«когда я увидел полные слез глаза леонида быкова, понял: ему срочно нужна помощь», -- вспоминает бывший министр культуры украины сергей безклубенко
Провожали в последний путь Леонида Быкова без траурных маршей и высокопарных речей. Лишь летчики-актеры второй «поющей» эскадрильи спели в последний раз своему комэску «Смуглянку»: «Раскудрявый клен зеленый, лист резной… Здесь у клена мы расстанемся с тобой… » Такое пожелание режиссер высказал в своем письме-завещании еще в 1976 году. Но даже сегодня продолжается спор по поводу этого документа, оригинал которого таинственно исчез, но копии хранятся у многих. Кто называет его «предсмертным письмом», «завещанием», кто «криком души перед добровольным уходом из жизни», кто просто не верит, что это письмо Ивану Миколайчуку и Николаю Мащенко Леонид Быков писал в 1976-м, а не в 1979-м.
Прессой уже выяснялись пути хождения «завещания» по рукам, и высвечены все персонажи, причастные «к делу». В тени четверть века оставался лишь человек, у которого, по слухам, и осел оригинал письма Быкова. Это доктор философских наук, бывший ответственный работник ЦК компартии Украины, затем министр культуры профессор Сергей Безклубенко.
«Фильм произвел на меня сильнейшее впечатление -- я даже прослезился»
-- Сергей Данилович, вы -- единственный из власть имущих, о ком вспоминает Быков в своем письме. И тем не менее вы не приняли участия в издании воспоминаний о нашем выдающемся актере и режиссере -- книги «Будем жить!» Почему?
-- Меня не приглашали… Но прислали рукопись этого сборника на рецензию, причем не составители, а из издательства «Мистецтво». Отметив искренность и теплоту многих очерков, я не мог не сказать о том, что, как мне показалось, авторы некоторых из них просто хотели согреться в лучах славы Быкова. К счастью, их воспоминания не вошли в ту книгу, которую издал друг Быкова Алим Федоринский. Но мне непонятно, почему туда не вошла и такая серьезная, интересная статья Романа Корогодского, которая показалась мне лучшей в сборнике. Кстати сказать, поучаствовать и в этом сборнике меня тоже не пригласили.
-- Вас связывали личные отношения с Леонидом Федоровичем?
-- Можно сказать и так, хотя встречались мы всего четыре раза. Но я благодарен судьбе, что этот человек в кризисные моменты своей жизни счел необходимым обратиться именно ко мне. Помочь ему было для меня не только служебным долгом, но и потребностью души -- я полюбил этого человека как актера и режиссера задолго до наших встреч.
-- Расскажите о них.
-- Первая встреча была, так сказать, служебной. Пришел ко мне в ЦК (я тогда работал в отделе культуры) один из авторов картины «В бой идут одни «старики» Александр Сацкий, попросил срочно посмотреть фильм. Госкино Украины настаивало на ее дублировании на украинский язык. Просмотр состоялся на студии имени Довженко. Присутствовали Леонид Федорович, ведущие актеры и съемочная группа. Фильм произвел на меня сильнейшее впечатление -- я даже прослезился.
К концу сеанса в проекционном зале появилось и руководство Госкино УССР во главе с Василием Большаком. На его вопрос, как быть с картиной, я сказал, что надо ее принимать и везти в Москву в таком виде, как есть. Где гарантия, что актер, дублирующий Быкова, донесет до зрителя все те эмоции, которые излучает Леонид Федорович? И потом: именно на необходимости взаимопонимания людей «разноязычных» и завязано многое -- если не главное! -- в этом фильме.
Потом мы с Леонидом Федоровичем встретились у меня в кабинете. Я хотел поближе познакомиться с ним, поговорить «по-человечески». И мы действительно просто говорили… часов пять -- «за жизнь». Не скрою, «коварный» замысел мой состоял в том, чтобы предложить ему возглавить Союз кинематографистов Украины. Быков отказывался, искренне уверяя, что он для этого неподходящая фигура. В конце концов улыбнулся, видимо, оттого, что нашел главный аргумент своего нежелания «идти в начальники»: «Я же беспартийный». Кстати, почему? И Леонид Федорович рассказал, как еще в Ленинграде написал заявление, где на четырех страницах изложил то, что ему хотелось бы сделать, став коммунистом. Партийному функционеру, принявшему заявление, показались странными реформаторские устремления поступающего, и он решительно сказал: «Перепишите, как положено, на одной странице!» Быков переписывать не стал.
Я понял: надо воздать должное режиссеру -- его таланту, его работе. И добился, чтобы Быкова выдвинули на Шевченковскую премию.
В третий же раз мы увиделись по просьбе самого Леонида Федоровича. Когда я увидел его полные слез глаза, понял: срочно нужна помощь. Но он сказал: «Я пришел покаяться… Я оказался несостоятельным отцом. Прошу вас снять вопрос о партии, о Шевченковской премии… » Потом рассказал мне, что с его сыном Лесем случилось несчастье: попал в дурную компанию и участвовал в ограблении магазина. Грозит суд. «Вы первый, кому я это рассказываю», -- вздохнул Леонид Федорович. И у меня сразу созрело решение: чтобы спасти Леся от суда, нужна экспертиза. Сделал все от меня зависящее, причем, не скрою, воспользовался и «телефонным правом», чтобы соответствующие органы рассмотрели этот вопрос не формально. От тюремного заключения сына Быкова спасли. Леонид Федорович этого не забывал.
«Картина «Не стреляйте в белых лебедей» получилась неплохой, но у Быкова был бы шедевр!»
-- А с творческими вопросами он к вам обращался? Ведь именно в это время ему «зарубили» в Москве сценарии по произведениям «Не стреляйте в белых лебедей» Бориса Васильева и «Долгий срок» Валентина Распутина. Была отклонена идея создания фильма «Василий Теркин» по поэме Александра Твардовского.
-- В то время я уже работал в Министерстве культуры, и формально вопросы кино были вне моей компетенции. Но когда Леонид Федорович принес мне сценарий «Не стреляйте в белых лебедей» и сказал, что Москва его не принимает, я просил председателя Госкино Ермаша, его заместителя Павленкова вернуться к рассмотрению кандидатуры Быкова как режиссера-постановщика и будущего исполнителя главной роли. Но на руководство оказывали давление «московские силы», и произошло то, что произошло.
-- Вам понравился фильм «Не стреляйте в белых лебедей», где Быковскую роль сыграл Любшин?
-- В общем, фильм неплохой. Но у Быкова мог бы быть шедевр.
-- Московские редакторы говорили, что «начальство просто перестраховалось», что сыграла свою роль и скандальная история с сыном Леонида Федоровича, что, мол, «острый, нелояльный к власти» сценарий Быков мог «накренить влево и получилось бы, что в нашей жизни побеждает отнюдь не добро».
-- До меня такие разговоры не доходили. Я по-прежнему был озадачен судьбой Леся. Позвонил как-то Николай Мащенко и говорит: «Можно, мы с Быковым придем к вам? Есть дело, но сам он ни за что не хочет хлопотать по такому поводу. Помогите решить еще одну проблему: парню надо получить образование». Речь шла о театральном институте. Это была моя последняя встреча с Леонидом Федоровичем. Как бы в извинение за просьбу такого характера Леонид Федорович дал почитать мне рассказы, написанные сыном. Мне они показались интересными, и я пообещал помочь со вступлением: позвонил тогдашнему ректору театрального института имени Карпенко-Карого, объяснил ситуацию. Дело в том, что у Леся после всего случившегося остался синдром -- он боялся даже косого взгляда… Ректор сказал: «Пусть только придет в институт и подаст заявление и документы». Но Лесь не пришел… Это было без малого за год до трагедии с его отцом.
«Оригинал письма-завещания надо поискать в архивах ЦК -- в «документах длительного хранения»
-- Как вы узнали о гибели Быкова?
-- Позвонила жена -- я был тогда в Москве, на совещании республиканских министров культуры. На следующий день я уже был в Киеве. Дело в том, что срочно созывался пленум ЦК по замене секретаря по идеологии -- Маланчука на Капто. Отношения с Капто у меня были натянутые, поэтому я не удивился тону, которым он мне сообщил: «Ходят слухи о предсмертном письме Быкова, где что-то там говорится о вас»… -- « А что именно говорится?» Он не ответил. Узнав, что письмо Быкова находится в ЦК, я попросил дать мне почитать его. Отказали. Тогда правдами и неправдами раздобыл его копию. О себе прочел следующее: «Передайте С. Д. Безклубенко, с которым я встречался четыре раза в жизни, что я его считал коммунистом с большой буквы, как своего папу и себя, хотя последнее и звучит фанфаронски». Этими словами письмо заканчивалось.
-- Кто же все-таки передал письмо в ЦК?
-- Я только знаю, что оно оказалось у Щербицкого. Но как попало к нему -- загадка для меня до сих пор.
-- Серый заклеенный конверт вручил мне Леонид Федорович в апреле 1976 года, когда лежал в больнице имени Стражеско. Я передала письмо адресату -- Ивану Миколайчуку (там была и другая фамилия -- Николай Мащенко), но только… три года спустя, за три дня до гибели Быкова. Считаю, это было вмешательством Судьбы, как бы пафосно это не звучало.
Маричка Миколайчук потом говорила, что когда муж прочитал письмо, у него случился сердечный приступ, и она вынуждена была позвать на помощь их друга Константина Степанкова. Приехал и Николай Мащенко. Что было дальше с письмом, она не знает. Но почему все уверены, что письмо у вас -- об этом говорили и в 79-м, об этом говорят и в 2003-м. Где на самом деле оригинал завещания?
-- Один киевский журналист даже провел расследование по этому поводу. Приезжал ко мне домой, я ему все подробно и доказательно, как мне казалось, рассказал об истории моих взаимоотношений с завещанием Быкова, и он обещал все это опубликовать. Но у него якобы украли диктофон, кассету и даже какие-то наброски статьи. Совсем недавно, на какой-то презентации мы с ним встретились. Понимая пикантность ситуации, он поспешил меня заверить: «Мы обязательно встретимся и продолжим… » Только что продолжить? Оригинал письма Леонида Федоровича надо поискать в архивах ЦК -- в «документах длительного хранения».
-- Знаю, вы готовите к печати книгу о людях, с которыми свела вас жизнь.
-- Да, ее рабочее название -- «Обличчя, лики, пики»! Раздел «лики» открывает очерк о Быкове, который для меня всегда был и остается символом Человека с большой буквы. В этой книге я продолжу разговор о нем…
1558Читайте нас у Facebook
