Юрий мирошниченко: «честно скажу, несмотря на то, что я хорошо зарабатываю, в семье мы деньги считаем»
Юрий Мирошниченко — один из официальных спикеров парламентской фракции Партии регионов. Из-за своей внушительной комплекции, он никогда не принимал участия в парламентских потасовках. Говорит, жизнь научила его контролировать свои эмоции. И это несмотря на то, что в его жилах течет кровь черкесов — древнего кавказского народа, представителем которого является отец Юрия Мирошниченко.
«Мои предки родом с Кубани, — рассказывает народный депутат. — По линии мамы — это кубанские казаки, а по отцовской — черкесы, или адыги, как они себя сами называют. Кстати, в XIX веке во время Кавказской войны казаки и черкесы воевали между собой, а теперь роднятся. Сейчас на Кубани, в предгорьях Кавказа, много смешанных семей. В такой родился и я. Но не на Кубани, а в поселке Лисино-Корпус в Ленинградской области. Там моя мама училась в техникуме лесного хозяйства. К сожалению, у моих родителей совместная жизнь не сложилась и они расстались. Так что со своим отцом, адыгейцем по национальности, я лично не знаком. Надеюсь, что еще познакомлюсь… »
«Отца зовут не Роман, а Рамазан. Хотя в паспорте у меня отчество Романович»
- Юрий Романович, вы знаете, где живет ваш отец?
— В республике Адыгея. Если быть точным, то моего отца зовут не Роман, а Рамазан. Хотя в паспорте у меня отчество Романович. Мама очень хочет, чтобы мы с ним познакомились…
— А у вас есть желание найти отца?
— Конечно, есть! Уверен, каждый человек хочет знать свою родословную. Кстати, есть такая теория, что даже запорожские казаки произошли от черкесов. Их так и называли в XVI веке: «запорожские черкесы». Город Черкассы ими основан. На территории Украины черкесы появились после татаро-монгольского нашествия на Крым. Часть народа ушли в горы Кавказа, а остальные попали в наши степи (они тогда назывались «диким полем») и стали прародителями наших казаков! Более того, до XVI века даже кавказские черкесы были христианами, это уже потом перешли в ислам. Вот такие у меня кубанско-черкесские корни. Но! Мои прадеды по маминой линии тоже были казаками — в XVIII веке они попали на Кубань из Украины.
— Так у вас мамина фамилия?
— Да.
— А родственники на Кубани остались?
— Мало. Но я часто езжу на могилу бабушки в хуторе Казенно-Кужорский возле городка Лабинск, что в Краснодарском крае.
— У вас, наверное, в детстве на стене дедовская шашка висела?
— Нет. У меня была только фотография прадеда, на ней он с шашкой, в черкеске (одежда кубанских казаков. — Авт. ) и с «фирменным» казацким чубом. В 1922 году прадед погиб во время гражданской войны на Кубани. Страшным горем для его семьи был Голодомор 1932-1933 годов, который стал расправой не только над украинскими крестьянами, но и над непокорным кубанским казачеством. Тогда в семье умерло четверо детей, не говоря уже о взрослых. И это при том, что семья была зажиточной. К счастью, моя бабушка выжила, хотя она была самой младшей. Ее спасло то, что прадед отложил на черный день 24 золотых советских червонца, вырученных от продажи зерна. А голод на Кубани был настолько страшный, что родители боялись выпускать детей со двора — их могли просто украсть и съесть. После этого моя бабушка до последних дней своей жизни хранила сухари, соль, спички. У этого поколения на всю жизнь остался страх перед голодом и властями.
— Признайтесь, кем вы себя считаете — кубанцем, черкесом?
— Конечно, украинцем. Кому-то покажется странным: мама — казачка, отец — адыгеец, а я ощущаю себя украинцем. Но в этом нет ничего удивительного, ведь я вырос на украинской земле.
— Юрий Романович, а как вы, собственно, попали в Украину?
— Мама вышла замуж. Мой бывший отчим родом был из Коропского района, что на Черниговщине. Мы переехали из Ленинградской области в Украину в Новгород-Северский район. Там родители нашли работу в Узруевском лесничестве, а я пошел учиться в Новгород-Северскую школу-интернат.
— В интернат?
— Так сложилось. В нашем селе Узруй-Коммуне не было школы. К тому же, у меня не сложились отношения с отчимом. Но я не хочу об этом говорить. Так получилось, и Бог с ним! Собственно, жизнь в интернате меня и закалила. Именно там я научился контролировать свои эмоции. Я благодарен своей школе и считаю, что мне очень повезло, что я попал именно в интернат.
«Будучи комсоргом школы, я на Пасху организовал коллективный поход в церковь»
- Говорят, в интернатах действуют свои законы, подчас очень суровые…
— Да, законы там, действительно, жесткие. Все было… Я учился с ребятами, у некоторых уже был уголовный опыт. Интернат — это такая среда… Если у человека есть какие-то, скажем так, недостатки, то они проявляются в гипертрофированном виде. Помните знаменитый советский фильм «Чучело», в котором Кристина Орбакайте играла главную роль? В моем классе был подобный случай. Мою одноклассницу все время подвергали обструкции. Я, кстати, всегда был на ее стороне. Знаете, детская жестокость — это страшно. Иногда такие формы приобретает… А с другой стороны, если сложился коллектив, то это самая дружная и сплоченная семья.
— Вас не пытались втянуть в криминал?
— Нет. Где в интернате совершишь преступление? Территория закрытая, никуда не денешься! Да и школа у нас была такая! Из «бесперспективных», сирот и хулиганов делала настоящих людей. Многие выпускники нашей школы стали впоследствии учеными, врачами, учителями. Видите, из меня политика сделала. Думаю, нашим интернатом даже Макаренко бы гордился.
В школе меня уважали. У нас был ученический комитет, действовавший по принципу самоуправления, мы работали, зарабатывали деньги. Ремонтировали электродвигатели, вытачивали бигуди для химической завивки. Девчата для военных предприятий в Шостке шили мешки для пороха, оружия. Часть заработанных нами денег шла в общую копилку, часть получал на счет каждый ученик. Так, например, мы купили себе телевизор, поставили его в ленинской комнате. Я, как один из активистов, в свое время возглавлял ученический комитет, был секретарем школьной комсомольской организации.
— Интересно, мы с вами почти ровесники, но я в том же возрасте думал совершенно о другом — джинсы, кроссовки, дискотеки.
— У нас такого не было. Дети из других школ города показывали на нас пальцем, даже называли «инкубаторцами», потому что мы ходили в одинаковой одежде. Помню, в 10 классе чуть не заработал «неуд» по поведению, хотя был круглым отличником, шел на золотую медаль. В конце концов получил ее, даже несмотря на то, что воспитатель не хотела мне ставить другую оценку за поведение.
— Чем же вы отличились?
— Это было в 1986 году. Я организовал акцию неповиновения — наверное, первую в истории нашей школы. Причина — нас не покормили после того, как мы вернулись с работ по благоустройству территории. Мы все сделали, но задержались на обед, а нам его не дают! Говорят, «столы были накрыты, но пришел дежурный учитель по школе и приказал всю еду убрать, потому что вы опоздали на обед». Мы — бегом к учителю. А он объясняет: «Вы должны были вовремя явиться в столовую. Меня не волнует, что вы где-то работали. Меня об этом не предупредили». После этого мы взяли большие листы бумаги, краски и написали: «В нашей школе не ест тот, кто работает!». Другие плакаты были в том же духе. Развесили их по всем этажам школы. Ведь нас незаслуженно наказали — один преподаватель отправил на работу, а другой лишил за эту же работу обеда! Так что обостренное чувство справедливости у меня еще с тех времен.
А второй случай был связан с тем, что я — комсорг школы — организовал на Пасху коллективный поход в церковь. Нас собралось человек 30, и после отбоя мы пошли на всенощную. А в те времена под церквями на праздники дежурили учителя — отлавливали «несознательных» учеников, составляли списки и подавали их в райком комсомола. Нас не поймали, мы убежали, но преподаватели заметили. На следующий день секретарь партийной организации школы, учитель истории, очень авторитетный и взвешенный человек, меня отчитывал: «Как ты мог? Мы же тебя рекомендовали, мы избрали тебя секретарем комсомольской организации!» Естественно, мои объяснения, что, мол, это наша культура, история, духовность никто не слушал.
«Майора грозились разжаловать, а меня — сгноить в дисбате»
- Несмотря на такое поведение, в армии вы попали в особую часть…
— Если вы имеете в виду, что особую в интеллектуальном смысле, то — да. Сначала служил в Москве в учебном центре полка обеспечения Академии ракетных войск стратегического назначения имени Дзержинского. Потом в Калужской области. Мы обслуживали в том числе и знаменитую ракету «Сатана», которую так боялись во времена холодной войны натовцы. Я был командиром отделения, потом заместителем командира взвода. Секретность там была, сами понимаете, на самом высочайшем уровне. Кстати, там у меня тоже история приключилась. Меня даже арестовали.
— За что?
— Первый политический опыт. В 1989 году выбирали депутатов в Верховный Совет СССР. Высокий чин из Генштаба вооруженных сил СССР решил баллотироваться от нашей части. Ему, естественно, никто не смел отказать. Генерала заверили, что солдаты выдвинут его кандидатуру, проголосуют, как надо. И замполит меня попросил: «Юра, выступи от нашего дивизиона». Я сначала отказывался, а он: «Да выступи! Нам же нужны показатели. А ты умеешь убеждать».
И вот идет собрание. Руководители полка хвалят высокопоставленного кандидата, рассказывают о том, какой он хороший и что может сделать для нашей части. Я поднимаю руку.
Замполит очень доволен, показывает, мол, дайте ему слово. И я выступил: «Скажите, пожалуйста, вот нас тут агитируют выдвинуть в Верховный Совет одного из первых лиц Вооруженных сил страны, рассказывают, как он будет помогать армии, будучи депутатом. Но что ему сейчас мешает помогать? Ведь он уже имеет все полномочия! А вот начальник штаба нашего полка майор Рыжонков, на мой взгляд, много сделал бы для всех военнослужащих, если бы его избрали». Мало того, что я предложил новую кандидатуру, так еще и настоял, чтобы мое предложение было проголосовано. Кандидатуру генерала из Генштаба поддержали всего два человека, остальные — за майора. Но после собрания меня и майора посадили под арест. Обвинили в заговоре: «Кто спровоцировал? Кто дал поручение?» Грозились майора разжаловать, а меня — сгноить в дисбате.
— Вы хотите сказать, что даже этого не испугались?
— Нет! Наверное, сказалась моя интернатовская закалка! Чем меня напугаешь? После этой школы жизни меня испугать ничем невозможно! Терять мне нечего. К трудностям и лишениям мне не привыкать, а психологически я был закален лучше, чем те, кто меня пугал. Так что «сломать» им меня не удалось. Но под арестом меня держали еще несколько дней. За это время провели еще одно собрание. Но заставить солдат и прапорщиков голосовать за навязанную кандидатуру командирам части так и не удалось, хотя наш майор и снял свою кандидатуру. Тогда генерал остался без депутатского значка. Ну а я как пришел в часть младшим сержантом, так в этом же звании и уволился. Хорошо, что не разжаловали.
Перевели только в своеобразный стройбат: при нашей части сформировали строительный взвод, в котором служили кавказцы со всего полка. Кстати, у меня в армии с ними были очень серьезные конфликты! У них было сильно чувство землячества. Командиры знали это и надеялись, что накажут меня они не хуже дисбата.
— А славяне разве вместе не держались?
— В том-то и была беда, что не держались. И мне часто приходилось в одиночку отстаивать честь славян. Однажды меня так отделали, что месяц в лазарете провалялся. Были серьезные телесные повреждения. Командование части даже хотело на случае с моим участием раскрутить показательное дело по борьбе с дедовщиной. Но кавказцев я не сдал, чем заработал у них уважение.
«Бог меня любит. Я действительно везучий»
— Да вы просто везунчик какой-то. В школе вас не исключили за митинги, походы в церковь. В армии дисбат заработали, но проскочили…
— Да, Бог меня любит. Я действительно везучий. Хотя часто ходил, как говорится, по лезвию бритвы. Одни лихие девяностые чего стоят! Я как раз в то время учился в Киевском университете имени Шевченко на факультете романо-германской филологии. В университетском студенческом городке, что на улице Ломоносова, мы с друзьями организовали одно из первых студенческих предприятий. У нас было кафе, три магазина, дискотека, парикмахерская и юридическая служба. Только начали работать, братва со своей «крышей» объявилась, потребовала им платить. Мы отказались.
— Простите, но в это трудно поверить. В те годы тех, кто отказывался не платить «крыше», попросту убивали…
— Вот я и говорю, Бог спасал. В студгородке, да и во всем Киеве, тогда во время разборок и стреляли, и убивали. Нам тоже представители разных группировок назначали «стрелки», но мы не сдавались. Обостренное чувство справедливости не позволяло отдавать тогда кровно заработанные копейки. То есть я сам чужого никогда не брал, но и свое не отдавал. Хотя сейчас понимаю, что многое могло случиться. Ведь можно было расстаться с жизнью из-за пустяка. Меня Бог миловал, а были и такие, кому меньше везло. В моей группе был еще один парень из Черкасс. Его убили. Он занял однокурснику тысячу долларов. А тот, чтобы не отдавать долг, триста долларов заплатил наркоманам, и они убили моего сокурсника.
— Первой семьей обзавелись в университете?
— Да, я женился в 1992 году, а в начале 1994 года мы развелись. К сожалению, наша студенческая семья не прошла испытание жизнью в общежитии, тяжелым бытом. От первого брака у меня есть дочка Вита, ей уже 15 лет. Живет с мамой. С дочерью периодически общаюсь, помогаю ей по мере возможности. Я очень рад, что у меня есть дочка. Только сейчас начинаю понимать, что такое дети.
Нынешнюю жену Софию встретил в 1995 году в том же студгородке. Познакомились возле известной студенческой столовой, которую студенты окрестили «Бухенвальдом». Наверное, из-за качества еды, которую там продавали. Так что продукты мы себе чаще покупали в магазине, который был рядом со столовой.
София родом из Снятына, это город на границе Ивано-Франковской и Черновицкой областей. Ее предки — переселенцы из Польши. Сразу после Великой Отечественной войны поляков переселяли из Украины в Польшу, а украинцев из этой страны отправляли в Украину.
— Так она у вас гуцулка?
— Нет, скорее, лемка! София у меня такая миниатюрная, я ее очень люблю и считаю себя счастливым, потому что мне повезло найти в этом мире свою половинку.
«До 28 лет украинского языка не знал. Выучил, когда женился во второй раз»
— Долго привыкали к ее диалекту?
— В первое время было трудновато. На украинском она говорила очень быстро, к тому же использовала диалектизмы. И когда София начинала говорить по-украински, я половину слов просто не понимал. Общались на русском. Признаюсь, что до 28 лет я украинского языка не знал. Выучил, когда женился во второй раз. Постепенно, ненавязчиво. Теперь в семье мы говорим только на украинском. Мне даже выступать легче на украинском. Знаете, жена у меня очень мудрая. Она очень послушная, старается во всем меня поддерживать. Но вместе с тем, я не могу ей никогда отказать.
— Муж голова, а жена шея?
— Вот именно! Моя София — настоящая шея. Это определенный признак западноукраинской ментальности. Деликатность, уважение к личности. Я многому у нее и ее семьи научился. Вот у нас, у «схiдняков», все либо белое, либо черное! У «западенцев» же много полутонов. У них не принято отвечать прямо, особенно если ответ несет негативный оттенок. Мол, человека так можно обидеть.
— Я так понял, формально глава семьи — вы, а фактически — супруга?
— Абсолютно точно! Да, у меня всегда есть возможность и право повлиять или изменить решение, но этим правом я почти никогда не пользуюсь. Потому что доверяю жене.
— А где ваша супруга работает?
— София — журналист. Начинала с радио «Континент», потом работала в газетах. Она такая, знаете, трудяга! Хотя и маленькая, но любую ношу будет нести и бороться с любой проблемой.
— Признайтесь, кто семейным бюджетом ведает?
— Конечно, супруга. Ведь на ней все обязанности по дому и воспитанию сына. Максиму сейчас три с половиной года. И это тоже наша радость. Правда, не с кем сейчас ребенка оставить дома. Бабушка, моя мама, сейчас занимается ребенком моей сестры. Родители Софии не могут по состоянию здоровья.
— Так няню найдите сыну…
— Сложно найти человека, который устраивал бы и ребенка, и нас. К тому же сейчас няням надо платить большие деньги.
— Неужели у вас есть финансовые проблемы?
— Я вам честно скажу, несмотря на то, что я хорошо зарабатываю, мы деньги считаем.
— Что вы не можете себе купить?
— Думаю, что, например, яхту я себе позволить не могу.
— А все, что дешевле яхты, можете?
— Машину? Могу. У меня есть «Лексус», квартира. Правда, в Чабанах под Киевом. Я купил ее еще до депутатства. Но сейчас хотим ее продать и купить жилье в столице. Дачи у меня нет. Что еще могу себе позволить? Поездку на отдых с семьей за рубеж. Но это с точки зрения финансов. А из-за нехватки времени — не могу себе позволить. Вот как пришел в Верховную Раду в 2006 году, так фактически полноценного отпуска у нас и не было. Последний раз выбирались на несколько дней в Стамбул. Это было в 2005 году после рождения Максима. София тяжело перенесла роды, и, чтобы она смогла восстановиться, моя мама осталась с ребенком, а я увез жену на отдых.
3576Читайте нас у Facebook
