Каждый раз, когда я случайно оказываюсь на киевском проспекте Науки, обязательно вспоминаю этот случай из моего далекого детства. Почему? Да потому что в моей жизни меня никто и никогда не бил. Как-то так получалось, что Господь от этого оберегал. Ни дома не били, ни на улице, ни в интернате и в армии, где физически слабых обижали всегда. Там это вообще было обычным делом. Меня не били. Даже, наоборот, физически здоровые и задиристые, слывшие безнадежными хулиганами, нередко приходили со своими непримиримыми проблемами — чтобы я их рассудил. И часто соглашались с тем, что я, выслушав обе стороны, им советовал.

А вот тогда меня ударили. Первый и последний раз в жизни. На проспекте Науки. Точнее, проспекта тогда ещё не было, его только начинали строить. И во время школьных каникул меня порой отправляли на пару дней на эту киевскую окраину погостить у бабы Раи в частном доме. Частным домом называлась малюсенькая пристройка, состоящая из двух комнатушек метров по пять. Зато в частном секторе в районе Большой и Малой Китаевских улиц, где после отселения жильцов домов, оказавшихся на маршруте строительства нового проспекта, осталось такое количество заброшенных фруктовых садов, что в путешествие по ним мы с пацанами отправлялись с самого утра, а домой возвращались к вечеру, утомленные лазаньем по деревьям и неимоверным поглощением всех подряд попадавшихся на нашем пути фруктов — шелковицы, зелёных ещё яблок, переспевших марель и синих, аж чёрных слив.

- Слышь, шкет, поди-ка сюда.

Возвращаясь в каморку к бабе Рае, я в темноте не заметил шайки местных хулиганов, оказавшихся на моем пути. Размечтался о светлом будущем и не заметил.

- Закурить есть? — спросил один из них.

По рассказам знакомых мальчишек я уже знал, что должно произойти дальше. Хулиганов мой ответ — любой! — не интересовал вообще. Вот почему, не дожидаясь ответа, они сразу били в лицо. Упав навзничь в траву, я думал только об одном — как бы нащупать отлетевшие в сторону очки. Их нужно было найти обязательно. И без них — старых, с прикрученной изолентой отломившейся левой дужкой, мне домой никак нельзя было возвращаться… Слава Богу, нащупал.

На всю жизнь запомнил, как убегал от улюлюкавших мне вслед босяков, удовлетворившихся избиением слабого пятиклассника. А могли бы и убить. Им это ничего не стоило.

Я знаю, от чего я умру. Я сам поставил себе диагноз. И знаю, что он безошибочен. В свидетельстве об уходе врачи напишут какие-то дежурные слова типа «обширный инфаркт» или «инсульт», или что-то ещё, связанное с сердечным заболеванием. Но всё это будет не так. Не совсем так. Точнее, совсем не так.

Я умру от ИСТОНЧЕНИЯ ДУШИ. Не знаю, есть ли в медицине такой научный термин. Но в реальной жизни он есть. Просто не очень изучен и почти не описан. Или описан, но другими словами. Именно от ИСТОНЧЕНИЯ — потому что со временем душа уже не в силах выносить обиды и унижения, переживания за здоровье родных и друзей, боль за погибающих на войне и бессилие из-за невозможности помочь всем, кто в помощи нуждается…

Знаете, жизнь настолько быстротечна, что каждый из нас, наверное, на себе ощущал это вечное откладывание «на потом» вещей не сиюминутных, не требующих решения здесь и сейчас, бытовых, быстро проходящих и потому быстро забываемых. А таких, которые «могут потерпеть». У каждого из нас разных. Потому что мы все очень разные. Для кого-то это написать книгу, сюжет которой вынашивал с самого детства. И детали уже отточил, что называется, до блеска. А вот сесть и записать это сразу и до последней строчки (ведь в уме все уже написано давно, даже та самая последняя строчка) все времени не хватает. «А, как-нибудь потом…» Для кого-то другого это письмо другу, с которым не виделся много лет и которому есть сказать что-то такое, чего не скажешь никому больше в целом свете, и не сказать нельзя, потому что нет сил носить это в себе дальше. А кому-то что-то ещё сделать важное, такое, что сделать обязательно надо, но сделать серьезно и ответственно. Не впопыхах, не с бухты-барахты, а обстоятельно, раз и навсегда. А свободного времени все нет и нет. И «а, потом…» уже не подходит. Потому что «а, потом…» уже наступило.

Подкралось как-то неожиданно быстро. Умом-то и раньше, задолго до этого момента, каждый понимает, что рано или поздно это время наступит. Потому что ход времени неудержим. И необратим тоже. И не столько даже по себе самому (ведь все некогда и некогда!), а, скорее, по другим — знакомым и не очень знакомым — начинаешь замечать, что «потом», кажется, уже совсем близко. Это вроде как приближение людей твоего поколения незримым строем к такому же незримому краю, за которым «потом» уже не существует.

Нет, это ещё не сам край. Впереди ещё несколько шеренг людей постарше, из предыдущих поколений, замешкавшихся на время у того края по каким-то причинам. Но процесс этот неизбежен. Понятен. И легко объясним. Необъяснимо разве что-то, как кто-то из твоей шеренги, вдруг, отчаянно растолкав впереди стоящих, уходит под горестный шёпот остающихся: «Куда же ты?.. Так рано… И ведь совсем молодой… Ему бы ещё жить да жить…»

С каждым днём учащающийся уход тех, кого ты хорошо знал, не просто приносит осознание того, что «потом» наступает, неумолимо приближается и не оставляет никаких иных шансов, а ещё и заставляет лихорадочно решать, что же, наконец, делать с тем, что «на потом» было отложено раньше. «А зачем УЖЕ?» — появляется в голове коварная мысль. Ведь это ничего не изменит, не исправит. Ничего, собственно говоря, уже не даст. Как сказать… Это смотря что вы рассчитываете получить, друзья мои.

Да и получать-то уже, по большому счёту, ничего и не хочется. Успеть бы раздать. Долги, слова, остатки любви… Ведь с собой ничего забрать не удастся. И незачем. А оставить другим — близким, родным, знакомым, чужим остро нуждающимся — ещё можно успеть. И уйти за черту, оставив там, там и там частичку себя — в щедро розданных чувствах, вещах, книгах, словах, записках, даже не до конца доделанных делах. Это все ведь ещё какое-то время будет оставаться здесь. Да, уже без вас. Да, уже после вас. Но здесь. С кем-то для вас небезразличным…

Непраздничный размышления, согласен. Так ведь и не праздник сегодня. Хотя, относясь к сказанному и пережитому философски, почему, собственно говоря, не праздник? Может ли быть более радостным день, который ЕЩЕ ПРЕДСТОИТ ПРОЖИТЬ, радуясь жизни, радуясь солнечному свету, свежему воздуху, запаху родного человека, лаю родной собаки, незлобивому ворчанию многолетнего товарища по работе?.. А два таких дня? А сколько-то дней и ночей больше?..

Напоследок расскажу анекдот. Один из моих любимых. Пускай даже кто-то скажет, что он в этом контексте совсем неуместен. Все равно расскажу. В еврейской семье умирает дедушка Мотеле. Все взрослые уже успели с ним попрощаться и с головой окунулись в приготовления, ну, вы сами понимаете, к чему. Один только маленький внучонок с интересом крутится возле дедушки.

- Слушай, Янчик, — просит малыша Мотеле, — не сходил бы ты к бабушке на кухню узнать, что она такое вкусное там готовит? Сил нет терпеть эти запахи. А если она опять приготовила мои любимые пирожки с капустой, попроси дать один для меня…

Через пару минут возвращается с кухни запыхавшийся внук и, разводя руки, говорит:

- Извини, дедушка, но бабушка сказала, что это «на потом»…

Несмотря ни на что, всем сегодняшним именинникам по традиции желаем добра и счастья. А всем нам — бережливого отношения к каждому подаренному нам судьбой и Господом дню жизни.