Народный артист россии александр калягин: «я состоялся как личность благодаря женщинам… »
Александр Калягин похудел. Почему? Не признается и напрочь отрицает, что придерживается какой-то диеты. Говорит, виновата работа. А ее у Калягина хоть отбавляй. Он руководит Союзом театральных деятелей России, снимается в кино и, наконец, занимается своим любимым детищем -- театром «Этсетера»…
«Мой театр сейчас для меня все»
-- Название для театра немного странное.
-- «Этсетера»? Просто надо вдуматься в эти слова. На логотипе нашего театра написано: «Бесконечное движение -- это вечное движение» -- и так далее, и тому подобное. Жизнь повторяется. В ней есть многоточия. Вот и мы находимся в этаком вечном движении, поиске. От него можно устать, он может вдохновлять, но… это -- вечное движение! И ничего больше.
-- И дорого обходится вам это вечное движение?
-- «Этсетера» -- Московский государственный муниципальный театр. Мы на бюджете города. У нас есть спонсоры, которые помогают ставить спектакли, выплачивать гонорары режиссерам, художникам. Мы приглашаем к себе в постановки людей очень известных, имеющих определенную ставку! И должны учитывать их статус. Не могу сказать, что жизнь у нас радужная, красивая. Вечный поиск денег, вечное балансирование на грани удачи…
-- Захотелось пожаловаться?
-- Действительно, что это я? Нет, на самом деле все нормально, На наши спектакли ходят. Вон у вас в Киеве какие аншлаги были!
-- Уж не обессудьте, но, по-моему, зрители пришли на Калягина…
-- Да знаю, знаю. Но что поделаешь, звездами становятся постепенно. Но могу сказать с полной ответственностью: наша труппа очень талантлива. Другое дело, что она не всегда востребована, но это в силу того, что у нас мало премьер. Вот, думаю, года через два, когда закончится строительство нового здания и театр будет иметь достаточно помещений, технические возможности, станет гораздо легче, и мы начнем чаще выпускать премьеры. Хотя я не гонюсь за количеством. Как Олег Табаков, у которого в прошлом году во МХАТе было 12 премьер! О каком качестве можно тут говорить?
-- «Наезжаете» на бывший родной театр?
-- Зачем? Я не таю на него никакого зла. Я был во МХАТе достаточно востребованным, все было хорошо. Но со временем ситуация там изменилась. Уходили мои друзья -- из жизни, из театра… Для меня это была большая травма. В это время у меня образовался очень талантливый курс, и в конце года мы проголосовали за создание своего театра. Но, ткнувшись в пару учреждений для подписания бумаг, я понял, что это безнадежное дело. Так и признался студентам, но они не поверили, стали давить и все-таки втянули меня в эту орбиту. Все произошло спонтанно. Никакой сознательной акции, тем более как протест МХАТу, не было. На меня даже обижались театральные критики, мол, родил театр не из творческой идеи, а так, ради интереса. На что я отвечал, что театры рождаются по-разному. Главное, какой получается ребенок. Признаюсь, несмотря на все боли, радости и печали, связанные с созданием этого театра, я нb о чем не жалею. НИ О ЧЕМ!
-- Верю, верю. К чему столько эмоций?
-- Мой театр сейчас для меня все. Надеюсь, и для моих ребят тоже. Он помогает нам выжить. Как дом, в котором можно укрыться, когда тяжело…
-- И частенько такое случается?
-- По правде говоря, да. Знаете, люблю заниматься самокопанием. А для этого нужны тишина и покой. Я часто ругаю себя за слабость и нерешительность. Обожаю мечтать. Мальчишкой часто представлял себя стоящим на сцене под шквалом аплодисментов. В принципе, моя детская мечта сбылась. Я состоялся. Сыграл даже те роли, о которых не мог и мечтать.
«Я стал известен после того, как мы с Гурченко начали делать на телевидении юмористические программы»
-- Вы о роли славной тетушки из Бразилии?
-- Все почему-то думают, что моя слава началась с фильма «Я ваша тетя». Это не так. На самом деле началось с того, что два актера -- я и Людмила Гурченко -- стали делать на телевидении юмористические программы. Люда тогда сидела без работы. Режиссер Евгений Радомыслинский сделал нам довольно заманчивое предложение. Это сейчас есть Олейников, Стоянов, а тогда, на советском телевидении, юмор был, как глоток чего-то такого, к чему хотелось прильнуть. Мы с Люсей играли миниатюры -- скетчи, интермедии. Это были серийные передачи. Полгода мы выходили два раза в месяц по 20 минут. Вот после этого меня стали узнавать! Ну-у, и Люся тогда вздохнула…
-- Значит, славой вы пресытились.
-- Видит Бог, я не стремился к ней. Узнают меня, не узнают -- мне было все равно. Когда стали узнавать, я, в силу характера, переводил все в юмор, а потом, простите, стал испытывать… удовольствие от узнавания. В бытовом смысле. То справку быстрее, чем можно, сделают, то гаишник без штрафа отпустит. В общем, я, что называется, «с этого имел». Но время идет, кумиры меняются. Сегодня -- ты, завтра -- он…
-- На комплимент нарываетесь?
-- На самом деле, мне, может, даже тяжелее с каждым днем от этой славы. Особенно тяжело было выходить на сцену, когда роли не совсем удачные. Я чувствовал, что зал узнает меня, но недоволен тем, что я делаю. И тогда -- катастрофа…
-- Помнится, как-то вы признались, что главное в вашей жизни -- женщины.
-- Ну, с ними тоже катастрофы случались. Понимаете, я любил многих женщин. И они приучили меня любить многие вещи. В том числе искусство и литературу. Благодаря им я состоялся как личность. И не в сексе дело.
-- Тогда в чем?
-- В атмосфере. Главное -- окружение. Вокруг меня должно быть поле любви. Иначе я становлюсь плохим. Ухожу в себя, злюсь, иногда даже пугаю окружающих. Женщины, оказывавшие на меня влияние, всегда были выше меня. Я не имею в виду рост. Духовно. Они воспитывали меня, а я их боготворил.
-- А как же театр?
-- Театр никогда не был для меня главным в жизни. Когда я пришел в Художественный театр, один очень известный, старый актер мне сказал: «Саша, в театре всегда надо работать с таким ощущением, что ты из него можешь уйти». С этим ощущением я и живу.
«Театральные актеры никогда не зарабатывают достаточно»
-- Неужели бросите и собственный театр?
-- Нет, это уже совсем другая история. Здесь все мое, родное. Я -- хозяин. Хороший, нет -- судить не мне…
-- Но дело-то хоть прибыльное?
-- Коммерческий успех и искусство -- вещи несовместные. Их пытаются соединить, иногда это случается, и это счастье, но, как правило, это две разные величины. Было бы ужасно, если бы в театре финансы сплачивали команду! Театр работает не за деньги. Театральные актеры НИКОГДА не зарабатывают достаточно, чтобы жить на эти деньги. Для этого есть кино, реклама, антрепризы. В государственном театре люди не могут жить в достатке. Этого не будет никогда!
-- Значит, и вы подрабатываете на стороне?
-- А что прикажете делать? Недавно снялся в большом кино по пьесе Галина «Чешское фото». Этот спектакль я играл долгие годы с Николаем Караченцовым. В фильм внесены многие эпизоды, которых не было в пьесе, новые сюжетные линии, персонажи. Это большое художественное полотно. Закончил съемки у Муратова. Но… знаете, мне почему-то о кино неинтересно говорить! Честно! Хотя я всю жизнь снимался, и очень много, но сейчас что-то со мной произошло. Нет уже былого запала. Только воспоминания…
-- Например, о работе на «скорой помощи»?
-- О, как это было давно! Хотя, безусловно, те годы дали мне очень много. Особенно для актерской профессии. Чтобы сыграть человека на сцене, нужно понять его боль. Чтобы тебе поверили, посочувствовали. А медицина связана с трагедиями. Когда я работал на «скорой», у меня уже была достаточно эмоциональная память, которая фиксировала такие ситуации. Мне повезло, что я столкнулся с медициной, потому что я был достаточно ленивым и трудным ребенком.
-- В последнее верится с трудом.
-- А в первое, значит, поверили сразу… Просто я ненавидел, когда меня унижали, заставляли. Терпеть не мог школу. Поэтому мама и сунула меня после восьмого класса в медицинское училище.
-- Тогда о карьере актера и не мечтали?
-- Ну что вы! Я уже в семь лет имел домашний театр, давал представления. Конечно, я хотел быть актером. Мама думала, что это просто бред. Пройдет. Но я решил. Думаете, мозгов тогда много было? Как и сейчас, мало. Это наитие, что-то свыше. Сумасшествие, бред. Но мама действовала тонко. Не давила. Она воспитывала меня сама. Отец умер, когда мне исполнился месяц. Все родственники по маминой линии были интеллигентами. Мама знала английский, французский, испанский, немецкий, итальянский языки. Все думала, что я перестану думать об актерстве. Куда там!
-- Не остановило даже медучилище…
-- Я сделал все, как хотела мама, но она на меня не давила. До сих пор не люблю, когда на меня давят. Если чувствовал, что меня (внутренне) унижают, уходил из любой компании. От женщин, которые меня подавляли. Всегда бежал от ситуации, которая меня подавляла. Ломал ее. Так было и с театрами. Два года я проработал в Театре на Таганке, и у меня возник конфликт с Любимовым. Три года в Театре Ермоловой -- и опять конфликт. Потом Художественный театр -- и непонимание с Олегом Ефремовым. При том, что мы очень любили друг друга. Но работать вместе не могли. Иногда я спрашиваю себя: ради чего все эти страдания?
-- И ради чего?
-- Знаете, до сих пор однозначно ответить не могу. Вернее, каждый раз по-разному. Наверное, для того, чтобы просто жить. Как вам такой вариант?
-- Мне -- нравится…
Читайте нас у Facebook
