ПОИСК
Події

«актер николай черкасов с поднятой рукой, как и в «александре невском», провозглашал все новые здравицы в адрес вождя всех времен и народов»

0:00 21 грудня 2001
Інф. «ФАКТІВ»
Председатель Совета министров УССР в 1972-1987 годах Александр Ляшко вспоминает о сталинском периоде нашей истории, в том числе о XIX съезде партии, в работе которого в 1952 году он принимал участие

Несмотря на разоблачение культа личности в СССР, жители грузинского городка Гори по-прежнему гордятся своим известным земляком. Здесь, где 21 декабря 123 года назад по уточненным данным появился на свет маленький Иосиф Джугашвили, со временем заменивший советским людям Ленина, до сих пор работает единственный в мире Дом-музей Сталина.

Юношей Александр Ляшко, как и все граждане СССР, безоговорочно верил партии и товарищу Сталину. Но постепенно, под влиянием многих событий, случившихся в его жизни (через 10 дней, 30 декабря Александру Павловичу стукнет 86), он пришел к полному неприятию этой исторической личности.

«Делегаты съезда стоя провожали Берию с трибуны»

-- В 1952 году вы впервые стали делегатом съезда партии. Чем запомнился вам тот последний сталинский форум?

-- Еще накануне съезда стало известно, что с отчетным докладом на нем выступит не генсек Сталин, а один из секретарей ЦК Маленков. Все терялись в догадках, что бы это значило. Но высказывать предположения никто не отваживался.

РЕКЛАМА

В Большом Кремлевском дворце делегация Украины разместилась слева от прохода с первого ряда и далее в глубь зала. По субординации впереди сидели делегаты самых крупных областей. Я как представитель Донецкой области (был тогда секретарем Краматорского горкома партии) сидел в шестом ряду. Центр зала занимали представители Москвы и Московской области, левее нас сидели ленинградцы.

Ровно в семь вечера из левой боковой двери вышли члены президиума Сталин, Молотов, Маленков, Ворошилов, Булганин, Берия, Каганович, Хрущев, Микоян, Андреев, Косыгин. «А ведь президиум следовало бы сначала избрать!» -- мелькнула у меня мысль, но я тут же отогнал ее, поскольку овации слились в сплошной гул. Вялыми движениями ладоней, имитирующими хлопки, при каждой здравице в свой адрес Сталин давал понять, что принимает столь восторженную встречу. Члены президиума, как по команде, встали вполоборота к своему кумиру и энергично зааплодировали. Наконец, Сталин движением правой руки подал залу знак и опустился на стул. Овации мгновенно оборвались.

РЕКЛАМА

Десятиминутная речь первого зампреда Совнаркома Молотова перед открытием съезда завершилась словами: «Да живет и здравствует многие годы наш родной, великий Сталин!» И вновь овации. Лишь только шквал аплодисментов начинал стихать, как из разных концов зала раздавались новые прославления вождя. Слева от украинской делегации слышался хорошо поставленный красивый баритон. Я повернул голову и сразу же узнал Николая Черкасова, именитого артиста, лауреата нескольких Сталинских премий. Он с поднятой рукой, точь-в-точь как его герой Александр Невский в одноименном кинофильме, провозглашал все новые слова любви и верности вождю. Лицо Сталина оставалось бесстрастным и величественно-спокойным. Как только он опустился на стул, за ним сели остальные. Через минуту все опять поднялись -- Молотов объявил съезд открытым. Делегаты стоя спели «Интернационал».

Со своего места в начале зала я мог рассмотреть Сталина до мельчайших подробностей. На страницах газет и журналов все привыкли видеть его проникновенный взгляд на моложавом лице, гордую осанку. Я же обратил внимание на заметно обрюзгшую физиономию Сталина с явно проступающими на ней оспенными пятнами. Сквозь припорошенные сединой поредевшие волосы просвечивалась красноватая кожа головы. Левая рука вождя неподвижно лежала на столе, а правой он делал какие-то пометки в блокноте, оживляясь лишь в моменты провозглашения докладчиком очередной славы нашим победителям под руководством мудрого вождя и учителя.

РЕКЛАМА

В отчетном докладе первого послевоенного съезда не было анализа причин поражений Красной Армии в первые годы войны. Мне, фронтовику, было непонятно, почему ее жертв даже не помянули минутой молчания, как, например, ушедших из жизни в период между съездами первого секретаря Московского горкома партии, одновременно с 1941 года -- начальника Совинформбюро и Главного политуправления Красной Армии, заместителя наркома обороны СССР Щербакова, председателя Президиума Верховного Совета СССР Калинина и секретаря ЦК Жданова.

И совершенно умолчали о продолжающихся репрессиях. Тогда у всех на слуху было «ленинградское дело», стоившее жизни члену Политбюро, председателю Госплана СССР, автору книги «Экономика Советского Союза в Великой Отечественной войне» академику Вознесенскому. Такая же участь постигла и секретаря ЦК, в недавнем прошлом первого секретаря Ленинградского обкома Кузнецова. Даже для партийных работников моего уровня эти дела оставались еще более закрытыми, чем репрессии 37-го. Мы довольствовались разъяснением руководителей, что эти двое и группа партаппаратчиков рангом пониже организовали заговор с целью отделения России от СССР.

Я ожидал, что ответы на эти вопросы даст в своем выступлении Берия -- самый приближенный к генсеку человек. Но министр внутренних дел СССР почему-то выступил в качестве теоретика национального вопроса. Тем не менее из его уст так и не прозвучало разъяснений о причинах выселения целых народов из Крыма, Чечено-Ингушетии, Калмыкии… После выступления зал стоя провожал Берию с трибуны -- такой чести не был удостоен никто из ораторов.

В завершение повестки дня заключительного заседания член Политбюро Ворошилов предоставил слово Сталину. Опять зазвучали: «Да здравствует… », «Слава… », «Ура!» Поднявшись на трибуну, Сталин то поднимал, то опускал руку, пил воду, медленно наливая ее из графина в стакан. Это продолжалось минут пять. Затем вождь произнес короткую речь, в которой выступал в роли истинного защитника демократии, вождя мирового коммунистического и рабочего движения.

Именно таким его воспевали и советские мастера культуры. В 1951 году накануне съезда режиссер Чиаурели завершил свою киноэпопею о Сталине. В его фильме «Незабываемый 1919-й» решающие заслуги в борьбе с контрреволюцией и интервенцией приписывались вождю всех времен и народов, а Ленин шел вторым планом. А в киноленте «Падение Берлина» режиссер представил Сталина, сходящего по трапу самолета на землю освобожденной Европы к встречавшим его узникам концлагерей, божеством, спустившимся с небес, чтобы повести народы планеты к счастливой жизни…

Надо сказать, что излишняя парадность съезда, неумеренные словоизлияния ораторов в адрес вождя вызвали у меня внутреннее беспокойство: какие традиции останутся после Сталина в партии? Ведь мы присутствовали не на его юбилее, а на съезде верных ленинцев.

«Порядки на транспорте ничем не отличались от армейских»

-- Через некоторое время после смерти Ленина партия, руководимая Сталиным, стала осуществлять преобразования на селе, началась коллективизация. Чем запомнились вам эти годы?

-- Так получилось, что из всего рода Ляшко, обосновавшегося на железнодорожном узле в Родаково, что в 20 километрах от Луганска, я один не продолжил династию железнодорожников. После окончания семилетки моя дальнейшая учеба обсуждалась на семейном совете. Все три брата отца, машинисты и слесари, кляли на чем свет стоит порядки, установившиеся на транспорте и ничем не отличавшиеся от армейских. Действовал лозунг «Транспорт -- родной брат Красной Армии». За невыполнение любого задания, например, за опоздание поезда или расцепку в пути, вся бригада подвергалась аресту. Начальник депо имел право арестовать на срок до пяти суток, начальник участка -- до 10, а начальник дороги -- до 20-ти суток. В кутузке -- освобожденной квартире в железнодорожном доме -- были оборудованы нары, как в настоящей тюрьме. Арестованных круглосуточно охраняли, а еду им носили из дому в виде передач.

Поскольку вся родня в один голос твердила: «Только не в железнодорожный техникум!», я поехал поступать в Луганский индустриальный. Но документы у меня не приняли, так как мне не исполнилось и 15 лет. Я вернулся домой и устроился в мастерские депо учеником слесаря-инструментальщика. Со смены специально шел с немытыми руками, сжимая ветошь, чтобы встречные удивлялись: «Ты уже работаешь?»

В конце 30-го началась организация колхозов и выселение кулаков с хуторов, стоявших вдоль речки Луганки. Испокон веков здесь, на плодородных черноземах, крестьяне выращивали хлеб и собирали хорошие урожаи. С наступлением осени они объезжали дома железнодорожников и записывали заказ: кому и сколько овощей привезти на засолку. И не было случая, чтобы в условленное время мужики не появились на возах, загруженных урожаем. Вдруг порядок резко нарушился, начались трудности с обеспечением продуктами. Цены резко поползли вверх. Бесхозные стада голодных коров бродили прямо по озимым. К ним присоединялись бездомные лошади.

Официальной версией упадка колхозов была антиколхозная агитация со стороны враждебного элемента -- подкулачника, не желавшего вступать в колхоз. Началось новое выселение, уже массовое. Крестьян с семьями грузили в товарные вагоны и увозили, неизвестно куда.

Сначала я, комсомольский пропагандист, верил, что проводимые партией преобразования на селе оправданы, а неразбериха и трудности со временем пройдут. Особенно уверовал в эту правоту после опубликования статьи Сталина «Головокружение от успехов», которая прорабатывалась на партийных, комсомольских и общих собраниях. Клеймили головотяпов, зарвавшихся организаторов. Я безапелляционно разъяснял, что указания Сталина на местах не выполняются, но до виновников еще доберутся…

Но когда отец моей мачехи дед Дмитрий отказался идти в колхоз, я не смог его переубедить. Мои аргументы в пользу механизированного труда он бил фразой: «А мне не нужно легкой работы. В колхоз идут одни лодыри, которые и работать не хотят, и землю загубят». Такой отказ грозил раскулачиванием, а за антиколхозную агитацию могли и арестовать. Хотя ни под один из признаков кулака-мироеда дед Дмитрий не подходил: у него была большая трудолюбивая семья, из 11 детей двое служили в Красной Армии. Поэтому по настоянию деда я написал письмо наркому обороны Ворошилову с просьбой оставить семью двух солдат на своей земле. Хотя ответа не последовало, местные власти оставили деда в покое, выделив ему надел земли подальше от колхоза.

-- Вы стали коммунистом на фронте. А в мирное время мысль о поступлении в партию у вас не возникала?

-- После убийства Кирова в 1934 году прием в партию временно прекратили. Началась всеобщая проверка партийных документов, затянувшаяся более чем на два года, с целью выявления всех «замаскировавшихся» антисоветчиков. Тогда и приобрела особое значение графа в анкете «Были ли колебания в проведении линии партии?», по которой потом многих не только исключат из партии, но и подвергнут репрессиям. Принимать в партию стали только в 37-м.

Закончив техникум с отличием, я не смог продолжить учебу в институте из-за материальных трудностей в семье. Пошел работать механиком, преподавателем и завучем школы автомехаников. Как-то ко мне, секретарю комсомольской организации автошколы, подошел секретарь парторганизации и посоветовал вступать в партию. Получив две рекомендации -- от горкома комсомола и члена партии, я ожидал, что парторг тут же напишет мне и третью. Но когда мы остались наедине, он сказал мне, что хотел бы отметить мое участие в борьбе партии по разоблачению врагов народа и попросил меня помочь в компрометации одного из учащихся.

«Его уже вызывали куда надо, но пока он отделался предупреждением, -- говорил мой старший товарищ. -- Хотя его песенка спета. Разболтал друзьям, почему и куда его вызывали, и спугнул других затаившихся антисоветчиков. Чтобы дело с вступлением в партию пошло быстрее, тебе следует подписать наше совместное заявление на него в органы».

Я отказался, мотивируя тем, что не могу подтвердить услышанное. Коммунистом стал только в 1942 году, на фронте.

-- Когда вы начали серьезно задумываться над тем, что творилось при Сталине?

-- Могу с уверенностью ответить: с конца 1938 года. На октябрьские праздники я приехал домой из Сталино (сейчас Донецк), где учился в индустриальном институте. За столом собралась наша большая семья: отец, мачеха, родные брат и сестра, трое сводных, а также оба дяди с женами. Немного выпили. Машинисту дяде Косте перед поездкой пришлось воздерживаться, и от этого он казался особо взвинченным.

«Нет, вы мне скажите, -- негодовал он, -- можно ли сажать людей за то, что они якобы не обеспечивают кривоносовское движение? Ведь у Кривоноса линия от Славянска до Основы, как на заказ: можно и вес брать, и скорость держать. А у нас на Дебальцево -- затяжной подъем, на котором машинисты не вытягивают тяжеловесные составы. И начинаются поиски вредителей. Ну, пускай арестовали начальника дороги Левченко. С ним хоть понятно -- ездил в Америку и там мог быть завербован. А не выезжавшие за границу при чем?»

Праздничная беседа явно не клеилась. Даже водка не помогала. Все разошлись насупленные. А поздно вечером кто-то осторожно постучал в наше окно. Гостьей оказалась Валя -- дочка давних друзей нашей семьи. Она приехала к моей мачехе за деньгами, вырученными от продажи вещей.

Последние годы Валя с родителями жила в Белгороде. Ее отец, дядя Коля, как я называл его в детстве, занимал руководящий пост в отделении Южной железной дороги. Дружили с семьей начальника отдела НКВД отделения дороги, с которым был знаком еще со времен гражданской войны. И вдруг общение прекратилось. Однажды энкавэдист как бы мимоходом сказал жене друга: «Советую собрать вещи подороже и выехать с детьми к родным. Из Харькова плохие вести». Через несколько дней дядю Колю арестовали (когда-то он голосовал не за ту резолюцию), и уже три месяца родные ничего не знали о его судьбе. Беда этой семьи меня потрясла.

Через неделю после праздников мы узнали об аресте маршала Блюхера, оказавшегося… «японским шпионом». Чуть позже были арестованы преподаватель английского языка нашего института Войтенко, реэмигрировавший из Канады, и молодой доцент-физик Раевский. Студентам сказали: Войтенко заслан из Канады английской разведкой, а Раевский, будучи на стажировке в институте Макса Планка в Германии, завербован абвером. Мы вынуждены были принимать эти объяснения на веру, но огромное количество врагов народа настораживало.

«До похорон Сталина и несколько дней после них вытрезвители пустовали»

-- Как вы узнали о смерти Сталина, скончавшегося ровно через полгода после начала работы XIX съезда партии -- 5 марта 1953 года?

-- Весть о кончине вождя дошла до Донецкой области на второй день. Мне, тогда первому секретарю Краматорского горкома партии, позвонил первый секретарь обкома Струев и скороговоркой дал инструкции о проведении траурных мероприятий: «Руководствуйся последней работой товарища Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» как завещанием вождя и учителя. Усильте бдительность, чтобы не допустить возможных провокаций!»

На митингах скорбь людей была неподдельной. В воздухе витал один вопрос: «Как будем жить без Сталина?» Вплоть до похорон и несколько дней после них не было прогулов. Если кто-то появлялся на улице навеселе, объясняя милиционерам, что с друзьями поминали Сталина, по указанию горкома его вежливо препровождали домой. Вытрезвитель пустовал. Группы мальчишек 14-17 лет отправлялись на похороны в Москву. На все железнодорожные узлы были даны телеграммы о задержке беглецов. Троих ребят сняли с поезда в Лозовой, еще четверых отловили уже в Харькове.

И вдруг через четыре месяца после похорон Сталина в печати опубликовали сообщение об июльском пленуме ЦК КПСС, на котором приняли решение о выводе Берии из состава ЦК и исключении его из партии. Стенограмма этого семидневного заседания была строго засекречена. Затем последовали суд и казнь Берии. Все восприняли это как логическое начало ожидаемых в обществе демократических перемен. Без устранения Берии такой прорыв был бы невозможен. Мужественный шаг к этому сделал Хрущев.

-- В ряду таких же решительных шагов была и отмена Хрущевым доплат к зарплатам партийных руководителей. Вы получали такие сталинские «конверты»?

-- Совсем непродолжительное время, после того, как в 1954 году меня избрали секретарем Донецкого обкома. Через месяц работы на новой должности, расписываясь в ведомости о зарплате в 1800 рублей старыми деньгами, я обомлел: это было на 300 рублей меньше, чем я получал в горкоме, и почти в два раза меньше, чем на должности замдиректора Новокраматорского машиностроительного завода. Как же я проживу c семьей из пяти человек? Ведь только за предоставленную нам четырехкомнатную квартиру предстояло платить 400 рублей ежемесячно.

Отложив ведомость, бухгалтер достал из папки конверт с надписью «4000 руб. » Это была дополнительная зарплата, не облагаемая налогами. Помимо этого выдали подъемные на переезд (месячный оклад на меня и по четверти оклада на каждого члена семьи). Но почти 10 тысяч рублей, принесенных жене, по масштабам тех цен оказались не такими уж бешеными деньгами. Они разошлись на покупку деревянных кроватей, заменивших наши металлические, стола и шести стульев, пальто и ботиночек для сына и дочери, а также пошив в ателье двух шерстяных костюмов по 450 рублей за метр. И все. Когда же к нам на «входини» пришли соседи, среди которых были два секретаря обкома и председатель облисполкома, чай пили из стаканов и разнокалиберных чашек. «Что же, у вас и чайной посуды нет?» -- поморщилась одна из дам. -- «Разбили при переезде», -- нашлась супруга.

Следующей нашей серьезной покупкой стал чайный сервиз, который до сих пор почти полностью сохранился.

Позже я узнал, что первый секретарь обкома и председатель облисполкома получали в «конвертах» по 7 тысяч рублей, не облагаемых налогом. Дополнительные суммы шли заведующим отделами обкома и облисполкома. В республиканском и союзном руководстве вложения в «конверты» были еще весомее.

Спустя полгода по инициативе Хрущева такие доплаты были отменены. Никита Сергеевич назвал эту систему, заведенную Сталиным, подкупом руководящего состава: «Чтобы знали, из чьих рук кормятся, и были послушнее». После ликвидации «конвертов» моя облагаемая налогом зарплата составила 4000 рублей (400 после обмена денег в 1961 году). Это было ниже оклада директора крупного завода (500 рублей) и в два раза меньше заработка начальника хорошо работающей шахты. Так что приобретение «Победы» за 18 тысяч рублей для нашей семьи по-прежнему оставалось несбыточной мечтой.

«Пусть ваш Ляшко в кадры КГБ не лезет!»

-- Постепенно после смерти Сталина жизнь в стране входила в спокойное русло. Началась массовая реабилитация тех, кто был незаконно осужден в период культа личности. Как секретарь Донецкого обкома партии вы принимали участие в судьбах людей, возвращавшихся на Донбасс…

-- После XX съезда партии, в середине 1956 года, из ЦК пришло распоряжение о восстановлении членства в партии людей, оправданных коллегией Верховного Суда. Возвращавшиеся из мест заключения вне очереди обеспечивались жильем и работой, не ниже выполняемой до ареста, получали пособие на обзаведение домашним хозяйством. Эти же нормы распространялись и на членов семей расстрелянных или умерших в лагерях. Я, как председатель областной реабилитационной комиссии, рассматривал все дела на репрессированных работников областного уровня и хозяйственных руководителей, входивших до ареста в номенклатуру обкома или ЦК партии, а также заявления с мест в случае неудовлетворения решением местных органов.

Мне довелось узнать всю горькую правду того периода от чудом выживших и вернувшихся «оттуда» людей. Я вновь и вновь вспоминал красочный плакат, висевший в актовом зале нашего института: огромная красная рука с торчащими во все стороны иглами -- «ежовые рукавицы» -- сжимала издыхающих черных змей с зелеными глазами. А мы, студенты, почтительно уступали дорогу на улицах Сталино людям в голубых фуражках. А ведь запудрить мозги удавалось не только зеленым студентам. На митинге в Киеве по поводу «разоблачения шпионской деятельности» известных военачальников выступали виднейшие деятели культуры.

… Помню, как в 56-м ко мне пришел один посетитель. В прошлом профсоюзный работник областного масштаба, он от звонка до звонка отсидел 18 лет лагерей и ссылок. Передо мной сидел глубокий старик с трясущимися руками и ужасными шрамами на лице и голове, хотя Алексею Семеновичу было всего 54 года. Его, обвиняемого в участии в правотроцкистской организации, на допросах жестоко избивали. Причем били примитивным орудием: поврежденным рукавом, соединявшим тормозную сеть между вагонами, с которого были обрезаны металлический клапан и патрубок. После очередного допроса Алексей Семенович хотел выброситься из окна, но застрял в разбитом головой стекле. Дюжие руки энкавэдистов выдернули его назад. После больницы осужденного отправили на 10 лет в лагеря…

Через пару дней Алексей Семенович снова пришел на прием: «Александр Павлович! Я встретил своего палача, избивавшего меня резиновой дубинкой. Теперь он капитан госбезопасности» -- и назвал фамилию.

Явившийся по моему вызову капитан рассказал, что их группа, позже откомандированная на Северный Кавказ, получила задание уничтожить две тысячи врагов народа: «Как это делали? Бесшумно. Двое держали жертву за руки, а третий набрасывал ей на шею петлю… » -- «Уходите немедленно!» -- мне показалось, что в глазах рассказчика мелькнуло безумие. -- «Я не душил. Я только держал… »

Я прижался лбом к холодному настольному стеклу… Ночь прошла без сна, снотворное не помогало. На следующий день я пришел к первому секретарю обкома с предложением исключить этого мерзавца из партии и провести проверку всех кадров органов госбезопасности. Ведь после доклада Хрущева о культе личности все ждали, что виновные в массовых репрессиях понесут наказание. На что Казанец ответил: «Это дело непростое. Надо посоветоваться с ЦК, какие формы разбирательства с виновными будут рекомендованы».

Через два дня Иван Павлович пригласил меня зайти: «Поговорил с первым секретарем ЦК КПУ Подгорным. Он согласен, что безнаказанными таких людей оставлять нельзя, но, услышав ваше предложение о проведении сплошной проверки кадров, просто завелся: «Пусть ваш Ляшко в кадры КГБ не лезет! Это не его дело! Если поступить так, мы за две недели разгоним органы. А без них жить нельзя! Секретарю обкома понимать надо. В Москве ведь не спешат? Пощипали кое-кого после съезда, да и то негромко. Там у Никиты Сергеевича положение непростое!»…

Вернувшись в обком после полугодичной командировки в Венгрию, я поинтересовался дальнейшей судьбой 40-летнего капитана и узнал, что пару месяцев назад он скоропостижно скончался…

240

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів