Юрий стоянов: «папа умирал на моих руках в… Роддоме, где он проработал много лет»
Как на мой вкус, все, что на российском телевидении принято именовать юмористическими передачами, являет собою образчики пошлости, чтобы не сказать тупости. «Смехопанорама» Петросяна соревнуется с «Аншлагом» Дубовицкой -- кто кого переплюнет. Обе программы плюют далеко: КВН умер много лет назад, ОСПшники разбежались по разным каналам, «Кукол» не те люди дергают не за те нитки. Если что-то и радует глаз да ласкает слух, так это «Городок» -- остров, стоящий, правда, не на трех, а на двух китах -- Илье Олейникове и Юрии Стоянове.
«Городок» был придуман как месть кинематографу»
-- Юрий, вы чувствуете себя героем?
-- Героем?!
-- Ну да. Из тех, которые всегда идут в обход.
-- Пока не рассматривал себя с этой точки зрения.
-- А если взглянуть?
-- И в какой же обход мы отправимся?
-- Вокруг «Городка». Предлагаю сегодня вообще не вспоминать вашу телепередачу и для разнообразия поговорить на отвлеченные темы. По-моему, это потребует от вас настоящего героизма.
-- Цель прекрасная, но не уверен, что готов к такому подвигу.
-- Без боя капитулируете?
-- Между прочим, еще четыре года назад на пару с Илюшей Олейниковым мы выпустили в Питере книжку «До встречи в «Городке», где о передаче ни слова. Там рассказы про наше детство и юность, о жизни до того, как весной 1991 года мы пришли на ленинградское телевидение. Я и рад бы сегодня объехать тему «Городка», но куда деваться, если в последние годы все на нем завязано? Вот сейчас фотограф меня снимал, а я думал, что…
-- … птичка вылетит?
-- Ага, орел двуглавый… Нет, вспоминал, что «Городок», строго говоря, был придуман, как месть кинематографу, точнее, нескольким конкретным режиссерам, не бравшим меня в свои картины. Мне противопоказано фотографироваться. Пробы, предшествующие утверждению на роль, всегда были моим слабым местом, преградой на пути в кино. Не знаю, есть ли понятие телегеничности, но в собственной кино- и «фотонегеничности» многажды убеждался. На снимках у меня всегда дебильное, совершенно бессмысленное выражение рожи и сытый риэлтерский взгляд. Не лицо, а кусок мяса! Приговор мне вынес покойный Авербах, сказал, как припечатал: артист с неопределенной внешностью. Другой репутации у меня никогда не было. Никогда! В итоге -- ни единой роли.
-- А в какие картины вы пробовались?
-- В «Юности Петра» у Сергея Герасимова мог бы быть государем-батюшкой. Представляете? Еще, помню, Татьяна Лиознова звала в свой фильм.
-- В «Семнадцать мгновений»?
-- Нет, не на роль Штирлица. Но, кстати, все, что не сыграл всерьез на большом экране, я позже спародировал в «Городке». И Петра Великого, и Наполеона, и того же Максима Максимыча Исаева, в девичестве -- Штирлица.
-- Пытаетесь расширить границы «Городка» или же стесняетесь его, хотите доказать, что способны на большее?
-- Я не испытываю комплекса неполноценности и не понимаю вопросов, когда же, дескать, займешься чем-нибудь серьезным -- кино или театром. Мне, восемнадцать лет проработавшему в БДТ у Георгия Товстоногова, не надо ничего говорить о театре. Да и кино я знаю не понаслышке. Поэтому отвергаю все разговоры, что телевидение -- недоискусство, второсортный товар. «Городок» никогда не был для меня трамплином, ступенькой на пути к чему-то большому и серьезному. Мол, здесь мы поиграемся, имя раскрутим, деньжат накосим, а уж потом замахнемся на великое, покажем, чего на самом деле стоим. Нет, все, что могу и хочу, я показываю в «Городке». Не скрою, был момент, когда подумывал попробовать себя в кинорежиссуре, но потом понял: поздно начинать в 44 года. Смешно в таком возрасте ходить в дебютантах, терпеть оплеухи критиков, которые наверняка не упустят шанса отвязаться на новеньком. По-моему, честнее и правильнее делать то, что знаешь и умеешь, не пытаясь выпрыгнуть из штанов.
«У меня в детстве была кличка Жирный»
-- А как же тогда расценивать ваш уход из БДТ на телевидение?
-- Тут другое. Понимаете, у людей, работающих в театре -- да еще в таком! -- со временем что-то ломается в сознании. Помню разговоры с коллегами по БДТ, помню, как их рассказы о вводе на ту или иную эпизодическую роль в новом спектакле. Это говорилось так, словно речь шла о событии всероссийского масштаба, не меньше. Когда-то и мне казалось, будто я делаю что-то важное, значительное, играя в крошечной мизансцене. Фраза «Весь мир -- театр, и люди в нем -- актеры» страшна, если понимать ее буквально. Увы, для артистов жизнь порой действительно ограничивается подмостками. Казалось бы, победа: дали роль. А кого это волновало, кроме меня? Отдельно взятый факт отдельно взятой биографии. Я очень тяжело уходил из БДТ. Очень! При полном понимании необходимости этого шага, при отсутствии всяких творческих перспектив в театре долго не мог решиться на последнее «прости». Если бы не Олейников, может, тянул бы до сих пор. Всякий раз спрашивал: «Илюша, мне уходить?» Хотел услышать его «да», ибо это означало бы: я с тобой -- был, есть и буду.
-- Для вас это так важно?
-- Очень! Сам по себе я не стою ничего -- по человеческим, деловым, каким угодно качествам. Илья старше меня на десять лет, он пробивной и деловой. Когда Олейников сказал «да», я понял: можно прощаться с БДТ, мы не пропадем, не подохнем с голоду.
-- Судя по облику, сегодня смерть от недоедания вам явно не грозит.
-- У меня и в детстве кличка была Жирный… Начав делать «Городок», мы быстро рванули вверх. Появились иные деньги, как мне тогда казалось, очень легкие. В БДТ я играл 27 спектаклей в месяц и получал в пять раз меньше, чем за одну телепередачу. Как, за что? Меня это поразило. Потом понял: телевидение -- тоже труд, тяжелый, порой кровавый, и все же разница между тем, что было, и тем, что стало, оказалась слишком велика. Пропасть!
-- Больше лучше, чем меньше, верно?
-- Да, я всегда хотел отчеканенной свободы. По Карлу Марксу. Свободы не только для себя, но и для близких. Увы, не всем успел дать волю… Во мне сидит дикий комплекс вины перед отцом. Он умер, не дождавшись, пока в моей жизни произойдут глобальные перемены. Папа очень верил в меня. Ему было страшно обидно, что я не стал врачом, но раз уж так случилось, должен же я хоть чего-нибудь добиться на сцене…
-- Николай Георгиевич, кажется, в органах работал?
-- Да, так это называлось у нас в Одессе. Папа был гинекологом, потрясающим хирургом, грандиозным, одним из лучших в городе, и ничего, понимаете, ничего не нажил.
-- Как это может быть? Гинеколог, да еще в Одессе…
-- Значит, может! Что осталось после папы? Трехкомнатная хрущевская распашонка, сгнивший, проржавевший автомобиль и ровно две сотки дачной земли. Еще была туристическая поездка в Италию по линии обкома партии. С десятью долларами в кармане. Ну, может, с двадцатью. Вот и все трудовые завоевания выдающегося врача, который умирал в момент, когда разваливался Советский Союз… У меня вообще иногда возникает чувство, что отец умер не от рака, а от времени. Уж на что я псих и неадекватный человек, но то, как папа реагировал на дикий бардак, царивший тогда повсеместно… Бочка с порохом! Отец носил все внутри, лишь иногда позволял себе сорваться на крик возмущения. Он был очень совестливый, порядочный человек.
… Папа умирал на моих руках, а я ничем не мог ему помочь. Все, что было мне по силам, это раздать взятки врачам. До сих пор помню рожу киевского онколога, который за бешеные бабки выдавал на полуподпольной квартире емкости с физраствором для капельниц. За все приходилось платить, ничего нельзя было достать! Проживи отец еще несколько лет, я отвез бы его к хилерам в Полинезию, положил бы в лучшую зарубежную клинику, достал бы самые дорогие и эффективные лекарства… Все сделал бы! Но поздно, поздно… Никто не умирает страшнее, чем врачи. Нет более мнительных, тяжело переносящих болезнь пациентов. Я наблюдал это на примере отца. А тут еще в жизнь вмешалась мистика: папа умирал в том роддоме, где проработал много лет. В Одессе не могли найти ни одной приличной больницы, поэтому коллеги отца оборудовали палату в его же собственном кабинете! За стеной рождались люди, а отец умирал в комнате с табличкой на двери «Доцент Стоянов». Господи! Я лежал рядом с папой на полу -- в кабинете не было места для второй кровати… Нет бы отцу пожить еще! Какую машину ему подарил бы! Квартиру купил бы! Мир показал!
… Папа на протяжении многих лет мне очень помогал. Благодаря ему я всегда выглядел достойно, по-человечески, хотя, если говорить строго, жизнь моя долго складывалась неудачно.
-- То есть?
-- То и есть. Я в ГИТИС поступил поразительно легко, что называется, на ход ноги. Был очень хорошим студентом, меня любили педагоги. После института попал в труппу БДТ и сразу получил главную роль, которая, к несчастью, мне не понравилась. По молодости лет я не знал, что нельзя соглашаться играть то, к чему не лежит душа. Мне не приглянулась роль, а Товстоногову я в ней. И -- все. Меня на 15 лет посадили на скамейку запасных. Представьте: все роли мимо распределений! Чтобы я мог работать, кто-то из артистов должен был напиться, заболеть или опоздать на спектакль. Я выходил на сцену только по срочному вводу. Только! Обычно артисты рассказывают, кого они сыграли, я же -- на чем играл. На гитаре, балалайке, скрипке, аккордеоне… Дошло до того, что меня начали вводить в оркестр на партию гитары в спектакле «История лошади»! А я даже нот не знаю! Словом, полный дурдом: со сцены артист Стоянов спикировал в яму. Оркестровую. Карьера, о которой можно только мечтать…
«Ничего юмористического в моем облике нет. Просто я свой!»
-- Самоиронии хватало?
-- Нет. Но не было и желания что-либо делать, менять в жизни. Наверное, чувствовал: мое время еще не наступило. Хотя, конечно, ни фига я не чувствовал, просто лень было шевелиться. Все ждал, пока кокос сам упадет к моим ногам.
-- И он таки упал!
-- Хорошо, что не на башку… Впрочем, когда сегодня подходят и похлопывают по плечу: «Привет, Юрик!» -- в первую секунду подмывает ответить адекватно: какой я тебе Юрик? Но потом остываю и говорю себе: нет, родной, ты Юрик. Хотел, чтобы в каждом доме тебя принимали, как своего, чтобы держали за соседа по двору или лестничной клетке, терпи. Поэтому оставляю автограф на стодолларовой купюре для Васи от Юры, поэтому иду по улице, а прохожие улыбаются. И не потому, что я смешной. Ничего такого юмористического в моем облике нет. Просто я свой!
… А про БДТ и высокое искусство можно тихонько поговорить ночью. С женой.
-- Если она спать не будет.
-- Не будет. Потому и жена. Мне вообще везло на женщин, которые любили меня слушать. И днем, и ночью.
-- При этом периодически вы все же проводили ротацию среди слушательниц.
-- Концепция менялась. Но, кстати, не так уж и часто. У меня всего третий брак. И вообще я считаю, что многоженство -- признак порядочности.
-- Ну да, это известная теория: переспал -- женись.
-- Конечно, одной ночи мало, чтобы вести под венец… А если без шуток, то мне не 17 лет, и я знаю примеры добрых семей с удивительно чистыми и светлыми отношениями, которым совсем не мешают ходки на сторону обоих супругов. Для меня это не сочетаемо. Я уходил к женщинам, без которых не мог. Совсем не мог. До ощущения, что погибну без них. У меня всегда было так, только так. Уходил всегда тяжело, терзаемый чувством долга. И моя новая жена наблюдала, как я мучаюсь из-за того, что…
-- … оставил предыдущую?
-- Не просто оставил, а сделал кому-то плохо. Комплекс вины читался в моих глазах. Ужасно! Правда, сейчас, с появлением Лены, это прошло. Знаете, никогда прежде не испытывал чувства покоя. Не сытости, самоуспокоенности, а именно покоя. Я жил с вечным ощущением внутреннего дискомфорта. Теперь же с легким сердцем ухожу на работу, с желанием возвращаюсь домой… Банальные слова, но раньше я не мог их оценить. Так хочется почувствовать себя счастливым человеком! Моя Лена очень красивая. И она меня очень любит. А я ее. По профессии Лена строитель, но сейчас, если можно так выразиться, работает женой. Мы даже на гастроли ездим вместе, чего за мной прежде никогда не водилось.
-- А ваша бывшая супруга успокоилась? Помнится, жаловались, что она не дает вам встречаться с сыновьями.
-- Это первая жена. Со второй у меня остались приличные отношения, мы можем позвонить друг другу, поболтать, посоветоваться, а с первой… Увы, в лучшую сторону ничего не изменилось. Да и я, честно говоря, прекратил всякие попытки установить контакт с сыновьями.
-- Они работают на телевидении?
-- Да, Алексея иногда вижу на ТВ-6 в «Скандалах недели». Хороший мальчик… В свое время я послал несколько серьезных сигналов, но они остались без ответа… Конечно, на словах все выглядит легко, но в действительности это очень больная для меня тема. До сих пор саднит. Вы, наверное, даже не представляете, что значит для болгарского мужчины бросить женщину с двумя детьми. Это же конец света! Кстати, мы говорили о Товстоногове, и я подумал: может, одна из причин, объясняющих, почему он перестал давать мне роли, кроется в личной неприязни. Георгий Александрович сам воспитал двух сыновей, а я бросил семью. Разве мог настоящий грузин испытывать уважение к такому человеку? Подозреваю, Товстоногов подумал: «Да пошел ты, Стоянов… » И я пошел.
«Мне, как диабетику сахар, категорически противопоказаны похвала, публичная поддержка»
-- Обиды помните?
-- В злопамятстве меня нельзя обвинить, нет. За мной другие недостатки и слабости водятся. Скажем, мне, как диабетику сахар, категорически противопоказаны похвала, публичная поддержка. От этого начинаю плохо играть, фальшивить, заикаться.
-- Наверное, так происходит с большинством артистов.
-- Не скажите! Помню, для Стржельчика было очень важно знать, какая публика в зале, кто из высоких гостей пожаловал. Скажи, что на спектакль пришел министр культуры, и Владислав Игнатьевич блестяще сыграет. Со мной другая история. Однажды перед концертом Олейников сообщил, что в зале сидят Марк Захаров, Инна Чурикова и Олег Янковский. Все, меня словно подменили. Моментально отнялась нога, рот пересох, язык отказал, мимика стала, как у парализованного. Думаю, ленкомовцы в тот вечер ушли домой в полном недоумении, как я вообще имею наглость называть себя артистом. Играл не просто плохо, омерзительно! Не могу объяснить, откуда берется этот жуткий зажим. Ведь, скажем, машину всегда вожу хорошо.
-- Постучите по дереву.
-- И стучать не буду. Если дурак на дорогу не выскочит, за рулем со мной ничего не случится -- в каком бы я ни был состоянии и настроении. Почему же на сцене не срабатывает автоматизм, профессионализм? Не знаю. А вот какой-нибудь чистенький и правильный мальчик всегда будет играть хорошо. Потому что он одаренный, но злой. И карьерный. С зубками остренькими. Если не по нему будет, с дерьмом смешает и проглотит, не скривившись. А потом выйдет на сцену и отбарабанит роль, как ни в чем не бывало. Талантливейший может запросто опозориться, когда зажат или не в духе. А этот всегда в настроении, всегда готов, как пионер. Ненавижу таких артистов!
-- Поскольку сами принадлежите к способным облажаться?
-- Среди них есть люди с неплохими именами, в их компании не стыдно. Глупо было ждать среднеарифметической хорошей игры, к примеру, от Павла Луспекаева. Он мог провалить спектакль, но завтра сработать гениально, фантастически. И не в «Белом солнце пустыни», нет. Та роль, на мой взгляд, несколько преувеличена. Фильм стал знаковым, вот и все герои вошли в хрестоматии. Плюс то, что Павел Борисович играл больным, с ампутированными ступнями. Подвиг! Но подвиг человеческий, а не актерский. Нет, я советую посмотреть не «Солнце», а три эпизода из «Мертвых душ», и вы поймете: перед вами великий артист! Это только середнячка, уныло тянущего лямку ремесла, могут назвать вторым Далем, Смоктуновским или Юрским. Личности всегда штучны, выпускаются в единственном экземпляре, может, поэтому они и не застрахованы от провалов. Словом, не стыжусь своих неудач.
-- Имеете право. После сегодняшних успехов.
-- Кстати, интересно послушать, что рассказывают о том, как нам дали звание народных артистов, минуя заслуженных. Наверняка гадости.
-- А что тут слушать? Путин -- питерец, и «Городок» оттуда. По блату вас наградили, как пить дать.
-- Да, это самое простое объяснение.
-- Вы знакомы с президентом?
-- Ни разу даже не виделись… Все-таки хочется верить, что коллеги нас уважают, относятся хотя бы как к чеканутым, которые до одури носятся со своей передачкой, вылизывают ее, выстраивают. Этакий телевизионный hand made. Может, за это нас и приняли в Академию российского телевидения. Сбылась мечта Илюши. Я теперь именую его академиком Клявером, говорю: «Ты и народным стал, перепрыгнув заслуженного, и академиком, не будучи профессором. При твоей-то фамилии и национальности».
-- У вас и ТЭФИ целых две штуки. Как вы их, кстати, поделили?
-- Илюшка забрал первый как лучшему ведущему, а я взял приз за лучшую развлекательную программу. К слову, Олег Добродеев сейчас выдвинул нас в третий раз, хотя я и возражал.
-- Как академики вы теперь имеет право голосовать за соискателей ТЭФИ. Кого поддержите в своей номинации?
-- «Городок», конечно. Пусть все знают: два голоса у нас уже есть. А по-вашему, могло быть по-другому? Это был бы совсем клинический случай. Нет, конечно, не все понимают наши выкозюливания с передачей. Госпожа Дарьялова, именуемая в простонародье дочкой братьев Вайнеров, как-то сказала: и я бы сделала мировую программу, если бы имела миллион баксов, как Стоянов. Какой миллион? Откуда?
-- На бедность слишком не давите, ладно? Свой ресторанчик в Питере у вас ведь есть?
-- Это не наш. Клянусь! История такая: пришли к нам два человека и говорят: пойдемте, что-то покажем. Мы пришли в ремонтируемое помещение на улице Желябова, где лежало множество всяких штучек-дрючек, так или иначе связанных с «Городком». Какие-то поделки, афиши, газетные статьи… Нам сказали: не захотите, и ничего этого не будет, оформим ресторан в другом стиле. Мы с Илюшей совершенно ошалели, поскольку никогда еще не встречали таких фанатиков «Городка». К тому же, из числа серьезных людей, профессионально занимающихся ресторанным бизнесом. Словом, отказываться мы не стали, это было бы глупо. Порешили так: денег за эксплуатацию нашего имени брать не будем, зато наша съемочная группа получает право на шару столоваться в «Городке». От пуза. И друзей-приятелей мы теперь всегда можем привести как бы в свой ресторан.
-- Водите?
-- Честно? Нет. Я другую кухню люблю. В Питере вообще проблема поесть так, чтобы потом изжога не мучила.
-- А одесская кухня вам нравится?
-- Там меня мама кормит! В честь приезда дорогого сына на кухне она проводит все свободное от работы время. Мама продолжает трудиться -- руководит созданным лет двадцать пять назад педагогическим лицеем. Пятнадцать долларов пенсия плюс долларов пятьдесят зарплата…
-- Помогаете?
-- Безусловно. Моя мать не должна сегодня нуждаться ни в чем, поскольку всю жизнь нуждалась во всем… Постепенно приучаю маму к мысли, что надо переезжать в Россию. Процесс идет трудно: в Одессе я -- сын Евгении Леонидовны, а здесь она будет мамой Юры Стоянова. Пока к такому изменению статуса она не готова. Ничего, я подожду.
Читайте нас у Facebook
