Только через шестнадцать лет девочки, которых подменили в роддоме, узнали своих настоящих родителей
Эта история давняя и запутанная. У Дуни и Михаила Кольвашенко из села Крутая Балка Новосанжарского района Полтавской области уже росли три дочки. Когда жену везли в роддом, муж предупредил: «Заберу домой только в том случае, если родишь сына». Родилась девочка. «Где три, там и четвертая. Будет кому в старости накормить», -- рассудил Михаил.
У Полины и Александра Колодяжных из соседнего села Вольная Степь подрастал семилетний мальчик Коля. Вторые роды у Поли были очень тяжелыми. Как она завидовала Дуне, с которой лежала в одной палате -- та родила без осложнений. «Надо же, девочка не похожа ни на мать, ни на отца», -- всплеснула руками Марина Петровна Колодяжная, когда невестка Полина возвратилась с новорожденной домой.
Мама запомнила, что девочка родилась рыженькой
Бабушке Дуне 83 года. Замкнутая и неразговорчивая, она молча слушает нашу беседу с дочкой Лидой и зятем Владимиром Семеновичем. Они знают обо всем ровно столько, сколько и она.
-- Маме было тридцать восемь лет, когда она родила четвертого ребенка, -- Лидия Михайловна Дядюченко не может говорить на эту тему без слез. -- Мама запомнила, что девочка родилась рыженькой, но кормить почему-то принесли малышку с черными волосами. «Девочки, вы не перепутали детей?» -- обратилась она к санитарке. -- «Ты что, старая баба, с ума сошла?» -- грубо ответили маме.
«Поля, может, нам детей поменяли?» -- обратилась она тогда к своей соседке по палате. Но та промолчала. Ну, мама уже и не стала никаких претензий предъявлять.
Скандалов из-за цвета волос и внешности девочки в доме не возникало. Старшие все были рыжие, веснушчатые -- точь-в-точь отец. А младшенькая оказалась смугленькой. Родственники решили, что она пошла в род Евдокии, у которой сестры и братья были темноволосыми. В селе, правда, разные слухи ходили. Говорили, например, что Дуня, узнав, что родилась девочка, поначалу отказалась от нее, памятуя условие мужа. Санитарка, то ли незамужняя, то ли бездетная, решила оставить ребенка себе. Но поскольку в тот же день родилась более крепкая и симпатичная девочка, санитарка решила подменить детей -- девочку Колодяжной оставить как отказную для себя, а той отдать слабенькую, рожденную Евдокией Кольвашенко. Потом, дескать, обстоятельства изменились, семья решила забрать девочку, и санитарке ничего не оставалось, как выдать обмененных детей.
Однако Евдокия Андреевна утверждает, что было совсем не так. Путаница возникла из-за схожести фамилий рожениц -- на бирках, которые надевают на ручки детей, стояли только начальные буквы -- «Кол». Вот санитарка их и перепутала.
«Эта смугленькая -- твоя дочка», -- шептали Полине односельчане
-- В девятый класс из восьмилетней школы к нам пришла Рая Колодяжная, -- рассказывает Тамара Харченко. -- Выяснилось, что мы с ней родились в один день, начали дружить. Однажды мы поехали со школьной самодеятельностью выступать в село Вольная Степь, откуда была родом Раиса. Там должен был состояться концерт.
Этот концерт и решил дальнейшую судьбу Раисы и Тамары. «Поля, это смугленькая курносая на сцене -- твоя дочка», -- шептали со всех сторон. У нее от этих слов защемило сердце. С тех пор мир перевернулся. Все эти годы Сашка упрекал ее в супружеской неверности. Время от времени на почве ревности в семье вспыхивали скандалы. И вот Полина и Александр попросили Раю пригласить свою подругу к ним домой. Тамара была такая же чернявая, как мама, и такая же курносая, как папа и старший брат Коля. Генетической экспертизы и не требовалось.
-- Я никогда не чувствовала материнского тепла от Евдокии Андреевны, -- уверена Тамара. -- Помню, она любила повторять: «Дитя нужно жалеть тогда, когда оно спит». Отец не обижал, а вот мама всегда была холодна со мной.
Породниться семьям Кольвашенко и Колодяжных не удалось, хотя они и садились за «стол переговоров». Были предложения оставить девочек в тех семьях, в которых они выросли, но ходить друг к другу в гости. Тогда Александр Колодяжный сказал: «Я своего ребенка нашел, а вы, как хотите».
У Тамары не сразу повернулся язык назвать кровных родителей мамой и папой. Но после того как ей стали запрещать видеться с ними, она твердо решила уйти из дому, в котором прожила 16 лет.
-- Я очень хорошо помню этот день, 12 июля 1973 года, -- говорит она. -- Накануне пошла за советом к своей учительнице, Марии Григорьевне Охрименко. Она стала уверять меня, что все наладится. Но такой совет меня не устроил, и председателю сельсовета я прямо заявила: если мне не разрешат уйти к моим родным родителям, я вообще не хочу жить. Видимо, он передал эти слова Евдокии Андреевне. Когда я вернулась, она мне сказала: «Иди к черту, чтобы я тебя не видела». Михаил Яковлевич, отец, стал возражал. Но наутро мать меня разбудила, дала в руки мешок из-под сахара, в который были сложены кое-какие мои вещи, и велосипед. «Велосипед вернешь», -- приказала. И я ушла в никуда.
Когда Тамара появилась во дворе Колодяжных, мама Поля обернулась и все поняла. Обнявшись, они обе расплакались.
-- Это был день, когда я поняла, что в семье оказалась лишняя, -- говорит Раиса Михайловна. -- В первый же день Полина Мефодиевна дала мне понять, кто теперь в доме главный: отныне я должна была делать все так, чтобы Тамара не чувствовала себя обиженной. С братом Колей я теперь не могла заговорить первой -- она меня к нему ревновала. И Тамара считала, что я выросла в роскоши, а она в бедности, хотя было скорее наоборот. И старалась наверстать свое.
-- Почему же вы тогда не заняли ее места в семье Кольвашенко?
-- Они решили не торопить меня, подождать, чтобы я сама приняла решение. Когда в восемнадцать лет Тамара поменяла фамилию и отчество в документах, Евдокия Андреевна даже пятнадцать рублей мне дала, чтобы я сделала то же самое. Но я не знала другой семьи, кроме той, в которой выросла. Возможно, если бы не была так привязана к вырастившей меня бабушке, Марине Петровне, я бы и предприняла ответный шаг. Но бабушка ни разу не дала мне повода усомниться в том, что я неродная.
Я по-прежнему называла маму мамой, хотя она и начала отдаляться от меня. «Какая я тебе мама? Забудь об этом», -- сказала она мне однажды. Расстроенная, я побежала к бабушке. И та поделилась своими подозрениями относительно моего появления на свет. Бабушка рассказала, что Поля с Сашей жили плохо, что после ссор она часто уходила от него к своим родным. Может, родила дочку не от мужа. Теперь я тоже думаю, что Полина Мефодиевна не была до конца уверена, от кого родила дочку. Иначе почему она молчала в роддоме, когда Евдокия Андреевна забеспокоилась, что поменяли детей? Почему молчала шестнадцать лет, на протяжении которых муж упрекал ее в супружеской неверности?
У Тамары Александровны другой ответ на поставленный мной вопрос:
-- Рая была очень обижена, что ее сразу не признали дочкой. Помню, был такой случай. Уже перед первым сентября поехали мы с ней в Крутую Балку за учебниками -- уже в школу скоро, а у меня нет книг. Приезжаем ко двору соседей Кольвашенко, ставим там велосипеды и идем туда, где я росла. Смотрим, Дуня как раз во дворе. Я стала объяснять, что мне нужно, а она как бросит в нас со всей силы клюку. Мы с Раей -- через забор. Я перепрыгнула, а она зацепилась и гамаши порвала. Долго она потом вспоминала те гамаши.
Прошло уже двадцать восемь лет с той поры. Давно умерли Михаил Кольвашенко и Александр Колодяжный. Перед смертью старый Кольвашенко все ждал Тамару в гости. Стукнет дверь или калитка, он сразу: «Это Тамара пришла». Хотя ее никто в гости не приглашал. Евдокия Андреевна сказала мне, что все эти годы тоже ждала возвращения Тамары.
У новорожденной на ручке висела бирочка с чужой фамилией
Отношения Раисы с настоящими родителями наладились через несколько лет после ее замужества. А до этого у нее произошел полный разрыв с семьей, в которой она выросла, -- сейчас Полина Мефодиевна и Рая даже не разговаривают друг с другом.
-- Когда никто из них не пришел на похороны моего первого мужа, который оставил меня в тридцать лет вдовой, я окончательно убедилась, что больше не нужна той семье, -- вытирает слезы Раиса.
Враждующие стороны пытается примирить Николай. Он изредка приезжает к маме из Лозовского района Харьковской области.
-- Я до сих пор не могу понять, что произошло, -- пожимает плечами Николай Александрович,-- и переживаю за обеих. Считаю, что у меня две сестры.
24 года назад, когда Рая выписывалась из роддома со своей первой дочкой Юлей, история чуть не повторилась. Не безосновательно опасаясь подмены младенцев, она все уточняла у мужа, какой расцветки пеленки он принес, какой -- одеяльце. Ребенок был одет во все принесенное Мишей. Но материнский инстинкт подсказывал ей, что девочка -- не ее. Чуть ли не на пороге роддома Раиса стала разворачивать малыша. У новорожденной на ручке висела бирочка с чужой фамилией. Она и сейчас удивляется: почему у женщины, когда-то выносившей ее из Малоперещепинского роддома, не сработал этот инстинкт?
710Читайте нас у Facebook