся. Вы только что употребили имя Солженицына. Действительно, мы с ним по-разному смотрели на развитие истории. Он никогда ничего оскорбительного обо мне не писал и не называл меня антипатриотом
* — Здравствуйте, Евгений Александрович, это Марина из Новой Каховки.
— Здравствуйте, Марина. А вы знаете, что я у вас давным-давно был? В многотиражке там сотрудничал даже. С Александром Довженко гуляли по вашей Новой Каховке. Мы тогда очень дружили с этим великим человеком. Кстати, там я познакомился с Толей Кузнецовым, будущим автором романа «Бабий Яр». Тогда еще никому не известным, очень способным молодым прозаиком. Именно он впервые меня сводил в Бабий Яр и рассказал подробности этой трагедии. Он был свидетелем всего этого еще мальчишкой, когда попал в оккупацию.
* — Алло, мне нужен Евгений Евтушенко.
— Кто вы, представьтесь, пожалуйста.
— Меня зовут Виктор Петрович, я из Киева. Скажите, долго ли будут продолжать боевые действия в…
— Вы хотите сказать — в Афганистане, я чувствую. В Афганистане уже кончилась война. Вы имеете в виду в Дагестане?
— Да, в Дагестане.
— Видите ли, я не министр обороны России. Я бы хотел, чтобы военные действия закончились хоть сейчас. Чем скорее, тем лучше, потому что погибают люди. Там ситуация несколько иная, чем в предыдущей войне с Чечней. Но желательно, чтобы это прекратилось и перестала, наконец, литься кровь на всей территории бывшего Союза. Слишком много уже пролито крови. Вспомним стычки между армянами и азербайджанцами… Надо учиться жить мирно, всегда существует какой-то выход, кроме как стрелять друг в друга.
* — Евгений Александрович, Донецк беспокоит вас.
— Здравствуйте, я очень люблю ваш город.
— Вопрос такой: насколько глубоко вы знаете древо своего рода?
— Я докопался до XVIII века. Но не дальше. Если вас это интересует, то скажу, что у меня есть украинская, русская, польская, латышская, немецкая и татарская кровь. Это то, что я знаю. Может быть, все это гораздо сложнее. И вообще, каждый из нас представляет собой совершенно удивительную комбинацию, о чем мы сами не догадываемся.
* — Алло. Добрый день. Евгений Александрович?
— Да, добрый день.
— Я с вами познакомилась, когда вы в политехническом институте выступали.
— Помню.
— Я вас приглашала к нам в музей в аудиторию Королева, если помните.
— Очень хорошо помню.
— У меня к вам вопрос. Вы родом со станции Зима, да? Из Сибири?
— Да.
— Вы знаете, я украинка. Моя бабушка из рода Дорошенко.
— То есть из этого самого гетманского рода?
— Не знаю. Она вообще-то из Полтавской губернии. Во время столыпинского переселения попали в Сибирь. Там она познакомилась с дедушкой. Может быть, у вас будут возможность и желание написать об украинцах, которые осваивали Сибирь.
— Мои бабки были такие. Осваивали Сибирь. Их туда сослали. Мать моей бабушки — украинка, а отец — польский аристократ Байковский. Он был управляющим имением в Житомирской губернии у очень жестокого помещика. Я, к сожалению, не могу раскопать название этого села. Они когда-то пустили красного петуха этому помещику, и их всех по этапу направили. Причем мой прапрапрадед Иосиф Байковский, несмотря на то, что он дворянин, возглавил восстание, хотел разделить судьбу крестьян и шел с ними пешком в кандалах. Женщинам, правда, разрешали передвигаться на телегах. Они ехали очень долго, пока не нашли приют. Там было много украинцев. Они говорили друг с другом по- украински. Это мелодичный язык, на котором существует украинская поэзия. Я обожаю украинские песни. Спасибо вам огромное за звонок.
— Спасибо вам за то, что вы есть и что вы приехали к нам в Украину.
2953Читайте нас у Facebook
