«всей своей кожей я почувствовала, что круг заключенных за моей спиной смыкается и мне уже никто не поможет»
Леонтина Дубровина родилась 7 ноября 1917 года в Яготине Киевской области (в то время -- Полтавской губернии). Правда, залпов «Авроры» не слышала, зато все остальные события в ее жизни «шли в ногу с эпохой», сменяясь быстро, как в кино с хорошим экшном. Например, в советских «Офицерах».
Закончив школу, Леонтина, как и мечтала, пошла учиться на врача в Киевский мединститут. Когда ей исполнилось 20 лет, умер отец, единственный в доме кормилец. Вот и пришлось девушке распрощаться с мечтой -- оставить институт и идти работать. И пришла она в зловеще памятном 37-м в Лубенскую прокуратуру, секретарем. Работы было очень много, хотя через прокуратуру не проходили дела «политических».
В 37-м году, отработав днем на основном месте работы, районный прокурор всю ночь «освящал» допросы политзаключенных
-- Наш районный прокурор каждый вечер уходил на допросы, которые проводили органы НКВД, -- вспоминает Леонтина Дубровина. -- Этим допросам придавалась видимость законности -- для задержания и ареста политических требовалась санкция прокурора. А так как «у них» работа обычно была ночной, прокурор возвращался только под утро. Что он там делал, не знаю -- ни разу не проговорился. А в нашей, прокурорской, переписке ничего, даже отдаленно напоминающего о существовании иных дел, кроме общеуголовных, не было. Мы рассматривали жалобы людей, проверяли предприятия… Мне все это было интересно, ново, я видела в прокуратуре какой-то островок защиты людей. А когда городской прокурор меня заметил, то предложил заочно идти учиться на юриста.
Потом в Лубны из Полтавской областной прокуратуры приехал старший следователь Юрий Леонидович Дубровин. Высокий, красивый -- настоящий герой! И, как оказалось, ее романа. Уже через 17 дней после того, как следователь Дубровин переступил порог ее кабинета, Леонтина стала его женой. Молодые супруги переехали в Полтаву, но вскоре Юрия Леонидовича вызвали в Москву, в союзную прокуратуру. В те годы по приказу партии Украина и Россия оказывали союзным республикам помощь в организации местных органов прокуратуры. Дубровиных направили в Таджикистан. В Душанбе, уже будучи беременной, молодая жена закончила юридическую школу. По вечерам после занятий Леонтина, несмотря на живот, играла в волейбол с молодыми прокурорскими работниками. Они смеялись, гнали ее: уходи, мол, рассыплешься. Воздух был пропитан запахом пекущихся в тандырах лепешек, дыма, молодости.
После юршколы Леонтина получила направление в одну из райпрокуратур Душанбе (тогда Сталинабада), а вскоре была назначена районным прокурором. В 1940 году министерство юстиции назначило ее народным судьей одного из райсудов города. В этой должности молодую мать и судью и застала война. Юрий Леонидович, невзирая на бронь, ушел на войну, а вернулся с нее весь в боевых наградах. Жена ждала его все эти годы, растила сына и работала. Специфические, имеющие национальную окраску дела остались в прошлом -- годах в 20-х. До Леонтины Адамовны докатилось лишь их эхо. Пришлось, например, пересматривать дело об убийстве известного поэта, учителя и общественного деятеля Хамзы Хаким-заде Ниязова. Когда Хамза возвращался в свой кишлак из Душанбе, басмачи поймали его и привязали к двум деревьям, сначала наклонив их, а потом -- отпустив…
-- Довольно распространенная в Средней Азии казнь, -- продолжила свой рассказ Леонтина Адамовна. -- Поэта разорвало на части. Было возбуждено уголовное дело, организацию этого убийства приписали дважды Герою Соцтруда, председателю колхоза, жившему в 20-е годы неподалеку от Ниязова. Конечно, в ЦК поступили жалобы, и мне поручили заняться проверкой этого дела, в результате чего председателя колхоза оправдали. Когда я проработала судьей четыре года, прокуратура начала отзывать своих работников из различных органов. Я была счастлива вернуться в прокуратуру.
«Это наш прокурор», -- сказал один из заключенных, и меня отпустили»
После войны мужа назначили заместителем прокурора Калининградской (тогда Кенигсбергской) области и, ни капли не жалея об удачной карьере, Леонтина Адамовна поехала за ним. В военной прокуратуре, где работал Юрий Леонидович, ротация происходила каждые пять лет. И всякий раз за это время Леонтину Адамовну, после переезда занимавшую вакантное место, успевали несколько раз повысить в должности. После Кенигсберга Дубровина поехала вслед за мужем в Петрозаводск, а оттуда в Ташкент, где Леонтина Адамовна «доросла» до начальника следственного управления республиканской прокуратуры. Когда в очередной раз мужа перевели в Хабаровский край, было очень жаль обрывать в Узбекистане все нити -- следственная работа увлекла Леонтину, как никакая другая. В Хабаровске Дубровину назначили прокурором отдела.
-- Однажды заключенные едва не взяли меня в заложники, -- вспоминает она. -- В Хабаровской пересыльной тюрьме вспыхнул бунт. Осужденные «двадцатипятилетники» (приговоренные к 25 годам лишения свободы), сдвинув в перенаселенной огромной камере койки и соорудив баррикады, бузили, требуя нормальной еды и отправки в лагеря, где жизнь была вольготней. На переговоры с администрацией они не шли, требуя встречи с краевым прокурором. А поскольку тот был в командировке, идти пришлось мне -- его заместителю. Храбрясь, я зашла в камеру, где меня сразу обступили заключенные, и твердым голосом попросила их рассказать о своих претензиях. «Давайте успокоимся, -- предложила я им. -- Я вам обещаю, что разберусь и все, что можно, мы сделаем. Только при одном условии: вы будете себя нормально вести. Иначе к вам будут применены меры насилия… » В общем, успокоила я их, а в администрации устроила страшный скандал, потому что права заключенных действительно были ущемлены -- их не кормили, не выводили на прогулку… В работе я была достаточно тверда, и меры были приняты.
Прошло время, мне пришлось проверять несколько лагерей Совгавани. Обычно, приехав в лагерь, я просматривала личные дела заключенных, после чего делала обход, выслушивая жалобы и заявления. И моим святым правилом было: если я что-то пообещала, должна выполнить. И вот стою я посредине большого барака в одном из лагерей, ко мне подходят зэки, о чем-то спрашивают. И я всей своей кожей чувствую, что за моей спиной круг заключенных смыкается. Ну, думаю, мать, держись. Начальник зоны уже бессилен мне помочь, мне задают провокационные вопросы, как вдруг из задних рядов раздается: «А-ну стой, братва. Не трогать! Это наш прокурор». Я ахнула, а хозяин голоса выходит вперед и спрашивает: «А вы помните бунт в Хабаровске? Вы же нам помогли». Все расступились, и я ушла.
Сотрудники милиции пообещали зэку улучшить бытовые условия, если он возьмет на себя «чужое» убийство
-- Тогда в Союзе существовал своеобразный график прохождения службы, замены военных округов, -- говорит Леонтина Адамовна. -- Если мы отслужили свое на Дальнем Востоке, то направить нас должны были в комфортный и благополучный город. И мы отправились в Одессу.
Там Дубровина опять быстро доросла до заместителя областного прокурора, курировала следствие, будучи в те годы в Советском Союзе единственной женщиной-следователем такого ранга. В Одессе заболел и умер Юрий Леонидович, а Леонтина Адамовна, как только ей исполнилось 55 лет, вышла на пенсию. Ее уговаривали остаться, зная, что заменить Дубровину очень сложно. Немногие обладали способностью и мужеством доводить до конца сложнейшие уголовные дела, как, например, массовое дело секретарей-взяточников из райкомов партии и председателей исполкомов, «торговавших» государственными квартирами. Конечно, на нее давили, но Леонтина Адамовна нашла поддержку в Генеральной прокуратуре.
Приходилось и с милицией тягаться. Расследовалось как-то дело об изнасиловании и убийстве. Труп женщины нашли на берегу моря, но никаких зацепок у следствия не было. За нераскрытые убийства в то время спрашивали очень строго, но, как ни бились милицейские и прокурорские работники, результатов не было. И вот Леонтине Адамовне сообщают, что некий осужденный, отбывавший в лагерях наказание за менее тяжкое преступление, сознался в этом изнасиловании и убийстве. И якобы подробно описал, как совершал их.
-- Но я за всю свою жизнь не дала ни одной(!) санкции на арест, не побеседовав с человеком лично, -- рассказывает Леонтина Дубровина. -- Так было и в тот раз. И чем подробнее заключенный расписывал свой сюжет, тем более надуманным и заученным казался он мне. Когда мы с ним беседовали, в камеру заглянул начальник облуправления МВД. «Вы с ним еще беседуете? -- удивился. -- Да ведь он во всем признался». Но я настояла, чтобы нас с обвиняемым оставили наедине. Когда начальник областной милиции ушел, я прямо в лоб спросила: «Что ты все выдумываешь? Кто тебя научил?» И тот «поплыл» -- признался, что оговорил себя, за что ему пообещали улучшить бытовые условия на все время отсидки (а сидеть ему предстояло долго). Ему это предложил работник облуправления милиции Ежакевич. Я, конечно, не позволила этому свершиться, и вывела Ежакевича на чистую воду. Потом уже узнала, что как раз в эти дни он был представлен к званию заслуженного юриста республики, которого так и не дождался…
Сама же Леонтина Дубровина стала заслуженным юристом в 1968 году. Это был первый в СССР указ о присвоении почетного звания прокурорскому работнику. После смерти мужа она переехала в Киев, к сыну. Прокуратура еще не раз обращалась к ней за помощью, и Леонтина Адамовна не отказывала. Работала в прокуратуре УССР, в Главном следственном управлении Генпрокуратуры Украины, была советником первого заместителя Генпрокурора. Два года назад она все-таки ушла с любимой работы. «Совесть замучила. Сколько можно занимать чужое место!» -- оправдывается подтянутая 86-летняя дама, на самом деле чувствующая в себе силы и мечтающая работать еще и еще.
P. S. Недавно работники прокуратуры Украины отмечали День работников прокуратуры. «ФАКТЫ» поздравляют всех сотрудников этого ведомства, реально защищающих интересы людей, с профессиональным праздником.
393Читайте нас у Facebook
