Петр Павленский: "Путин – только говорящая голова структуры, которая властвует над 146 миллионами человек"
Петр Павленский — один из немногих современных авторов, чье имя на слуху даже у тех, кто никогда искусством не интересовался. Причина — его протестные акции. Критики уже объявили 32-летнего петербуржца одним из самых одиозных и выдающихся художников-акционистов нашего времени.
В 2012 году он, протестуя против приговора участницам группы «Pussy Riot», грубой ниткой зашил себе рот перед Исаакиевским собором в Петербурге (акция получила название «Шов»). В 2013-м голым лежал в коконе из колючей проволоки перед входом в здание Законодательного собрания Санкт-Петербурга (акция «Туша). А в 2014-м прибил свою мошонку гвоздем к брусчатке Красной площади в Москве, демонстрируя политическую апатию российского общества («Фиксация»). В том же году художник, сидя на заборе Научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского в Москве, отрезал себе ножом мочку уха в знак протеста против возрождения карательной психиатрии в России («Отделение»). В 2015-м он поджег подъезд главного управления ФСБ на Лубянке в Москве («Угроза»), за что получил тюремный срок. В суде попросил обвинять его по статье «Терроризм». На вопрос, зачем он провел эту акцию, ответил: «Это — не акция, это просто жизнь. Это — борьба за свет». Его пытались представить психически невменяемым — не вышло. На семь месяцев «упрятали» в СИЗО, откуда он вышел на свободу в июне этого года.
В Одессу Петр Павленский приехал с публичной лекцией «О потреблении человека» (то есть об использовании государственной машиной собственных граждан). Художник объяснил собравшимся, как ему удалось заставить власть работать на искусство, превратив свое судебное дело в художественную акцию. Дал ответы на вопросы, чем отличаются прокуроры и проститутки, как в тюрьме «ломают» человека, кто и каким образом «правит» Российской Федерацией.
Разговаривая с Петром до начала мероприятия, мы условились об интервью для «ФАКТОВ». Наша встреча должна была состояться сразу после публичного мероприятия. Но под конец лекции один из разбушевавшихся зрителей в переполненном зале нанес ножевое ранение охраннику, пытавшемуся его успокоить («ФАКТЫ» об этом сообщали). Павленский покинул помещение… Кровавый инцидент отвлек внимание от самого выступления, яркого и неординарного. «ФАКТЫ» предлагают читателям фрагменты лекции художника.
«Васть держит людей в повиновении, манипулируя их базовыми потребностями»
«К сожалению получилось так, что человек стал кормом для бюрократического аппарата. Заодно — и кормом для ежеквартальной статистики этого самого аппарата, слуги которого — судьи, прокуроры, адвокаты, психиатры… На самом деле, слуг гораздо больше: школьные учителя и чиновники, секретари и сотрудники полиции. Перечислять тех, кто ежедневно несет корм на алтарь бюрократического аппарата и питает его человеческими жизнями, можно очень долго. Важной составляющей этой системы, безусловно, является пенитенциарная служба, проще — тюрьма».
«У государственной машины, ее властного аппарата очень большой арсенал средств: огромные финансовые, силовые, административные ресурсы. У меня ничего этого нет, и я выбираю те средства, которые мне доступны. Например, иголка и нитки, колючая проволока, гвоздь, автомобильные покрышки -- все это имеется, если не в обиходе каждого, то в шаговой доступности… Когда человек начинает отстаивать себя, перестает быть безвольным объектом подчинения, рано или поздно происходит встреча с огромной бюрократической машиной!»
«Инструментом, с помощью которого власть держит людей в повиновении, является манипулирование их базовыми потребностями. В тюрьме этот механизм наглядный. Там я увидел, за счет чего людей подводят к ломке личности -- к отказу от себя, то есть от того, кем человек был. Власть пытается этими потребностями манипулировать. Например, это возможность подстричь ногти или зашить где-то одежду, возможность иметь или не иметь досуг. Если человек идет на компромисс, если он готов выполнять какие-то указания, смысла которых не понимает, у него будет требуемое. Если откажется — ничего не получит. Все это постепенно вырабатывает автоматизм подчинения приказу. Поэтому человек ломается. Такие же механизмы действуют на условной свободе. Свобода — это тюрьма повседневности. Она отличается от заключения тем, что власть забирает у людей свободу распоряжаться своим временем, тогда как в тюрьме ограничивают в пространстве».
«Я сидел в спецблоках. В «Бутырке» это был «большой спец», в тюрьме «Медведково» — «малый спец», там вообще изоляция полная. Раньше в них помещали в основном воров и крупных коммерсантов, у которых собственность отжимали. Сейчас — еще политических, их стараются изолировать. В «Медведково» какое-то время был в камере, где Дадин до этого находился (Ильдар Дадин стал первым активистом, осужденным в России по статье «Неоднократное нарушение правил проведения публичного мероприятия». — Авт.).
Помню, в СИЗО произошел конфликт с одним сотрудником. Он потребовал, чтоб я назвал ему свои все установочные данные. Ну, сделал ему доклад — сказал, как меня зовут. Он знал меня очень хорошо, но хотел, чтобы я на камеру все сказал. Я ему говорю: «Слушай, мы с тобой только вчера виделись, чего повторять?» Он сразу: «Ты че, давай руки за спину! Я тебя в „стакан“ (крошечная камера. — Авт.) закрою». Ну хорошо, я уже в тюрьме. Не надо меня пугать.
Меня закрыли в «стакане». Там интересно было. «Кормушку» ногой выбил, сумел открыть замок, только цепочка оставалась. Они заметили, обратно в камеру меня повели. Все стремились, чтобы у меня настроение было плохое: должен ходить грустный, с согнутой спиной, глаза куда-то в пол, в унынии. Ну, а чего мне грустить. Конвоир говорит: «Сейчас соседей, с кем ты живешь, я в депрессию вгоню, и посмотрим, что с твоим настроением будет». Я в ответ: «Интересно, как ты это сделаешь?» Мы идем к камере, открывается дверь и он: «Давайте телевизор, я забираю».
На воле «ящик» я вообще не смотрю, и в тюрьме он мне не был нужен. Но ведь я не один нахожусь в камере, должен и о них думать. Говорю конвойному: «То, что у нас конфликт вышел где-то там, в коридоре, это не касается тех, с кем я живу». Он просто меня толкает в камеру, а это уже называется рукоприкладство, охранник не может так делать. Я его бью. Он вылетает в коридор и начинает визжать. Когда конвойных много — они очень смелые. А тут у него шапка слетела, визжит: «Нападение, нападение!»
На следующее утро — утренние проверки у них святое — я просто остаюсь на кровати, под одеялом, демонстративно нога на ногу, с книгой. Выходят люди из камеры, тюремщики им говорят: «Ну что, устройте ему пресс-хату, выгоните как-то этого человека из камеры, сломите его». Но все отказались…"
«На Майдане я увидел народ»
«В Мосгорсуде еще исстари царит „красный“ порядок. У них четко отработаны удары в печень. Когда они меня выволокли в суде из автозака, после дубинок, один из конвоиров первое, что сделал, когда я поднимался — ударил в печень. Он мне ничего не говорил: печень — это у них вместо приветствия. Второе „приветствие“ — дубинки. Третье, с чем я не сталкивался, — электрошокер».
«Сейчас власть в России — это силовая структура ФСБ, подчиняющая себе все и всех. Путин — только говорящая голова этой структуры, которая удерживает власть над 146 миллионами человек. Понятно, к чему они хотят привести страну. И эта власть пытается методом непрерывного террора подчинить себе Россию и другие территории, вновь закрыть их железным занавесом. Вот и на Лубянке установили железный занавес — ФСБ сама себя «закрыла» (после того как художник Павленский поджег двери здания ФСБ на Лубянке, вход был огорожен металлическими щитами. — Авт.).
Статью «Вандализм», по которой меня обвиняли (после акции «Угроза». — Авт.), переквалифицировали на «Уничтожение или повреждение памятников культуры». Объявляя себя, свое здание «памятником культуры», ФСБ очень интересно это обосновало: в годы репрессий здесь содержались под арестом выдающиеся государственные и общественные деятели, представители науки и культуры. То есть на основании уничтожения лучших представителей культуры можно объявлять себя «памятником культуры». Собственно, этой переквалификацией весь процесс и завершился: через месяц я вышел на свободу из зала суда (после семи месяцев заключения в СИЗО). А тот самый «памятник культуры», действующий могильник, по-прежнему красуется в самом центре Москвы. Меня оштрафовали на полмиллиона рублей, еще и иски вкатили на полмиллиона. Миллион в общей сложности".
«То, чем я занимаюсь, — это политическое искусство. Когда мы разговариваем о политике здесь — это просто беседа. Когда я подобное делаю в России — это политическое искусство».
«Мое первое знакомство с Украиной произошло во время Майдана. Тогда я увидел центр Киева, который люди освободили от власти, с которой были не согласны. В России массы либо мертвы, либо спят, либо являются пособниками власти. На Майдане я увидел других людей. В Украине я увидел народ».
1284Читайте нас у Facebook
