«На меня нацепили клеймо изменника родины. Только какой же я изменник, если у меня в те времена настоящей родины и не было»
Настоящие борцы за независимость Украины, которые выстрадали эту идею в сталинских лагерях, до сих пор остаются вне поля зрения государства. Старые, немощные люди сегодня живут в нищете на жалкие пенсии. Одним из таких незаслуженно забытых героев на протяжении долгих лет был Николай Курчик. Он проходил «перевоспитание» более чем в десятке лагерей. В общей сложности провел в неволе 31 год.
13 мая Николай Яковлевич отпраздновал 85-летний юбилей. По этому случаю его поздравили родственники и друзья. Боевые побратимы вручили имениннику орден УПА (Украинской повстанческой армии) и подарили книгу о национально-освободительном движении в Украине. Среди самых почетных гостей именинника был Герой Украины Юрий Шухевич — сын командующего УПА генерал-хорунжего Романа Шухевича. Именно в ссылке, много лет тому назад, познакомились борцы за независимость. За длительный период лагерей Курчик, кроме Шухевича, общался с Вячеславом Чорноволом, Степаном Хмарой, братьями Горынями, Василем Стусом, Левком Лукьяненко.
«По иронии судьбы выбрал себе псевдоним… Верниволя»
Сегодня старый подпольщик-националист, как сам себя называет Николай Яковлевич, проживает вместе с рыжим котом Мурчиком в родительском доме на хуторе Харалуг Ровенской области. Этот хутор его отец купил у немца Бильде еще в 1933 году. Несмотря на почтенный возраст и перенесенные тяготы, Николай Курчик имеет крепкое здоровье и не жалуется на память. За событиями в стране пенсионер внимательно следит по телевизору, хотя до недавнего времени слушал только радиоприемник на батарейках. Потому как проживать приходилось в условиях, далеких от цивилизации. Лишь в 2004 году к хате старика было подведено электричество. Николай Яковлевич признается, что к свету привык не сразу. Старая керосиновая лампа еще долго стояла в доме «на всякий случай».
- Размеренное течение хуторской жизни нарушилось в 1939-м с приходом советской власти, — вспоминает Николай Яковлевич. — Хуторян принуждали вступать в колхоз, за неповиновение грозили ссылкой. Когда началась война, на здешних хуторах и в ближайших селах Организация украинских националистов создала довольно мощную подпольную группу. Сначала занимались пропагандистской работой, распространяли литературу. А в 1942 году начала формироваться Украинская повстанческая армия, и штаб «УПА-Север» дислоцировался именно на Харалугских хуторах. Развернулось настоящее освободительное движение. Вместе с родственниками я вступил в ряды украинских повстанцев. Прошел боевое обучение, принял присягу. По иронии судьбы выбрал себе псевдоним… Верниволя.
По возвращении советской власти в 1944 году во время одной из облав на повстанцев Николая Курчика арестовали. Жутко пытали, но веских доказательств о том, что он служил в УПА, у чекистов не было. Молодого парня отвезли на следствие в ровенскую пересылочную тюрьму, оттуда во Львов. В сентябре 1945-го неожиданно объявили: советская власть, мол, их простила и теперь призывает в армию. Николай отлично понимал: рано или поздно чекисты узнают, что он был в УПА, поэтому решил попасть на службу подальше от Украины. Таким образом, смышленый юноша оказался в Берлине, где прослужил два года. В Германии Курчик увидел, как живет «загнивающая» Европа, и поразился. Разбомбленный Берлин по сравнению с украинскими городами ему казался центром цивилизации.
- Во время службы в Германии у меня были два надежных друга-тернопольчанина, — продолжает Николай Яковлевич. — Мы довольно быстро нашли общий язык и решили перейти в американскую зону оккупации. Очень тщательно готовились, специально познакомились с двумя немками. Они и сообщили американцам, что трое советских солдат хотят попросить политического убежища. Союзники согласились нас принять. 21 января 1948 года мы поехали сдаваться в американскую комендатуру. Однако советское командование объявило по радио, что в одной из воинских частей Берлина трое советских солдат жестоко избили офицера и дезертировали. Американский полковник объяснил: необходимо доказать, что это не мы били того офицера. Но как мы могли это обосновать? В конце концов, американец извинился перед нами и сообщил, что не может предоставить нам политического убежища, поскольку назревает международный скандал. Таким образом, мы побыли у союзников всего шесть часов, потом за нами приехал советский конвой.
«Пользуясь моментом, я незаметно выложил хлеб, а вместо него завернул в полотенце фотоаппарат»
Беглецы попали в подземные казематы Берлинской тюрьмы. Следствие продолжалось восемь месяцев. За это время тренированный и крепкий Курчик превратился в доходягу.
- Нас обвиняли по двум статьям: измена Родине и шпионаж, — говорит Николай Яковлевич. — Наконец военный трибунал зачитал приговор: «высшая мера наказания — расстрел». Слава Богу, в 1947 году смертная казнь в Советском Союзе была временно отменена, и это спасло нам жизнь. Расстрел заменили 25 годами концлагерей. Отправили нас в бывший фашистский концлагерь Заксенхаузен. Я даже попал в ту же камеру, в которой во время войны содержали Степана Бандеру.
Казахстан, Норильск, Колыма… Куда только не забрасывала судьба Курчика. У Николая Яковлевича сохранилось множество фотографий прошлых лет.
Самое удивительное, что все они сделаны… в ссылке.
- Как вам удалось пронести за колючую проволоку фотоаппарат?
- Когда нас перевозили по этапу, то разрешали собрать все свои вещи, — рассказывает Николай Курчик. — Пару рубах я положил в вещмешок, а в крохотное полотенце замотал пайку хлеба и просто держал в руках. Охранник удостоверился в том, что это действительно хлеб, и потерял ко мне всякий интерес. Пользуясь моментом, я незаметно выложил хлеб, а вместо него завернул в полотенце фотоаппарат. Через какое-то время, когда пленка вся была отснята, мой младший брат Евгений, приехавший ко мне на свидание, получил фотоаппарат обратно. Правда, пленка потом у него лежала целых пятнадцать лет. За такой срок она основательно подсохла, и потребовались недюжинное умение и сноровка, чтобы ее проявить.
Нас часто гоняли по этапу, потому что «советы» боялись, как бы националисты не сплотились. Однако боялись зря. Дело в том, что украинцы без труда узнавали друг друга. К примеру, я во все времена, во всех тюрьмах разговаривал только на украинском. За это получал лишние затрещины от тех, кто меня не понимал. Но я принципиально продолжал говорить на родном языке. Меня не отучили от него ни карцеры, ни многочисленные побои. Не удивительно, что если где-нибудь слышалась родная речь, то этот человек сразу становился и другом, и братом. Таким образом я встретился со Степаном Хмарой, братьями Горынями, Романом Шухевичем, Иваном Губкой, Вячеславом Чорноволом, Левком Лукьяненко.
За непокорность Курчику понемногу добавляли срок заключения.
- В 1953 году я сидел в норильском лагере в карцере, — рассказывает Николай Яковлевич. — Вдруг старший надзиратель объявляет: «Советский народ понес большую потерю — умер наш вождь и учитель товарищ Сталин!» А весь карцер в ответ: «Ура!!!» Надзиратели взбесились, долго не могли нас успокоить, а затем стали стрелять. Оставшимся в живых добавили срок. Конечно же, срок можно было скостить, для этого всего лишь требовалось… стать стукачом. Но никто из моих друзей таким не был. Однако «сексоты» все-таки находились. Чтобы однопартийцы не посчитали предателем того или иного из нас, мы предпочитали ходить на беседы к начальству парами. Всегда, когда «кум» вызывал к себе в кабинет, Левко Лукьяненко, к примеру, просил именно меня в свидетели. Комендант видит, что мы снова пришли вместе, плюнет со злости и махнет рукой, пошли, мол, вон отсюда.
Однажды комендант не выдержал и прямо сказал Курчику: «Мне не нужно, чтобы ты закладывал друзей. Просто выступи по советскому радио с речью, что, мол, все осознал и больше не разделяешь взгляды националистов». Николай Яковлевич отказался от предложения и… получил очередную «добавку» к сроку.
- Вернулся домой, когда мне было уже 54 года, — говорит Николай Яковлевич. — Дома застал только больного отца и брата с семьей. Вскоре сам женился, но жена отказалась жить на хуторе, поэтому пришлось тут же с нею развестись. Понял, что старый отец и родная земля мне всего дороже. Работать в колхоз принципиально не пошел. Держу хозяйство: овец, кур, обрабатываю несколько гектаров земли. Получаю пенсию 544 гривни. Когда объявили независимость Украины, в тот же день достал национальный флаг и вывесил.
В свое время на меня нацепили клеймо изменника родины. Только какой же я изменник, если у меня тогда настоящей родины и не было, она появилась совсем недавно — в 1991 году. Так что перед народом Украины я никакого преступления не совершал.
615Читайте нас у Facebook
