«Нерв с ноги пересадили в плечо»: бойцу 72-й бригады в Киеве сделали сложнейшие операции
— Сначала почувствовал сильный толчок — и левая рука, которой я придерживал автомат, вдруг повисла, — говорит Максим Сиденко, с которым мы познакомились этой осенью на Светлодарской дуге. — Взглянул на нее и увидел раздробленные кости. Рука висела на лоскуте кожи и кусочке мышц. Я тут же отключился, а в себя пришел, потому что было адски больно. Боец, вместе с которым я выносил раненого, перетянул, как смог, жгут выше раны и помог подняться. Продолжали стрелять. Одна пуля пролетела в 20 сантиметрах от моей головы.
Максим помнит каждую секунду того боя. А когда рассказывает о том, что услышал от врачей, которые принимали его сразу после ранения, мороз идет по коже.
— В больнице Бахмута, куда меня доставили, я время от времени терял сознание, — продолжает парень. — И вдруг доктор говорит: «Придется тебе руку ампутировать, все ткани разорваны…» Я на секунду представил, как это — жить без руки, когда вместо нее будет висеть небольшая культя. Сразу закричал: «Нет!» И стал угрожать врачу: «Если проснусь и не будет руки, возьму гранату, взорву тебя и себя!» Меня успокаивали: мол, тут ничего не поделаешь. «Лучше убей меня!» — кричал. И провалился куда-то.
Когда Максим очнулся после операции, его рука была зафиксирована металлической конструкцией. Отломки костей удалось собрать. Но, как выяснилось позже, кисть не двигалась. Пришлось пересадить с ноги участок нерва длиной 15 сантиметров. А недавно в Институте хирургии и трансплантологии имени А. А. Шалимова Максиму восстановили форму плеча, перенеся со спины часть мышцы на сосудистой ножке.
— Этому парню невероятно повезло, — объясняет заведующий отделом микрососудистой, пластической и восстановительной хирургии Национального института хирургии и трансплантологии доктор медицинских наук, профессор Сергей Галич. — За более чем тридцать лет практики я видел всего два случая, когда при тяжелых травмах плеча не страдали нервный и сосудистый пучки, расположенные в плечевой зоне. Максим мог лишиться руки. Это чудо, что ее сохранили, что после пересадки лучевого нерва начала работать кисть. Мы использовали весь свой опыт и профессионализм, чтобы восстановить контур плеча. Для этого пересадили кожно-мышечный комплекс тканей на питающей его сосудистой ножке, который взяли из мышцы спины парня.
На операцию Максим приехал с передовой. Последние полгода он защищает Украину в составе 72-й механизированной бригады, несмотря на то, что его левая рука работает не в полном объеме, а во время холодов сильно мерзнет.
На Светлодарской дуге несколько месяцев назад Максим признавался, что уже созрел для операции, которая поможет восстановить плечо.
— Я стесняюсь жутких шрамов и того, что у меня нет мышц, — говорит Максим. — Мне всего 23 года, хочется выглядеть нормально.
* Максим стеснялся отсутствия мышцы и страшных рубцов, оставшихся после ранения. Фото автора
Ранение Максим получил 18 июля 2014 года при штурме города Попасная, который тогда был захвачен террористами.
— Когда мы начали отходить с поля боя, увидели троих ребят, которые тащили двух раненых, им нужна была помощь, — рассказывает Максим. — Я рванул к ним. Одному бойцу пуля зашла под сердце и вышла через спину. Пока мы вытаскивали парня, по нам стреляли сепары. И тут меня что-то резко толкнуло в руку. Еще метров 30—40 я с побратимом продолжал нести раненого, но чувствовал: голова кружится, ноги отказывают… Когда пришел в себя, один из бойцов помог мне подняться, и я побежал в сторону наших.
В автобусе, где наши медики оказывали помощь, среди 18 раненых я увидел несколько своих друзей. У всех были тяжелые ранения. Мне ввели обезболивающее, врач наложил выше раны несколько жгутов. Когда он это делал, я его возненавидел: отломки костей терлись друг о друга, было кошмарно больно. Меня доставили в больницу Бахмута.
Проснувшись, не сразу понял, где нахожусь. От локтя до плеча у меня стояла система Илизарова. Рано утром нас срочно перевезли в харьковский госпиталь — появилась информация, что сепары могут напасть на больницу. На четвертый день после ранения я попробовал встать. Меня шатало из стороны в сторону, я держался за стены в коридоре. В тот период в харьковский госпиталь ежедневно привозили по 20—30 раненых. Хирурги оперировали круглосуточно.
* Руку удалось спасти благодаря металлической конструкции, но долгое время рана оставалась открытой
— Когда родные узнали о ранении?
— Мне постоянно звонила мама, но я ей говорил, что стою в наряде. Медсестра, увидев, что меня никто из родных не проведывает, спросила: «Ты маме сообщил о том, что в госпитале?» — «Нет». Она взяла мой телефон и позвонила маме. Был как раз ее день рождения… Мама приехала ко мне в Киев, куда меня перевели спустя несколько дней.
За три месяца кости срослись, остатки мышц закапсулировались, но движения так и не восстановились, пальцы и кисть не работали.
Волонтеры отправили меня на лечение в Словакию, где я три с половиной месяца проходил реабилитацию. Мне сняли аппарат Илизарова. Врачи удивились: почему кисть не сгибается? Невролог из Братиславы решил, что травма была слишком серьезной и нерв может «спать» до полугода. Чтобы его «разбудить», необходимы реабилитация, массажи. В Словакии на все еще открытую рану пересадили кожу с моего бедра.
Читайте также: Сергей Билоус: «Пуля снайпера раздробила мне плечевой сустав. Врачи вырастили новый из моих стволовых клеток»
Когда я вернулся в Украину, мне посоветовали обратиться в Институт нейрохирургии. Там мне вживляли электроды, чтобы вернуть нерву чувствительность. Затем меня прооперировали. Когда открыл после операции глаза, не чувствовал половину ноги… Врач сообщил: «15 сантиметров нерва в руке погибло. Мы взяли нерв из ноги и сделали пересадку».
— Кисть сразу начала работать?
— Уже через полгода я поднимал и опускал ее. Не восстановились только боковые движения. Когда спустя шесть месяцев после операции я приехал к доктору, он удивился такому быстрому прогрессу, но предупредил: левой рукой нельзя поднимать больше двух килограммов. А ведь я, вернувшись из Словакии, начал таскать гири по десять килограммов, отжимался, в общем, готовился к дальнейшей службе. Правда, подтягиваться не получается до сих пор — у меня нет мышцы, которая позволяет это делать. Врач, услышав о моих занятиях, начал ругать меня: «Нельзя. Лучше займись плаванием». Но я хотел только одного: воевать. Пришел в свой военкомат. Там меня назвали инвалидом и отправили домой. Зато в другом военкомате помогли оформиться.
* Так рука парня выглядит сейчас, после микрохирургической операции
— Как к этому отнеслись родители?
— Отец сказал: «Если мы тебя в 2014 году не остановили, то сейчас тем более не отговорим». Мама плакала, умоляла остаться дома. Но я собрал вещи и поехал в Авдеевку, где находился 39-й батальон, в котором в то время воевал мой дядя.
— Рука часто давала о себе знать?
— Стало сложно, когда начались морозы. Нерв простреливал, рука синела. Как только закончился контракт, я демобилизовался. Восемь месяцев был дома. Затем с другом поехал в 34-й батальон, который находился в Песках под Донецким аэропортом. Там мы с Илюхой уничтожили дзот сепаров. Нас хотели даже наградить государственными наградами, но что-то пошло не так…
— В эту ротацию плечо и кисть уже работали лучше?
— Когда бревна тягаю, начинает подергивать руку, а так ничего. После Песок я тоже отдохнул четыре месяца дома. Затем оформился в 72-ю бригаду, которая тогда заходила на Светлодарскую дугу. Постоянно выбираю подразделение, которое идет на фронт. Правда, сейчас от нас до сепаров полтора километра, далековато.
Читайте также: Медики вытащили с того света командира разведчиков, получившего ранения, несовместимые с жизнью
Все врачи, которые лечат или консультируют Максима, удивляются, что он продолжает воевать.
— У этого парня, несмотря на тяжелейшее ранение и контузию тканей, восстановились все структуры, и рука работает практически в полном объеме, — говорит Сергей Галич. — Когда специалисты нашего отделения увидели дефект руки Максима, захотели помочь молодому бойцу. У него ведь вся жизнь впереди. В ходе операции мы иссекли измененные ткани. В итоге образовалась открытая рана размером восемнадцать на девять сантиметров. Ее закрыли кожно-мышечным лоскутом со спины. Чтобы лоскут сохранял форму и прижился, он должен снабжаться кровью, поэтому мы переносим комплекс тканей вместе с сосудом. Наш большой опыт проведения подобных операций позволяет делать такие перемещения даже в самых необычных ситуациях. Уже сейчас, хотя после операции прошло не так много времени, могу сказать, что нам удалось сформировать контур плеча, а рубец будет небольшим.
* Микрососудистый хирург Сергей Галич уверен, что вскоре швы у Максима сгладятся и не будут заметны. Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
— Скажи, ты снова вернешься в подразделение? — спрашиваю Максима.
— Не сразу. Контракт с 72-й бригадой заканчивается 28 декабря 2018 года. Пройду реабилитацию, все заживет, определюсь, какое подразделение идет на передовую, и подпишу новый контракт. Но связывать с армией всю жизнь не собираюсь. Я хочу получить профессию психолога, но это уже в мирное время. Пока в стране идет война, нужно защищать Родину.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали о 29-летнем сапере Владимире Соловейко, который, потеряв ногу на войне, вернулся на фронт.
Читайте нас у Facebook
