При лечении гриппа использовалась шоковая терапия: в комнату больного вбегал человек в маске и… Стрелял из ружья, отпугивая «демона болезни»
Инфлюэнца (которую в старину называли «сыпишкой», а в Европе «русским гриппом») в письменных источниках впервые упоминается в 1173 году. Поначалу европейцы не придавали особого значения насморку с кашлем и «лихорадкой». К нему стали относиться серьезно лишь в 18 веке (в 1782 году в Петербурге от инфлюэнцы пострадало 40 тысяч человек). Но настоящим бичом Европы грипп стал лишь в XIX столетии. Пандемии охватывали одновременно десятки стран.
Больного ребенка накрывали простыней и «обкуривали» ароматическим дымом
Причины возникновения эпидемий долгое время оставались загадкой. Их связывали с расположением звезд, появлением комет, с электричеством и магнетизмом, действием наводнений и сильных дождей или с высоким уровнем почвенных вод.
Простые киевляне считали, что инфлюэнца — дело рук нечистой силы. В бреду или снах больных она часто представала перед ними в образе костлявой старухи, которая ходит по домам и, оставаясь невидимою для людского глаза, вселяется в тела своих жертв. Чтобы избавиться от болезни, надо было отогнать от себя это исчадие ада. Для этого, пишет киевский мемуарист Николай Сумцов, больного сажали у стола, накрывали одеялом или кожухом и подавали раскуренную трубку: «Он начинал неистово курить. Так как дым не мог выйти из-под свиты, то больной через несколько минут задыхался, чумел, и его клали тогда на постель. Когда больной отходил от страшного табачного угара, то, по поверью, лихорадка его покидала». Ее, так сказать, «выкуривали» из больного. На этом и строилась старинная методика лечения гриппа.
С детьми проделывали ту же процедуру. Только вместо табака их обкуривали стружками кипарисового дерева из кресторезных мастерских Подола, которые приносили в Михайловский собор и клали на некоторое время для «подзарядки» у раки с мощами святой Варвары. Ребенка накрывали с головой простыней и «обкуривали» ароматическим дымом. Детям также давали пить воду, которой полоскали святую чашу после таинства причастия.
Чаще всего эти процедуры не помогали, «адская старуха» продолжала мучить больных. И тогда в ход пускались крайние меры. В комнату больного внезапно вбегал человек в маске и со страшным криком стрелял в него из ружья. «Демон болезни» в ужасе убегал, а человек от шока тут же выздоравливал. (Правда, бывали случаи, когда ружье оказывалось заряженным не холостым патроном, а настоящей пулей, или сам больной не выдерживал неожиданного потрясения). Такая шоковая терапия практиковалась в Киеве и во многих других городах Европы вплоть до конца XIX века, пока немецкий врач Рихард Пфейфер не обнаружил вирус, вызвавший гриппозные заболевания 1892-1894 годов. Он же разработал и первую противогриппозную прививку…
Много удивительных историй рассказывали в старину и о чуме (тогда ее называли «моровой язвой»). Говорили, например, будто этот страшный недуг приносит древняя старуха, странствующая по земле в поисках людей, которые когда-то погубили ее дочь. В Киев она явилась в конце лета 1770 года.
Задолго до появления чумы, утверждают киевские предания, в воздухе повисал трупный смрад. Люди, наделенные острым чутьем, сразу догадывались о надвигающейся беде. Так, чуму 1770 года заранее предсказал великий философ-мистик Григорий Сковорода. Как это было, рассказывает (очевидно, со слов самого Григория Саввича) его первый биограф и ученик Михаил Ковалинский.
Лето 1770 года, пишет Ковалинский, философ провел у своего родственника — игумена Китаевской пустыни Иустина. В конце августа он стал ощущать какую-то тревогу. Дух, говорил он, настоятельно велит ему удалиться из Киева. «Между сим пошел он на Подол, Нижний город в Киеве, — пишет Ковалинский. — Пришед на гору, вдруг остановясь, почувствовал он обонянием такой сильный запах мертвых трупов, что перенесть не мог и тотчас воротился домой… Приехав через две недели в Ахтырку-город, остановился он в монастыре у приятеля своего архимандрита Венедикта. Прекрасное местоположение и приязнь добродушного монаха сего успокоили его. Тут вдруг получили известие, что в Киеве оказалась моровая язва, о которой в бытность его и не слышно было, и что город заперт уже».
«После ягод, фруктов и соленой рыбы лучше выпить рюмку водки»
Самым «молодым» эпидемическим заболеванием нового времени была холера. Впервые она появилась в Киеве, как и во многих других городах, в 1831 году и ошеломила всех огромным числом жертв и совершенно непонятным способом распространения. Известно было, что холера появляется в Индии в низовьях священного Ганга, но никто не мог понять, как она достигает Европы. Второй загадкой было необычайно быстрое течение заболевания. «В Астрахани и местах, ближайших к Каспийскому морю, — писал протоиерей Соколов, свидетель первого прихода холеры в Киев, — процесс болезни не продолжался более часу, двух и трех; люди умирали иногда среди улицы. В Киеве болезнь убивала в полсуток и в сутки».
Сильно озадачило тогда киевлян и то обстоятельство, что холера подходила к своим жертвам избирательно. Например, в Духовной академии не было ни одного случая заболевания среди студентов. Учителя умирали, а ученики — нет. Впрочем, никакой мистики здесь нет. Просто администрация академии приняла действенные меры профилактики. И если бы профессора и учителя также придерживались их, никакая зараза до них не добралась бы. «В академии, — писал по этому поводу протоиерей Соколов, — на месяц прекращены были уроки. Это-то обстоятельство или питье дехтярной воды спасло студентов, или умеренность в пище, обычная в то время в академии». Когда немецкий врач Роберт Кох открыл в 1883 году так называемую холерную палочку, стало очевидно, что именно такие традиционные меры надежно защищают от этой болезни.
Мудрость наших предков часто проявлялась в том, что они не пренебрегали опытом веков. Не успела эпидемия 1831 года закончиться, а на стенах домов Киева уже расклеивали объявление генерал-губернатора Бориса Яковлевича Княжнина. Оно начиналось словами: «Благодарение Всевышнему! Свирепствовавшая по Киевской губернии болезнь холера очень уменьшилася». И далее шли советы, как уберечься от беды и не попасть в число последних жертв эпидемии. Генерал советовал прежде всего избегать «лишнего пресыщения и неосторожности в выборе пищи». «Не должно употреблять появившихся плодов, ягод и фруктов, а тем более незрелых, испорченных или гнилых, как-то: смородины, черешни, вишни, крыжовнику, слив, особенно же не есть шелковицы. На наших глазах две благородные особы от употребления ягод сих натощак получили припадки, подобные холере, и кончили жизнь. Вскоре так же поспеют дыни, арбузы, яблоки, груши. Неумеренное потребление их, а особенно незрелых или гнилых так же легко производит болезнь холеру. После ягод, фруктов и соленой рыбы не должно пить воды, а гораздо лучше выпить рюмку водки, чаю с ромом… »
Ко второму нашествию холеры в 1847 году киевляне подготовились заранее. Как только выяснилось, что ее приход неизбежен, по приказу генерал-губернатора Дмитрия Бибикова в доме на Борисоглебской улице в атмосфере великой секретности стали сбивать больничные топчаны. Так же секретно Контрактовый дом с его большим бальным залом срочно переоборудовался под лазарет. «Только когда началась холера, — пишет Николай Богатинов, живший в детстве в том самом доме, — мы увидели, как эти койки перевозились в Контрактовый дом, и тогда узнали, какое печальное назначение они имели».
Другой свидетель — известный киевский педагог, а в то время студент университета, Алексей Андрияшев вспоминает о катастрофе 1847 года так: «Киев посетила страшная гостья — холера. Смертность была ужасная. Многие из застигнутых болезнью в несколько часов кончали дни своей жизни. Каждый день приносил новые тысячи жертв. Рассказывали, что по Васильковской улице почти беспрерывно тянулись погребальные процессии… Студенты и все учащиеся в учебных заведениях были отпущены по домам. Мы однако, казеннокоштные, почти все остались в Киеве и, можно сказать, несмотря на страхи, которые доносились до нас в виде слухов из города, мы не унывали».
Самыми изматывающими оказались две последующие эпидемии, длившиеся с перерывами необыкновенно долго, — с 1853 по 1859 год и с 1865 по 1872-й. То есть в общей сложности 13 лет. Ждать особой помощи от тогдашних врачей не приходилось. Поэтому к делу были привлечены священники. В такой критический момент люди нуждались в слове утешения и духовном общении. Молитвенное движение мирян возглавили монахи Богоявленского монастыря, обладавшие двумя особо чтимыми на Подоле чудотворными иконами — Братской Богородицей и древним образом святого Николая.
«Кто в прошлую холеру (1872 года) жил на Подоле, — писали «Киевские епархиальные ведомости», — тот не мог не заметить, с каким сильным религиозным возбуждением жители этой местности относились к Братской чудотворной иконе Божьей Матери. Икону носили из прихода в приход, из улицы в улицу, служили молебны перед нею под открытым небом и в нарочито устроенных балаганах, приходили в дома прихожан, окропляя все священною водою. Народ молился усердно, со слезами и коленопреклонением, прося у Владычицы Небесной заступления от злой напасти».
Когда выяснилось, что в святой воде могут находиться вибрионы холеры, ее стали кипятить
Холера пришла в Киев в век науки, за три года до открытия Киевского университета. Вроде бы времена легенд, преданий и мифов остались позади. И тем не менее новое эпедимическое заболевание также обросло фантастическими слухами.
Дело в том, что от соприкосновения с некоторыми разновидностями холеры люди умирали очень быстро. За день-два, а иногда и за считанные часы (такая холера называлась молниеносной). Холера не оставляла своих жертв в покое и после их смерти. К ужасу окружающих, трупы не холодели, а приобретали повышенную температуру, иногда до 42 градусов. Руки и ноги подергивались, челюсть подрагивала, будто покойник хотел что-то сказать. Иногда мертвое тело начинало корчиться, как бы пытаясь приподняться. Если это случалось по дороге на кладбище, провожающие в ужасе разбегались, и, как говорилось в ходивших по городу историях, воскресшему покойнику оставалось только одно: закутаться в саван и убраться со своего собственного погребения домой. После Первой и Второй мировых войн таких рассказов ходило великое множество.
Дама-холера, при всем своем пристрастии к убийствам, обладала хорошими манерами. Так, насмотревшись в 1848 году на многочисленные крестные ходы киевлян, она явилась к известному лаврскому монаху и любезно сообщила ему о своем намерении оставить город. И сдержала слово. «На следующий день после того, как холера явилась к схимнику, — говорится в предании, — рано утром какая-то женщина наняла извозчика и велела ему везти себя за город. Когда выехала за город, извозчик потребовал от нее за извоз рубль серебра. «Ты благодари Бога, что я оставляю ваш город, а не денег от меня требуй, — сказала женщина извозчику в ответ на его требование. — Я холера. Теперь я иду по селам. Но ты ничего не говори об этом полиции».
В Киеве были особые места, куда ни чума, ни холера обычно не проникали. Одно из них — древнее урочище Гончары. Второе — Михайловский монастырь, находившийся под небесным покровом святой великомученицы Варвары.
«В 1710 году, — пишет историк города Николай Сементовский, — открылась великая смертная болезнь не только в Киеве, но и в окрестных городах и селах; началась она с марта и продолжалась вплоть до января. Одной только Михайловской Златоверхой обители, где почивают чудотворные мощи святой великомученицы Варвары, не коснулась губительная язва, и ни один из живущих в ней братьев не умер, невзирая на то, что святая обитель была отверста для всех, притекавших на поклонение святым мощам великомученицы. То же самое повторялось в 1770, 1830, 1848, 1853 и 1855 годах, когда свирепствовала губительная холера».
Как утверждал Сементовский, целительная сила мощей святой Варвары простиралась далеко за пределы монастырских стен. Достаточно было во время эпидемии вынести нетленные останки святой за ворота и обнести вокруг обители, как «язва каждый раз по обнесении умалялась во всем городе».
В 1883 году тайна холеры была открыта. Все прежние мифологические построения рухнули. Потеряли свое значение и некоторые церковные наставления. Считалось, например, что день Крещения (19 января) следует начинать с глотка святой воды, принесенной с богослужения на Днепре. Так делали даже в холерные годы. Но когда выяснилось, что в иорданской воде могут находиться вибрионы холеры, ее стали кипятить, что выглядело уже посрамлением таинства освящения вод. Здравый смысл требовал пересмотра традиции. Сын композитора Николая Лысенко писал по этому поводу так: «Осенью 1892 года в Киеве была большая эпидемия холеры, которая на зиму притихла. И вот в январе 1893 года Николаю Витальевичу приносят «освященную воду». Возникает вопрос, можно ли ее пить, убило ли в ней освящение бациллы? Можно, конечно, прокипятить воду, бациллы погибнут, но какая же святость в прокипяченной воде? И вот после некоторого колебания Николай Витальевич отставляет горшок с «освященной» в сторону и начинает завтракать с обычным аппетитом. С ритуалом питья «освященной воды» было покончено раз и навсегда»…
568Читайте нас у Facebook
