Лев Венедиктов давно уже считается легендой украинской музыкальной культуры. Хор Национальной оперы Украины под управлением Льва Николаевича долгие годы считался одним из лучших в Европе. Венедиктов 60 лет отдал службе в родном театре. При его участии поставлено 136 спектаклей. Старейший дирижер Украины до сих пор выходит на сцену, правда в последнее время больше для получения наград и премий. В честь 90-летия маэстро на сцене его родного театра прошел спектакль «Бал-маскарад». Зал приветствовал Героя Украины Льва Венедиктова стоя.
— Лев Николаевич, признайтесь, получили на юбилей подарок, о котором мечтали?
— В моей жизни уже был самый дорогой для меня подарок, он ценнее, чем многочисленные награды и знаки отличия. В январе 1943 года я был в блокадном Ленинграде в составе ансамбля Волховского фронта. Тогда впервые в истории Ленинградской филармонии на ее сцене выступал не академический коллектив, а военный оркестр. Мы давали концерты для жителей города. С тех пор у меня осталась программка и на ней надпись: «Концертмейстеру Венедиктову за отличную творческую и политическую работу». Несмотря на то, что с тех пор прошло много времени, дороже подарка у меня нет.
*У Льва Венедиктова (слева) были прекрасные отношения со звездой мировой величины — знаменитым тенором Анатолием Соловьяненко (в центре)
— Сколько же вам было тогда лет?
— Девятнадцать. По сравнению с сегодняшним моим возрастом совсем мальчик. Вот сейчас смотрю на эту уже выцветшую программку и на сердце легко. Знаете, я очень спокойно обращаюсь к прошлому, а ведь это не всем дается — чтобы вот так окунуться в историю и не прятать ни от кого глаза.
— Могли себе представить, что жизнь заставит пережить вас две войны?
— В Великую Отечественную я прошел несколько фронтов. Начал с Северо-Кавказского, потом были Волховский, Ленинградский и Карельский. С Карельского фронта нас перевели на 4-й Украинский. Тогда только организовали Киевский военный округ, и мы стали его ансамблем. Это было в марте 1944 года. Судьба вела меня через всю войну. Я ведь родился, когда еще чувствовались отголоски Гражданской войны и прекрасно представляю, что это такое, когда никто не знает, кто с кем воюет, в кого стреляет, и идет брат на брата.
Больно следить за ситуацией, происходящей сейчас в моей Украине. И страшно жаль людей, которые, отстаивая целостность государства, не жалеют своих жизней. Я понимаю, что эта война бесконечна. Она не может прекратиться по мановению палочки. И, признаюсь, очень боюсь, чтобы не перешла в последнюю в мире войну. Сейчас думаю только об одном. Дай Бог моим детям, внучке, правнучке, которой два с половиной года, чтобы они жили в мирной Украине, какую я помню с 1944 года. Тогда люди улыбались, встречая друг друга на улице, смеялись, радовались и ничего не боялись. Так хочется, чтобы эта атмосфера вернулась на родную землю, в мой любимый город, где прошли лучшие годы жизни. Шутка ли, 60 лет я проработал в оперном театре, 70 — в консерватории и 18 — в военном ансамбле. Одновременно был занят на двух-трех работах. Но я был тогда молодой и задорный.
— В кого вы такой музыкальный удались?
— Наверное, в отца. Он родился в 1883 году, окончил школу при придворной капелле, а затем Петербургскую консерваторию. Работал хормейстером в Мариинском театре, служил, когда на сцене блистали Собинов, Шаляпин. Во время войны отец был художественным руководителем ансамбля Северо-Кавказского военного округа. Там и я стал делать свои первые оркестровки, аранжировки. Хотя моя творческая карьера началась намного раньше. В пять лет я уже аккомпанировал отцу на фортепиано. Папа прекрасно играл на скрипке. Он очень хотел, чтобы я стал музыкантом, полагая, что у меня для этого были способности. Отец же настоял, когда я приехал в Киев, на моем поступлении в консерваторию. Кстати, принимали меня туда знаменитый Григорий Веревка и его супруга Элеонора Скрипчинская. Григорий Гурьевич был очень строг, но я ни разу не помню, чтобы он повысил голос. У него были такие роскошные усы, в которые он прятал свои недовольство и радость. А еще — добрые глаза. До третьего курса консерватории я совмещал учебу со службой в ансамбле Киевского военного округа. Шесть раз меня исключали из консерватории.
— За что?!
— За пропуски. Ансамбль все время ездил с концертами, и я не мог посещать занятия. Отправлялся на гастроли, а по возвращении в Киев заставал приказ о своем отчислении из консерватории. Спасибо замечательному учителю Элеоноре Скрипчинской, которая восстанавливала меня под собственную ответственность. Кстати, на госэкзамене я выступал не с хором консерватории, как это было принято, а со своим ансамблем. К тому времени я уже был его худруком. В зале в основном сидели солдаты, шел 1949 год. Папа с мамой тогда не смогли прийти в консерваторию, здоровье не позволяло. Меня подвезли к дому на грузовой армейской машине. Перед домом скамеечка, а на ней сидят папа и мама, ждут моего возвращения. Они были совершенно счастливы, что я таки воплотил их мечту.
— Как же вы попали в Киевский оперный театр?
— 23 февраля 1954 года мы давали шефский концерт в оперном театре. В то время армия была очень популярна. Концерт, которым я дирижировал, прошел замечательно. А утром в моей квартире раздался звонок от главного режиссера оперного театра с предложением перейти к ним на должность хормейстера. Помню, отец тогда сказал лишь одно слово: «Иди». Через пару лет после того, как я стал работать в театре, туда пришел Виктор Гонтарь — зять Никиты Хрущева. Пользуясь своими возможностями, он создал труппу, которая блистала на весь Советский Союз целых 30 лет. Нас боялся даже Большой театр. На киевской сцене пели Евгения Мирошниченко, Бэла Руденко, Василий Третьяк, Владимир Тимохин, Юрий Гуляев. Гонтарю удалось собрать в Киеве лучших оперных певцов со всего Союза. Он получил от министерства 32 квартиры, которые раздавал своим солистам. Именно Киевский оперный театр первым начал ездить за рубеж: в Югославию, Польшу. У Гонтаря никогда не возникало проблем.
Помню, в Москве в 1960 году проходила очередная декада украинской культуры, был и наш театр. Тогда начинал свою карьеру молодой исполнитель Юрий Гуляев. Его коронная песня была «Из-за острова на стрежень…» Гонтарь захотел, чтобы Юра работал в Киеве. На приеме в Кремле он подошел к Никите Хрущеву со словами: «Юрий Гуляев — солист Донецкого оперного театра, но он нужен в Киеве». И Никита Сергеевич разрешил перевод. Кстати, Хрущев был любителем оперного искусства. Для него всегда была готова правительственная ложа. Никита Сергеевич обычно приезжал в середине спектакля. Сидел очень тихо, лишь изредка аплодируя. Особенно ему нравилось, когда в спектакле пела Евгения Мирошниченко.
А ведь ее вначале не хотели брать в труппу театра. Говорили: «Слишком молода». Она пришла к нам, будучи студенткой консерватории. Но Гонтарь и тут настоял на своем, заявив, что берет ее под собственную ответственность. Хороший он был человек. Шесть лет я был секретарем парткома театра. Конечно, у нас с Гонтарем случались конфликты, но при этом мы сохраняли прекрасные отношения. Помню, уходя, он подарил мне нашу совместную фотографию с подписью: «На добрую (а может, не очень) память». Его сняли с должности директора после того, как потерял свой пост Никита Хрущев. Гонтаря перевели в руководство Киевской филармонии, а через некоторое время он умер.
— Лев Николаевич, у вас есть любимый дирижерский фрак?
— На самом деле у меня их не так много. А если быть уж совсем честным, один. Но красивый, стильный, он висит у меня в шкафу. Надеваю его очень-очень редко, как и беру в руки дирижерскую палочку. Кстати, был такой знаменитый дирижер Константин Симеонов, так вот он дирижировал без палочки, у него были, что называется, парящие руки. Насмотревшись на его мастерство, стал работать без палочки и Евгений Светланов. А я делаю это по настроению.
— Где же вы черпаете энергию?
— Наверное, она досталась мне в наследство от отца. Сейчас вспоминаю свою прошлую жизнь и удивляюсь, как все успевал? Утром уходил из дома и возвращался поздно ночью. По нескольку месяцев проводил на гастролях за границей. Партия посылала меня организовать даже районный хор учителей. А что делать?! Надо — значит надо.
— Любимая работа принесла вам достаток?
— Слава Богу, я никогда ни в чем не нуждался. Но и, признаюсь, запросов особых у меня не было. Есть кров, хлеб, и слава Богу. Что еще надо? Благодарю судьбу за то, что подарила мне огромное количество интересных встреч. Недавно подумал: может, книгу написать? А потом решил: нет, еще рано. Правда, времени сейчас стало больше, я ведь уже год как на пенсии.
— Всего лишь год?!
— Ну год и два месяца. Пока привыкаю. У меня теперь новая забота. Правнучка, которой два с половиной годика. Чувствую, очень разумной будет девочка. Так получилось, что у меня в семье одни женщины. В общем, как говорится, живу среди цветов.
— Теперь понятно, откуда вы энергию черпаете.
— А то! Правда, по моим стопам никто из девочек пока не пошел. Дочь закончила театральный, внучка — пединститут. В нынешнее время работник культуры — неперспективная профессия. Это вам не былые времена. Мне ведь довелось еще и директором оперного театра шесть лет прослужить. Это было в то время, когда шла реконструкция театра и он был перенесен в Октябрьский дворец. Тогда меня вызвал к себе министр культуры УССР Юрий Олененко и целый вечер уговаривал занять должность руководителя. Отказаться не удалось. Супруга знала, куда я иду. Когда вернулся домой, она лишь посмотрела на меня и… заплакала. В общем, практически шесть лет меня не было дома. Зато познал жизнь во всех, так сказать, ипостасях. А сейчас просто живу прошлым и радуюсь.
Фото из семейного альбома
3883Читайте нас у Facebook
