Знаменитый асисяй (вячеслав полунин): «клоунаду я очень люблю, но самих клоунов ненавижу… »
Его называют лучшим клоуном планеты. Вячеслав Полунин, ворвавшийся в новогодний «Голубой огонек» 1980 года со своей обескураживающе щемящей искренностью Асисяя, до сих пор заставляет публику плакать и смеяться по поводу самых, казалось бы, простых вещей. Запомнившийся как смешной человек в желтом комбинезоне, красных лохматых тапочках и с двумя огромными надувными телефонами, Полунин, после шестнадцатилетнего перерыва побывал в Украине со своим «Снежным шоу». Кстати, отметившим своеобразный юбилей -- тысячное представление!
«Я ненавижу клоунов… »
-- По-моему, ваше «Снежное шоу» очень далеко от традиционной клоунады…
-- В какой-то момент, еще работая с «Лицедеями», я понял, что мне уже все неинтересно, захотелось заняться трагической или метафизической клоунадой. Но никого из ребят это не заинтересовало. Мы разошлись… Потом в Чехии на выставке театрального дизайна я увидел на маленькой сцене «Бурю» Шекспира из маленьких бумажек, раздуваемых ветром. Сразу же вспомнил свое детство, когда ежедневно вставал в семь утра и расчищал сугробы высотой в три моих роста от нашего дома до дороги. Прорывал в снежных «горах» тоннель, а потом отправлялся в поле и строил там снежные города. Я вообще очень люблю снег… А «Снежное шоу» стало итогом моих поисков новой клоунады, которую, к слову, я очень люблю, но самих клоунов ненавижу.
-- ?!
-- Большинство клоунов хранят старые традиции клоунады, зародившейся еще в прошлые века. Пытаются веселить публику простыми шутками. Но людям, видевшим новые потрясающие фильмы и спектакли, это неинтересно!
-- Кто же вы тогда, если не клоун?
-- Клоун -- понятие широкое. Это -- революционер, переворачивающий устои. Анархист, не желающий жить так, как другие. Ребенок, так как все, что ему говорят, не имеет значения, а значимо лишь то, что он сам видит, и в то же время он доктор, помогающий снимать стресс. Еще -- поэт, потому, что говорит метафорами… Клоун не дает уснуть, застояться, затвердеть… Все время стремится к свободе. Он берет из жизни то, что есть, и доводит это до уровня искусства. Этим я и занимаюсь. Известно, например, что в театрах периодически возникают накладки. У клоуна накладок не бывает. Чтобы ни произошло, все -- хорошо. Что-то упало? Замечательно! Просто надо это правильно «поднять».
-- Это под силу только высокому профессионалу…
-- Не скажите. Вот, для примера, смешная история, имевшая место на Съезде соотечественников за рубежом, который проходил в Москве в недавно открытом Доме музыки. Приехало множество людей со всего света. Количество накладок на организованном там представлении на порядок превосходило все, что только можно было себе представить. Счастье, что вел концерт Иосиф Кобзон, которого я, правда, не очень люблю, поскольку, выходя на сцену, он больше никого туда не пускает. Однако здесь он просто попал в «десятку». Оказался прирожденным клоуном в самом лучшем смысле этого слова. Я получил настоящее удовольствие! Кобзон из всех этих накладок устроил настоящий спектакль: смеялся над каждой возникшей ситуацией, весело ее подавал… Пиком этого вечера было происшествие с роялем. Из ямы на сцену лифтом подняли рояль, музыкант благополучно отыграл, инструмент начал опускаться вниз. Вдруг раздался оглушительный треск, грохот, весь зал вскочил… Что-то там не сработало, и «Стенвей» -- в лепешку!
Кобзон комментирует: «Теперь будем аккомпанировать на губах!» -- и показывает, как именно. Затем приглашает на сцену мэра Москвы Лужкова и говорит: «Придется тебе отдуваться -- пой!» Через какое-то время опять что-то сломалось, и ведущий снова вытаскивает мэра: «Пой, поскольку без музыки только ты можешь петь». При этом по периметру ямы, которая так и осталась открытой, Кобзон поставил охрану мэра. Фрагмент из «Лебединого озера» исполнялся вокруг… ямы и охраны. Было безумно смешно. А все благодаря тому, что Кобзон правильно, по-клоунски, повернул эту историю: «Вот такая это страна, и так мы в ней живем!»
«В Лондоне меня выгоняли из шести квартир!»
-- Более пятнадцати лет вы не были на родине. Где сейчас ваш дом?
-- Много лет назад я поехал болтаться по свету, побывал в пятидесяти странах. Всюду, где останавливался, устраивал свою базу. В Лондоне целых шесть лет прожил. Там потрясающая театральная атмосфера, мне доставляло огромное удовольствие общение с англичанами, английский юмор… Прошел хорошую школу, сделал карьеру, но год назад перебрался в Париж.
-- Почему?
-- Англичане не так, как мы, общаются, мне с ними холодно по-человечески. Я привык так: если сели за стол, так до утра. Пока все не съели, не спели, не сплясали, не рассказали, пока соседи не присоединились -- это не праздник! Меня в Лондоне из шести квартир выгоняли! Только вселюсь, через месяц-два приходит бумага, что меня выселяют. Приходилось опять квартиру искать.
-- Вы что, с соседями дрались?
-- Нет, конечно (смеется. -- Авт. ). То мои сыновья на роликовых коньках по крыше катались, то Борис Гребенщиков у меня день рождения справлял, и мы, человек пятьдесят, сидели на ступеньках с гитарами и пели…
-- Вы еще и поете?
-- Да, хотя жена всегда при этом говорит: «Немедленно прекрати!» И правильно, потому что, когда я пою, люди разбегаются…
-- С французами вам проще -- можно и похулиганить?
-- Там можно встретить человека в кафе и сразу пропеть-протанцевать с ним трое суток кряду. С французами меня роднит чувство свободы, естественности, безалаберности. Потому-то я там и прижился. В чудесном месте, в 20 минутах езды от центра Парижа, мы создали потрясающий театральный центр. На первом этаже дома шьют костюмы, мастерят декорации. На втором -- режиссеры, администраторы. На третьем -- живу я со своей семьей и еще кучей друзей. Бывает, сижу и вижу, как кто-то незнакомый по моему дому ходит. Оказывается, к моим друзьям друзья друзей приехали… (Хохочет. -- Авт. )
-- Судя по всему, друзей у вас много.
-- Сейчас в моей труппе -- более ста человек. Но все они живут в разных странах: в Израиле, Эстонии, США… И они тоже -- мои друзья. Когда нужно, звоню и спрашиваю, кто свободен. Обычно все приезжают. Вообще же нынче все цирки мира процентов на шестьдесят заполнены нашими (бывшими советскими, российскими, украинскими) артистами. Ни одна цирковая школа не может сравниться с нашей. Самый знаменитый на планете цирк «Диссолей» практически весь из наших.
-- Иностранными языками владеете?
-- С трудом. Да и ни к чему мне это. Меня выручает молчаливость. Человек, приходящий на мои спектакли, даже не знает, какой я национальности. На Западе никогда не пишу на своих афишах фамилию. Люди приходят на шоу, а потом спрашивают: «Вы откуда?» Из русских писателей наиболее близки мне Гоголь и Булгаков, их мистицизм, абсурд, слезы со смехом. И иностранцы чувствуют эту культуру, эту истерическую песню одиночества.
-- Иностранцы вам ближе соотечественников?
-- Не сказал бы. Правда, смотря кто и где. Скажем, в Австралии у меня сложились напряженные отношения с публикой. Вылилось это в пять(!) исковых судебных заявлений. Правда, не столько ко мне, сколько к моим актерам. Там ведь, если на постороннюю женщину больше трех секунд посмотрел, она может подать иск в суд. Если же руку на плечо ей положил -- в тюрьму можешь угодить. Конечно, живут они хорошо, но там ничего не происходит. Но я люблю болтаться по свету, наблюдать за людьми, за тем, как они живут и что чувствуют.
«У Марселя Марсо я был мальчиком на побегушках»
-- Кого вы считаете своим учителем?
-- Мне не повезло -- у меня не было прямых учителей. Но, с другой стороны, взял у других все, что нравилось. То, чему я учился, не имеет никакого отношения к тому, чем занимаюсь сейчас. Сначала учился на экономиста, потом в институте культуры, на факультете массовых зрелищ. Я семь лет буквально жил в питерской театральной библиотеке: приходил в восемь утра, уходил в восемь вечера. Рылся в архивах, никем ранее не тронутых: личные собрания каких-то князей, графов… Особенно полюбил Серебряный век. Ректор, выдавая мне диплом, сказал: «Окончание Полуниным нашего института доказывает, что вечных студентов не бывает».
-- Вячеслав, боюсь, мы немного отошли от темы.
-- Пожалуй. Я всегда стараюсь делать спектакли объемными, чтобы зритель видел какую-то историю не с одной, а с многих точек зрения. Это я позаимствовал у великого Чаплина, который снимал фильмы, понятные и интересные всем. Вообще в моей жизни было много хороших людей. Например, Марсель Марсо. Когда он приезжал, я сразу к нему мчался, был у него мальчиком на побегушках: лампочки вкручивал за кулисами, чемоданы носил. Сейчас, правда, есть возможность общаться с ним напрямую, во Франции…
-- Ваш театр вполне можно считать семейным.
-- Моя жена, Лена, всегда рядом, мы все делаем вместе. Пишем сценарии, создаем спектакли. Мне повезло. Она пришла ко мне в студию лет двадцать пять назад, хотела быть романтической актрисой. Но в моем гротеске и абсурде ей не было роли. Потом начали создавать новый театр, и как-то я попросил ее помочь на сцене: Лена оказалась замечательным клоуном. Ее образ -- Мышка и Наполеон одновременно. Она директор моего театра.
-- А дети пошли по стопам родителей?
-- Дети всегда с нами. Как только они научились передвигаться на четвереньках, сразу лезли на сцену. Нам даже приходилось привязывать их за ножки к батарее, чтобы они во время спектакля не выползали… Потом мы перестали это делать, и они ползали по сцене прямо на представлении. Смеху было! Потом это превратилось в часть сюжета… Только-только научившихся ходить Ваню и Пашу мы и не одевали даже. На сцену выбегали такие маленькие голые человечки и гоняли шары. Публика смотрела, разинув рот. Это была лучшая часть спектакля.
Бывало, Ваня, который стал актером с восьми лет, во время театральной игры выходил из роли: начинал барабанить по разным предметам или засыпал на ходу. Теперь ему семнадцать лет, вымахал выше меня. Он -- Белый клоун.
-- Чем занимаются остальные?
-- Паше сейчас девятнадцать. Он пытался стать музыкантом, но сейчас больше интересуется театром. На нынешние гастроли взяли его с собой в качестве техника. Есть у него и небольшая роль… Старшему Диме -- двадцать один год. Он сейчас в Париже, является техническим директором шоу, которых у нас три. Я один всего не успеваю. Вот и приходится сыну заниматься административными и техническими проблемами, а также вести один из спектаклей. К слову, Дима влюблен в… машины. Он отнял у меня руль, будучи четырнадцатилетним пацаном. С тех пор я вообще автомобиль не вожу.
«Жена мной недовольна. Говорит, что я толстею… »
-- Как поддерживаете физическую форму?
-- Просто прислушиваюсь ко всем ритмам… Вселенной, спектаклей и своим собственным -- физическим и душевным. Если раньше давал шесть спектаклей в неделю, потом -- пять, то сейчас -- два-три. Два месяца работаю, два -- отдыхаю. Очень точно рассчитываю свои внутренние ресурсы. Жена недовольна, говорит, мол, толстею. А я доволен! Это у балерины должна быть стройная фигура, а клоун хоть на колясочке может выехать и что-то руками показывать.
-- Вы обосновались во Франции. Приобщились к их «празднику жизни», научились отдыхать по-французски?
-- Раньше я вообще не умел отдыхать. Так был увлечен работой, что даже выходных себе не устраивал. Случалось, под кулисами ночевал, чтобы время на поездки домой и в театр не тратить. А ведь любой отдых -- искусство! Выпить, выбрать, найти правильное вино -- искусство. Сходить в баню -- тоже искусство.
До приезда во Францию я, кроме бокала шампанского на Новый год и иногда пива, спиртного не употреблял. А во Франции без вина за стол просто не садятся. Они вообще не понимают, как можно пить воду или сок, если есть вино…
-- Ваше любимое вино?
-- Когда только приехал во Францию, с удовольствием пил «Божоле». Потом полюбил «Коддаром», затем «Бордо», «Мерло», «Каберне-совиньон»… Теперь -- «Сэнт-Эмилион». Сейчас у меня целая винная библиотека. Могу выписать из Испании бутылочку вина только потому, что в определенный год солнечный луч упал именно на «ту» долину, где рос «тот» виноград, из которого получилось «это» вино… Тоже самое с баней. Уже три года собираюсь строить. Пока не изучу все до мельчайших подробностей, к работе не приступлю.
-- Что вам нравится в людях?
-- Разное. В одном человеке -- задумчивость, в другом -- то, что он никогда не задумывается. В одном -- обжорство, в другом -- страсть к безумным диетам. Во всем можно найти удовольствие, интерес. Но особенно ценю в людях целеустремленность, нежность, неординарность… Есть среди моих друзей полные оболтусы и в то же время потрясающие люди. Их называют «человек-праздник». Когда они заходят, все расцветает. Жаль, что в обществе не ценят таких людей. Генераторы праздничной атмосферы нужны миру во много раз больше, чем генераторы экономики, знаний и даже… любви.
-- Исходя из того, что Полунин -- сам «человек-праздник», депрессии вы не подвержены…
-- Депрессия бывает у всех. И я не исключение, в жизни все непросто. Сколько бы человек ни имел, ему хочется иметь еще больше.
Читайте нас у Facebook
